я понимаю, что ничего не изменилось.
От неожиданности я теряю дар речи. Я просто не знаю, что мне сказать. Привет? Глупо, мы уже виделись. Я тут играю? Это он уже заметил. Да что люди говорят в таких ситуациях? Или нормальные люди в такие ситуации не попадают?
— А это мой друг Тимофей. Мы тут… Вот… Как бы играем, — мямлила я.
Браво, Лена, браво! Ты просто образец красноречия опытного адвоката. Умеешь ты произвести впечатление. Главное, не думать какое.
Ну, почему всегда так? Что за закон подлости? Я все растрепанная, раскрасневшаяся, а он в своем идеальном костюме с безупречной стрижкой. Неожиданно он снимает пиджак и, ухмыляясь, говорит:
— Подержи-ка. Я сейчас покажу как надо.
Я в шоке сажусь на лавочку. Он собирается играть с незнакомым мальчишкой в футбол? Но он идет и играет. Потом пожимают другу руки, мужчины же. Абсолютно счастливый Тимка убегает домой, а мы стоим и не знаем как начать разговор.
— Мне казалось, у тебя нет времени на такие развлечения. Ну там сложные дела, много работы. И уж если отдыхать, то в компании таких же крутых перцев, — я даже слов не могу подобрать. Ну не вяжется у меня весь этот лоск и дворовый футбол.
— Сейчас у нас с тобой одно дело. И у тебя, думаю, тоже много работы. Почему тебе можно делать все, что хочешь, а мне нет? — скалится Дмитрий и протягивает руку за пиджаком, — может выпьем где-нибудь кофе? Расскажешь, где он самый вкусный?
Я протягиваю ему пиджак, и в этот момент понимаю, что на тот безумно притягательный утренний аромат наложился тяжелый, сладкий до приторности аромат блондинки. Это как же об него надо было тереться-то⁈ Хорошего настроения как не бывало. Просто не получилось у него подкатить к одной, можно тогда с другой.
— Кофе только для друзей, Шумский, — я резко встаю и впихиваю этот вонючий пиджак ему в руки.
— Ну что ж. Увидимся, — бросает он и уходит.
— Почему ты здесь? — тихо спрашиваю я ему вслед.
Но он как-то меня услышал и резко обернулся:
— А я вспомнил, как мы на практике здесь парковались…
Но я перебила его:
— Зачем ты приехал в город?
— Так дело же, — он растерянно развел руками.
— В Москве закончились дела о разделе, что нужно ехать за двести километров?
— Да какая разница, если за все платят, — психанул он, — Да и родителей хотел повидать.
Он еще немного постоял, словно чего-то ждал от меня, и ушел.
Конечно, можно было намекнуть, что к родителям и так можно приехать, без необходимости мотаться на кучу заседаний посреди недели. Но к чему? Он явно не хочет отвечать. А главный вопрос, почему он так поступил со мной, я все равно не смогу задать.
Тут я вспомнила, что вообще-то договаривалась встретиться с клиентом и рванула в офис. Мне повезло, что он тоже опаздывал. Я как раз успела сварить себе кофе.
В нашей семье был целый культ кофе. Несмотря на то, что жили мы довольно просто, все, что касалось кофе, было у нас качественным и часто дорогим. Ручные мельницы, медные турки, самые разные сорта. Папа и сам обжаривал. Ну естественно кофе должен быть только свежемолотый. Это было такой важной семейный частью, что кофе стал для меня очень личной историей. Я не могла делится им со всеми. Только для близких, для друзей, для любимых.
Поэтому, когда в кабинет вошел мой дорогой, в прямом смысле слова, клиент Суворов Михаил Алексеевич, сорока четырех лет, успешный предприниматель, и сказал: «Как у вас пахнет! Просто божественно! А можно мне тоже чашечку?», я состроила расстроенные глазки и ответила, что кофе закончился, последняя порция была, увы и ах, но я могу сделать чаю. Чаю он не захотел, и мы занялись делом.
Делом, которое со стороны могло показаться довольно забавным. Два года назад мой клиент влюбился в чистое юное создание по имени Милана. И чтобы не делить имущество с не такой юной и совсем приземленной женой, он переписал почти весь бизнес на честную и бескорыстную Милану, а также забрал деньги с семейных счетов. Любовь не прожила трех лет, и однажды своей собственной спальне Михаил Алексеевич увидел, что если он не справляется с темпераментом молодой жены, то всегда найдутся добры молодцы, чтобы ему помочь. Ситуация эта Михаила Алексеевича разгневала, и он повелел гулящей жене уйти, с чем она пришла.
Только вот точки зрения, с чем она пришла, у них сильно разошлись. Милана бизнес отказалась возвращать, вдобавок пожелала забрать и все остальное, утверждая, что куплено было на деньги от ее бизнеса. В Михаил Алексеевиче горела ревность и оскорбленное самолюбие, в Милане естественная человеческая жадность.
Ну что ж, поиграем в челночную дипломатию.
— Вы должны оставить ее без трусов! Да и зачем они ей? Она их все равно перед каждым снимает, — говорить спокойно о бывшей жене Суворов не может, — вы видели как этого адвокатишку обхаживает?
— Согласна, неприятное зрелище, — подливаю масла в огонь, — думаю если заседания продолжатся, она предложит оставаться ночевать у нее. Кстати, вы видели, кто написал расписки?
— Бандюган этот перекрасившийся. Знаете, чем она расплачивается за помощь? — продолжает бесится клиент.
— Постелью, Михаил Алексеевич, постелью. Но это такая мелочь по сравнению с тем, что он может потребовать потом, — я смотрю на него и грустно улыбаюсь, — Вы и сами понимаете, на что целится он. И что так легко отдаст ваша глупенькая жена.
Тут Суворов не выдерживает и начинает нервно бегать по моему маленькому кабинету. У его бизнеса два направления. Первое — это салоны красоты, которыми в большей степени занимались сначала первая, а потом вторая жена. Второе, любимое детище клиента, сеть автомастерских с автомойками и магазинами.
Сначала он что-то тихо бормочет, но все распаляется и распаляется, и вот уже во весь голос костерит бывшую супругу, ее родителей, всех мужчин нашего города, правительство и страну в целом. Не вижу связи, но когда речь заходит про бывших, логика часто уходит в отпуск. Какая разница как правильно, если больно?
Наконец, он останавливается и с отчаянием говорит мне:
— Вы же обещали мне помочь!
— А я когда-нибудь обещала, что вы получите все? — парирую в ответ
— Нет, — он все еще пыхтит как закипающий чайник
— Тогда вы понимаете, что-то придется отдать. И надо сделать так, чтобы это что-то было вам не жалко. Решайте сами, что вам важнее:
