свой выбор, и я отпустил тебя. Я пошел в армию, отслужил, потом заключил контракт. Сейчас работаю в спецназе. Я был в группе, которая тебя спасала.
Как Соболев узнал, что я больнице, было моим следующим вопросом, но он опередил меня и ответил. Поражает, с каким спокойствием Дима обо всем этом говорит: ты выбрала семью… сделала свой выбор… я тебя отпустил…
Внутри меня все кричит: Я была беременна от тебя, искала тебя, чтобы сказать об этом! А сейчас наш сын называет отцом совсем другого человека!
Если бы не случай с похищением, мы так никогда бы и не встретились, и я бы продолжала и дальше думать, что Соболев мёртв.
— А как ты, Соня? Как твоя жизнь? Чем занимаешься?
Дима предпринимает попытку растянуть губы в непринужденной улыбке. У меня же глубоко в сердце разрастается жгучая обида.
— Почему ты не искал меня?
— А надо было?
Когда я всеми силами боролась за жизнь нашего ребенка, Дима был жив и даже не собирался меня искать…
— У меня все хорошо, — стараюсь произнести уверенно. — Вышла замуж.
Последние слова произношу с особым удовольствием.
Дима издаёт саркастичный смешок.
— Ах, да. Софья Коган. Твой муж достаточно хорош для тебя, по мнению твоих родителей? Они разрешили тебе выйти за него замуж?
Его голос звучит с издевкой. Челюсть снова сжимается, глаза из темно-карих становятся чёрными.
— Да, мой муж достаточно хорош, чтобы выйти за него замуж и родить от него ребенка.
И я снова произношу это с огромным удовольствием, упиваясь реакцией Соболева. Мне хочется сделать ему больно. Так же больно, как было мне, когда я осталась беременной наедине со своим горем.
— Даже так? — выгибает бровь. — У тебя есть ребенок?
— Да, есть. От хорошего мужа грех не родить. Так что, знаешь, семь лет жила с мыслью, что ты умер, и, пожалуй, продолжу так думать дальше. Спасибо, что навестил, Дима. Теперь можешь уходить. Олесе привет.
Но Соболев не уходит. Застыл на месте и прожигает меня чёрным взглядом.
— Уходи, Дима, — повторяю. — И больше не навещай меня. Я замужем, у меня семья. Твои визиты ни к чему.
— А когда я приходил первый раз, ты была очень даже рада.
— Я думала, что мне снится сон.
— Хороший был сон, правда?
Щеки обжигает огнём, когда вспоминаю, как тянулась к нему рукой, как просила обнять меня.
— Во сне ты мужа и ребенка не вспоминала, — едко замечает.
— Уходи, — твёрдо повторяю.
Кивает.
— До свидания, Соня.
— Прощай, а не до свидания.
— До свидания, — повторяет четко, закрывая за собой дверь палаты.
После ухода Димы я еще долго стою на одном месте, как вкопанная. Тюльпаны под ногами беспощадно растоптаны. Так им и надо. Мне даже не хочется поднимать их с пола, прикасаться к ним. Когда-то очень давно я любила цветы от Димы, но не теперь.
Возвращаюсь обратно в постель и еще долго ворочаюсь с одного бока на другой. Нужно решить, что делать дальше. А впрочем… что тут решать? Дима жив, прекрасно, я за него рада. Вот уж что-что, а смерти я ему никогда не желала.
Только у меня теперь семья, и Владик называет отцом совсем другого человека. Я не представляю, как сказать шестилетнему ребёнку, что его папа — это не его папа. Игорь замечательный муж и отец, он делает все для меня и Владика. Он любит моего сына, как своего собственного. Я уверена, что Владик даже в будущем, когда вырастет, никогда не догадается, что Игорь ему не родной отец.
А что касается Димы, то я даже не уверена, нужен ли ему сейчас сын. Мне кажется, для Соболева сообщение о том, что у него есть ребенок, будет таким же потрясением, как и для меня, что Соболев жив. Хотя, безусловно, Дима имеет право знать о существовании Владика. И я честно пыталась ему сказать, искала его. Но… Пусть скажет спасибо Олесе.
Снова и снова прокручиваю нашу с ней встречу. У меня не было ни единого повода усомниться в ее словах, слишком убедительна была эта актриса погорелого театра. Да и разве можно представить, что кто-то решит вот так обмануть? Только непонятно, какой у нее был мотив. Да и какая уже разница.
Я засыпаю глубокой ночью, а утром меня будят следователи. Таки явились допрашивать. Но они приносят мою сумку с телефоном внутри, паспортом и остальными документами, чему я несказанно рада. Не придется теперь бегать по государственным инстанциям и восстанавливать документы.
Я рассказываю все, как было: просто шла по тротуару в банк, когда возле меня резко остановилась машина, из которой выбежал клоун с пистолетом. Следователи уходят, а днем за мной в больницу приезжает Игорь. Меня выписывают, и мы едем домой.
Больше мы с Димой не увидимся, вдруг думаю, заходя в квартиру. Он же не знает, где я теперь живу. И я не знаю, где живет Соболев и как его искать. Ну и к лучшему, убеждаю себя. Нам встречаться ни к чему. Да и у самого Димы вполне возможно есть семья. Ну или просто серьёзные отношения. Не может быть, чтобы он все эти годы был один без девушки.
— Ложись, отдохни, — Игорь подходит ко мне на кухне и обнимает.
— Я належалась в больнице. Надо что-то на ужин приготовить.
— Ничего не надо готовить, я закажу доставку из ресторана.
Уютно укладываю голову на груди у мужа и прикрываю глаза.
— Сонь, надо все-таки психолога…
— Угу, психологическое здоровье так же важно, как физическое, — произношу с иронией.
— Да. Ты получила очень серьезную психологическую травму. Нельзя пускать ее на самотёк.
Сейчас я даже не знаю, что меня потрясло больше: похищение или воскрешение Димы из мертвых. Пожалуй, все-таки второе.
Горло перехватывает от неожиданной мысли, посетившей меня сейчас: я должна рассказать Игорю о том, что Дима жив? Мой муж знает обо мне абсолютно все. Игорю известно, кто настоящий отец Владика и почему я не смогла с ним быть, знает, что нас разлучили мои родители, знает, что Дима «умер».
Так должна ли я теперь сказать мужу, что Соболев жив, и я с ним встретилась?
Из оцепенения меня выводят легкие прикосновения губ Игоря к моей шее. Я отрываюсь от его груди и тянусь
