Поддерживала.
А Кобо ругался одухотворенно, заламывал руки, простирал их к потолку и уверял, что видеть меня после подобного кощунства не может и что касаться той пакли, в которую я превратила прекрасную шевелюру, он никогда и ни за что не будет.
И, кажется, не стал.
Не ответил вчера на кучу моих звонков и тонну сообщений.
— Фанчи… — я пародирую её укоризненный тон.
Бросаю взгляд на наручные часы, что не успела ещё снять. Они же показывают шесть, пора поторапливаться, заканчивать собираться и дискуссировать о возвышенном.
— Убогих девать некуда, — ударяя на первое слово, она бормочет сердито.
Встает первая и от моего радостного возгласа морщится, но не уклоняется, даёт поцеловать в морщинистую щёку и обнять. И на мои заверения, что она лучшая, только снисходительно фыркает.
Прячет улыбку.
Колдует над «тремя волосинками», что едва достают плеч, вьются и топорщатся во все стороны, но Фанчи их усмиряет, делает из меня приличную леди.
Как сказала бы пани Власта.
И, возможно, даже одобрительно кивнула бы.
Или нет?
Я подхожу к зеркалу, вглядываюсь придирчиво в отражение, ищу изъяны, ошибки, недочеты, упущения, несоответствия… список, что у меня есть, продолжать можно очень долго. Но ярко-красный наряд, составленный из юбки с завышенной талией и кружевного кроп-топа, сидит идеально, оставляет лишь небольшую полоску кожи.
В рамках приличия.
— Добавь, и будет идеально, — Фанчи подходит неслышно, протягивает бархатный футляр с брильянтовыми серьгами пани Власты.
Фамильными.
И, помешкав, я всё же их беру.
Они уместны, не уступают в своём величии изделиям «Сорха-и-Веласко», не будут выглядеть новомодными дешёвками. Поскольку драгоценности панов из Рожмильта дешёвыми быть не могут, пусть из всех драгоценностей и остались только эти серьги.
Изящные.
Будто невесомые.
Всё же тяжёлые, оттягивают мочки, и к середине ночи, когда всё закончится и можно будет поехать домой, серьги захочется снять вместе с ушами.
— Пора, — Фанчи вторит разнёсшейся по всей квартире трели звонка.
Спускается.
Гремит дверной цепочкой.
И мне тоже пора спускаться, но приступ нарциссизма, как хмыкала пани Власта, меня догоняет, заставляет полюбоваться своим отражением ещё, улыбнуться ему и самодовольно отметить, что причёска получилась не хуже, чем если бы над ней трудился Кобо, и что акцент, выделив глаза, я сделала правильно.
Получила в итоге красавицу, сошедшую с обложки глянца…
— Крайнова! — нетерпеливый голос Любоша раздается снизу.
Обрывает приступ самообожания, подгоняет, и, подхватив клатч, я гордо отстукиваю каблуками по лестнице. Чувствую себя одной из киноактрис, которые тоже спускаются медленно, появляются постепенно в кадре и восхищённые взгляды окружающих ловят.
Я тоже ловлю.
Держу королевскую осанку, поднимаю гордо подбородок и… порчу сцену, достойную Голливуда, гримасой, что, опережая мысли, появляется в ответ на закатанные Любошем глаза, в коих восторг я всё ж заметить успеваю.
— Ты испортил мой торжественный выход, — я сетую.
Преодолеваю уже быстро оставшиеся ступени.
Выстукиваю гневно каблуками.
— А ты испортишь моё выстраданное интервью, если не поторопишься, — Любош парирует невозмутимо.
Отклоняется от возмездия и клатча.
— Я когда-то что-то тебе портила?!
— Машина, замок, нервы?
— Вычеркни замок, он был песочный, а мне было пять, — теперь глаза закатываю я.
Слышу удивленное хмыканье Марека.
Второго визитера, моего спутника на вечер и нашего штатного фотографа, который отрекомендовывается Фанчи как главный фотограф «Dandy».
И по лицу Любоша, стоящего за спиной «главного» фотографа, скользит мимолетная плутовская улыбка. Однако сам он не возражает, молчит, пусть фотографов в штате всего два и холодную войну за именование «главного» Павел с Мареком ведут не первый год.
