- …И представляешь? - усмехается Семен, пока рассказывает очередную байку с работы.
Знаете? Он делает вид, будто здесь нет Давида. Будто мы одни. Будто на свидании в дорогом ресторане, который еще даже открыться не успел, и куда он нас затащил под предлогом «перекусить перед плаванием». Ну не бред ли?! Бред, и я вижу, как Давида это бесит. Он вообще не любит, когда с ним ведут себя так — не замечают. Я этого не люблю еще больше. Почему-то сразу в голову приходят мои любимые сказки и злая мачеха. Такой, как Семен, отлично подойдет на эту роль — точно захочет отделаться от моего сына, если у нас завяжутся отношения. Поэтому я его и перебиваю, подняв руку.
- Прости, я тебя остановлю, ладно?
- Что такое? Ты не поняла какие-то термины? Прости, меня иногда уносит в…
Вот козел! То есть я еще и дура?! Мне требуется время, чтобы не плеснуть ему в морду свой холодный чай, но я таки выдавливаю улыбку и киваю.
- Ты считаешь, что это уместная тема для разговора?
- А что-то не так?
- Здесь ребенок сидит. Ему неинтересно слушать про твои победы и…
- Ох, Алиса, он же занят.
- Чем он по-твоему занят? Он все слышит.
- А что ты мне прикажешь обсуждать? Какие машинки нынче в моде?
Боже, дай мне сил не убить этого козла. Выдыхаю еще раз.
- Знаешь, спасибо большое за то, что приехал, но я думаю — тебе уже пора.
- В смысле? А как же озеро?
- Мы и поедем на озеро. Одни. Спасибо за то, что отнял время на дурацкий поход в ресторан, за то, что мы переоделись, но…
- Так, стоп, притормози-ка, детка, - грубо, - Я сюда пер из сраного Питера, ты это понимаешь?
- Разговаривай нормально. Здесь ребенок, еще раз повторяю.
- Да мне насрать! Я…
БАМ!
«Легким» движением руки, тарелка борща падает прямиком на него, а я аж застываю от шока. Давид напротив улыбается. Он мило хлопает глазками, а потом тянет:
- Ой, простите. Я, кажется, и правда слишком маленький. Не справился с управлением.
Нет. Серьезно. И откуда ты такой взялся? Хочу спросить, а потом вспоминаю — чудо ты просто. Мое «невозможное» чудо
.
Глава 3. Нюансы
Примерно так я и попала в ситуацию, достойную какого-нибудь слезливого, романтического фильма. Хотя нет, не так. Что тут плакать? В пору ржать до слез, если двое мужчин - предполагаемых отцов моего сына, которых при этом здесь быть не должно в принципе — вон стоят. Таращатся на меня, как придурки, а я луплю на них в ответ.
Нет, не верю. Такого просто быть не может! Это же что-то из области совершенно дурацкой, даже, я бы сказала, тупой фантастики. Поэтому да, я себя незаметно щипаю — больно. Не сплю. Это правда. Вдруг все вокруг становится таким, каким я видела в своем кошмарном сне, хотя, если честно, такого мне никогда и не снилось. Я часто представляла себе, что встречу Олега, но уж точно не так. В уравнении никогда не было ни Леши, ни этой чертовой Алены-теперь-жены.
- Олег, ну ты чего встал? Проходи уже и…
Голос Алены я узнаю из тысячи, как и ее в принципе, несмотря на то, что теперь она брюнетка и носит каре. А сейчас еще и замирает, вдруг став невольным пленником этой сюрреалистичной мизансцены.
Ее прерывает внезапно ворвавшийся поток светлой, кучерявой энергии — я сразу понимаю, что это Лешины дети, и еще понимаю — да. Он не отец Давида. Они совсем-совсем не похожи, к сожалению. Два мальчишки помладше немногим моего, кучерявые, как Пушкин, а еще светленькие, белесые такие. Леша в детстве был таким же — мой не такой. То есть вообще. И волосы у него темные, прямые, и глаза у него не зеленые, а синие. Чертовы синие глаза…
Ох боже.
- Мальчики, прекратите себя так ужасно вести и…О господи! Алиса?! - Соня заходит следом, а я уже стонать готова от этого полного абзаца — что происходит?!
Нет! Серьезно! Что. Происходит?! Не хватало только…
- Олег, я думаю, что нам…
Конечно. Ну конечно! Последний участник моего кошмара в здании — бывшая свекровь. Она застывает в дверях, а потом смотрит на моего сына — и это, скажу я вам, последняя, чертова капля.
