фрукты. — Ох, Игорь когда мне рассказал, меня чуть удар не хватил, — оставляет фрукты и подходит ко мне, тоже обнимает.
— Лидия Степановна, — произношу ее имя с нажимом, давая понять, что при сыне лучше не говорить о произошедшем.
Свекровь кивает и отходит обратно к столу раскладывать фрукты в тарелку, а я снимаю с Владика ботиночки и поднимаю его к себе на кровать.
— Мама, я уже соскучился по тебе.
Крепче прижимаю сына, блаженно улыбаясь. Мое счастье, мой смысл жизни. С ума сойти можно от одной только мысли, что я могла больше никогда не увидеть Владика, никогда больше его не поцеловать.
— И я тоже очень по тебе соскучилась, зайчик. Скоро я уже буду дома.
— Ты будешь собирать со мной Лего?
— Конечно, буду.
— Ох, Сонечка, — свекровь отодвигает стул от стола и садится на него. — Что врачи говорят?
— Все нормально, Лидия Степановна, не переживайте. Через пару дней меня выпишут.
— Но их хоть повязали?
— Этого я не знаю.
— Кого повязали? — встревает Владик. — Вы о чем говорите?
Вот же свекрови неймется обсудить мое похищение при ребёнке. Я посылаю ей глазами сигнал свернуть эту тему. Лидия Степановна торопливо кивает.
— Пойду помою фрукты, где тут можно найти воду?
— В конце коридора женский туалет.
Свекровь выходит с тарелкой в руках, оставляя нас с Владиком вдвоём.
— Мам, о чем вы с бабушкой говорили?
— О подвязывании помидоров, — сочиняю на ходу. — Помнишь, как на даче бабушка всегда помидоры подвязывает?
— Ааа. Мам, а бабушка сказала, что меня надо отдать в музыкальную школу. Скажи ей, что я не хочу.
Приподнимаюсь на локте и удивленно смотрю на Владика.
— В музыкальную школу?
— Да, она сказала, что меня надо отдать на скрипку. Но, мам, я не хочу скрипку, я хочу компьютер.
При слове «компьютер» меня словно током прошибает. Я смотрю в лицо сына, ища в нем свои черты, и снова не нахожу. Я пролежала в больнице всю беременность, чуть не умерла во время родов, а Владику совершенно ничего от меня не досталось. У него черные волосы и темно-карие глаза, а теперь еще и неизвестно откуда взявшаяся тяга к компьютерам.
Перевожу взгляд с лица сына на тюльпаны. Сердцебиение учащается до стука в ушах, на позвоночнике проступает испарина.
Неужели Дима действительно жив? Неужели ко мне приходил он?
— Мам, так вы с папой купите мне компьютер? — хнычет, а мне становится еще хуже.
— Сонечка, — в палату заходит свекровь. — Я тут подумала, надо бы Владика отдать в музыкальную школу. А то он все заладил со своим компьютером, а компьютер — это вредно. Пускай лучше скрипке обучится,— Лидия Степановна ставит тарелку с фруктами на стол и разворачивается ко мне корпусом.
Я без сил падаю головой на подушку.
— Мам, скажи ей, что я не хочу, — Владик шепчет мне на ухо.
— Вы думаете, Владик будет скрипачом? — спрашиваю, глядя в потолок, а у самой мысли не здесь. Они снова с Димой и тюльпанами.
— Ну, скрипачом, может, и не будет, но музыкальная школа развивает слух, расширяет кругозор, и все же скрипка полезнее, чем компьютер. Подумайте об этом с Игорем.
— Мы подумаем, — сухо отрезаю.
— Надо будет отдать с сентября, чтобы пошел в музыкальную школу одновременно с обычной. Там будет прослушивание. Но у меня есть знакомая…
— Лидия Степановна, мы подумаем, — отрезаю еще резче.
— А что тут думать? Владика надо отдать на скрипку.
Когда Владик был совсем маленьким, свекровь мне очень помогала с ребенком. Она с удовольствием с ним сидела, укачивала, купала, играла. Сейчас Лидия Степановна тоже тоже всегда готова посидеть с Владиком, если нам с Игорем куда-то надо, но порой ее излишнее вмешательство меня подбешивает. Вот как сейчас. Она теперь не отстанет от нас с Игорем, пока Владик не пойдет в музыкальную школу.
Лидие Степановне 60 лет, но выглядит она чуть старше. У нее пышная седая шевелюра и, на мой взгляд, излишне старомодный стиль в одежде. Но несмотря на чрезмерную дотошность, мне нравится моя свекровь, у нас хорошие отношения.
— Игорь у меня ходил в музыкальную школу, — приговаривает, опускаясь на стул.
— И стал врачом, а не музыкантом.
— Стал духовно богатым. Музыкальная школа нужна именно для этого.
У меня уже разболелась голова, и я прикрываю глаза.
— Мам, ты же не отдашь меня в музыкальную школу? — с испугом шепчет Владик.
Слегка качаю головой, чтобы ему было заметно.
Свекровь проводит у меня почти час. К счастью, больше не говорит ни о моем похищении, ни о музыкальной школе. Обсуждаем ремонт на даче и летний отпуск. В предыдущие годы Лидия Степановна летала на отдых с нами, чтобы помогать с Владиком. Но сейчас ей уже тяжелы перелеты, поэтому в этом году мы поедем без нее.
Расцеловав Владика напоследок еще раз, я отпускаю его со свекровью, а сама ложусь обратно на кровать и снова смотрю в одну точку на белой стене. Взгляд так и порывается в сторону тюльпанов. При каждой мысли, что ко мне приходил настоящий живой Дима внутри все холодеет.
В итоге я решаю выбросить тюльпаны, чтобы они больше не мозолили глаза и не навевали параноидальные мысли о том, что умерший почти семь лет назад человек может быть каким-то образом жив.
Решительно поднимаюсь с койки и подхожу к столу. Достаю тюльпаны из вазы и готовлюсь выбросить их в ведро, сломав пополам, как в дверь раздается громкий стук.
— Кто там!? — рявкаю.
Дверь приоткрывается, и тюльпаны выпадают у меня из рук. Рвано выдохнув, пячусь назад, словно передо мной привидение.
— Привет, Белоснежка, — улыбается, закрывая дверь. — Я смотрю, тебе уже лучше.
Я продолжаю пятиться назад, пока не упираюсь в подоконник. От ужаса волосы на затылке шевелятся. Пытаюсь сморгнуть, но привидение не исчезает.
Передо мной стоит ОН — мужчина из моего прошлого и отец моего ребенка, смерть которого я оплакивала почти семь лет.
— Соня, с тобой все в порядке? — улыбка сходит с лица Димы, и оно становится обеспокоенным.
Я молчу, поражённая тем, что вижу Соболева перед собой живым. Тогда он в несколько шагов преодолевает расстояние между нами и становится