Соревнуются.
И равенство на радость хитрого лиса Любоша признать отказываются, а первый интриган «Dandy» отказывается определить и провозгласить главного.
Конкуренция его устраивает.
Кладет с завидным постоянством на стол прекрасные фотографии, что вызывают зависть конкурентов и восторг читателей.
— Добрый вечер, — Марек переключает свое внимание на меня.
Чуть склоняет голову.
И я с интересом его рассматриваю, отмечаю благородную горбинку на носу, высокий лоб и зачесанные в низкий хвост чёрные волосы.
Натыкаюсь на ответный любопытный взгляд серых глаз.
Работать вместе нам раньше не доводилось.
— Добрый, — я улыбаюсь широко, протягиваю руку, жму крепко сухую ладонь, — можно Вета, и давай на ты? Терпеть не могу официоз! Он скучен и уныл, а мне и так пришлось заменить зелёные туфли на нюдовые! Моё счастье, что в приглашениях заявлен не White Tie! Там обычно совсем всё чопорно и невыносимо, как на приёме английской королевы.
— Ты была на приёме английской королевы? — Марек изумляется.
Дергается, поскольку я притягиваю его к себе за хвост почти развязавшегося галстука-бабочки, переделываю и по рукам, не давая ослабить «удавку», бью.
— Что… — Марек успевает только выдохнуть, вдохнуть уже сложнее.
Но я в него верю и критичным взглядом окидываю.
— Нет, не была, но там явно нет громкой музыки, не подают Caribou Lou и не приветствуют casual, поэтому мне там будет скучно… Любош, одолжи свой платок… — я перебиваю саму себя, протягиваю не глядя руку в сторону главного редактора.
Шевелю нетерпеливо пальцами.
И после выразительного вздоха шёлковый паше меня отдают.
— … а от слова «протокол» я там окончательно завяну, — мысль я таки заканчиваю, складываю платок, вставлю и края бережно расправляю.
— Где?
— На приёме английской королевы, конечно!
— Крайнова, прекрати сводить с ума людей, — Любош вмешивается.
Посмеивается.
И спиной меня к себе поворачивает, помогает с жакетом, который уже достала Фанчи и который Любош, как истинный джентльмен, у неё забрал.
— Тебя, тиран, я вообще не звала, — я разворачиваюсь обратно к нему, поправляю полы жакета, машу перед его носом указательным пальцем, — манию тотального контроля надо лечить, Мирки.
Не провожать, когда не просят.
Даже если для этого надо подняться всего на один этаж из своей квартиры.
— Ты забыла вчера приглашения, — Любош понимающе усмехается и жестом фокусника оные приглашения вытаскивает.
Отдает.
И до машины провожает.
Открывает заднюю дверь, опережая Марека, но в последний момент удерживает за рукав.
Тормозит.
— Да, папочка? — я вскидываю голову.
Рассматриваю и так хорошо знакомые мягкие черты лица.
Чуть крупные.
Обманчиво простодушные.
— Я вчера наговорил тебе лишнего…
— А я весь вечер думала, какая ты зараза. Надеюсь, тебе икалось?
— Нет, — он тонко улыбается, — прощение и мир?
— Мир, хоть мы и не ссорились.
Любош кивает.
— Удачи, — касается едва ощутимо губами моего лба.
Отступает.
Закрывает за мной дверь черного мерседеса, и замечать беспокойство, пляшущее за стёклами его очков, я не хочу.
Оно раздражает.
Заставляет чувствовать себя немощной и слабой.
Поэтому глаза я закрываю, не смотрю в зеркало заднего вида, где до самого поворота отражается крупная фигура Любоша.
Он же засовывает против правил руки в карманы брюк.
И безотрывно смотрит вслед.
[1] Black Tie — «черный галстук», дресс-код для формальных и торжественных мероприятий, но более распространённый и простой, чем White Tie. Мужчинам следует надеть парадный костюм или смокинг с черным галстуком или бабочкой. Женщины должны быть одеты в вечернее или коктейльное платье, допускается качественная бижутерия. Строгих пожеланий к высоте каблука нет, поэтому 10 см — это придирка одной вредной пани.
Глава 4
Квета