- Давид, мы уходим.
- Но как же десерт?
- Я сказала — сейчас!
Да, подрыкиваю, и да, я знаю, что веду себя абсолютно несправедливо и глупо — нельзя срывать на ребенке свою злость и смятение на него перекладывать, а еще нельзя бежать, раз попалась. По-взрослому было бы сесть за стол и продолжить есть, как ни в чем не бывало, но это выше моих сил.
Я не могу. Извините. Возможно, я совсем не взрослая, возможно, все еще та идиотка, но даже принципиальность и желание доказать обратное не заставят меня остаться в этом проклятом зале…Нет, увольте.
Тяну сына за руку, а второй срываю его рюкзачок — вопит тут же.
- Мам, ну аккуратней! Там же Молния!
Мне некогда объясняться. Я кидаю на стол пять тысяч — следует, естественно комментарий:
- Ты много положила…
Давид, блин! Не сейчас! Хватаю его на руки и разворачиваюсь было в сторону выхода на террасу, а в этот момент Олег делает на нас шаг. Ну нет! Не смей к нам приближаться. Выставляю в него указательный палец и застываю на пару мгновений, тяжело дыша. Он останавливается тоже. Не на меня смотрит — на Давида. Высчитывает? Сравнивает? О боже! Нет!
Срываюсь с места и почти несусь на выход через террасу — он снова наступает. Ты что, придурок?!
- А ну стой на месте! - грозно встревает Давид, вцепившись в свой рюкзак, - Не подходи к моей маме, она не хочет! Я уже одному навалял, у меня сил и на тебя хватит! Стой!
И он снова замирает. Сейчас я даже благодарна за то, какой мой сын сам по себе — я, боюсь, и за сто лет не научусь давать так отпор и останавливать всяких козлов одним взглядом.
Олег
Он так по-взрослому на меня смотрит, что я теряюсь, если честно. Мелкий еще, но взгляд настолько осознанный, прям сразу парализует. Да, вру. Меня бы парализовал любой взгляд моего ребенка, о котором я знать не знал, а теперь вижу, и меня как по башке шарахнули. Такой же диссонанс и потерянность — в ушах еще дико звенит, все кружится как будто. Я только его вижу. Точнее то, как Алиса его уносит — палец, зараза, показывает. Мне. Смотрит ведь точно на меня и выставил, как король, которого несут на руках. Нет, не так. Он гордо позволяет себя нести — ближе к правде. Отвлекается лишь на миг, чтобы схватить с подноса официанта пирожное, бросает ему что-то вроде:
- Она много положила, так что это мое!
И снова выставляет средний палец — Алексей рядом начинает ржать. Это меня немного приводит в чувства. Я на него смотрю зло, даже не скрываю этого, а он лишь улыбается и мягко подталкивает жену к дальнему столику. Понятно, боится, что я что-то ляпну? Правильно делаешь, что боишься. Если надо — еще как. Потому что это мой сын. Я знаю. Мне не нужно считать, не нужно сопоставлять — он мой. Все, что я сейчас делаю, это вспоминаю каждую черту его лица. И ее лица тоже. Особенно то, как Алиса выставила в меня палец — не подходи, убью.
Черт возьми…
В общем, в двух словах, завтрак не задался. Мы только приехали из Москвы, решили зайти, чтобы не готовить. В Туле мы больше не живем, точнее, как? Мы с Аленой не живем, а мама, как посадили моего непутевого брата — еще как. Сбежала из Москвы, чтобы ближе было ездить и передачки ему носить — как по мне просто фантастическая тупость. Я с братом больше не общаюсь. Он злится на меня за то, что я его не откупил, хотя мог. И мама злится. После этого наши отношения сильно испортились, а отсутствие внуков только наложилось. На протяжении шести лет она трахала нам с Аленой мозг, и самое смешное — винила во всем Алису. Я уже заколебался это слушать, поэтому честно? Даже рад, что она уехала обратно домой. Купил ей новую квартиру, теперь она живет хорошо, но далеко от меня, а значит, и я хорошо живу. Как ни печально, но это факт.
Но об этом я сейчас думать не хочу. Вообще ни о чем — только о своем сыне. Давид? Красивое имя. Интересно, какое она отчество ему написала? И что получается? У моего ребенка в свидетельстве о рождении прочерк? Почему она не сказала? Нет, я знаю почему, а все равно злюсь. Как могла скрыть? Как ей такое только в голову пришло?!
