Генеральная репетиция прошла неудачно. Певица-сопрано, исполняющая одну из главных партий, в слезах убежала со сцены, возмущенно заявляя, что Ксавьер – бессердечный садист. Команда осветителей, которую маэстро ужалил с жестокостью змеи, надулась. Оркестр, отчаявшись угодить дирижеру, проявлял мрачную покорность.
Тэра знала, что Ксавьер чувствует неловкость из-за всего этого. Конечно, он всегда был тираном – блестящим, самоуверенным и властным. Но сейчас этот блеск потускнел, на него легла тень горечи и цинизма. Он завоевал мир, но он бросил свою жену, искалечил и лишил музыкального таланта любовницу, оттолкнул от себя свою единственную дочь. Его преследовало ощущение вины, порождая ненависть к самому себе, которая теперь начала выплескиваться на окружающих.
Он безжалостно подгонял себя. Работал не переставая, ставил перед собой новые цели, искал новые интерпретации. Требовал от всех, кто работал с ним, такой же самоотверженности и наивысшего мастерства.
Тэра села рядом с ним на кровать и погладила его по лицу. С каждым прошедшим годом черты его лица становились все резче, все рельефнее. И в то же время все одухотвореннее. С каждым годом ее все более непреодолимо влекло к нему.
Она наклонилась и поцеловала его в лоб с такой нежной почтительностью, как будто приветствовала исторического героя. Его поразительная энергия и огромные познания в том, что касалось музыки и дирижирования, до сих пор вызывали в ней благоговейное уважение. Она столько получила от него, столь многому научилась!
Она провела пальцами вдоль складок, идущих от крыльев носа к уголкам твердого подвижного рта. Сол слабо застонал. Тэра прижалась губами к его рту. Он открыл глаза. Казалось, он не сразу осознал ее присутствие.
– Все в порядке, – сказала она со слегка насмешливой улыбкой. – Еще полтора часа до спектакля.
– А-а. – Он поднял руку и скользнул ладонью под ее халат.
Пока он ласкал ее, она пыталась понять, о какой из проблем предстоящего вечернего спектакля он сейчас думает. Он всегда обладал способностью заниматься несколькими делами одновременно, делая это с превосходным мастерством.
Он оставался безупречным любовником, став даже еще более утонченным и изобретательным. Но во всем этом появилась какая-то сдержанность, какая-то странная грусть.
Иногда Тэре казалось, что он предпочел бы отказаться от плотских желаний и жить как монах.
Наступила зима. Алессандра должна была подготовить несколько песен для престижного рождественского концерта, организованного ее учительницей пения. Тоска требовала постоянных тренировок для подготовки к конно-спортивным соревнованиям графства, которые должны были состояться на той же неделе. Последнее отнимало у Алессандры гораздо больше времени и сил, чем первое, что вызывало явное неудовольствие Сола.
Тэра в очередной раз везла Алессандру в бедфордширский коттедж, чтобы она могла поупражняться с Тоской. Сидя за рулем автомобиля, Тэра обдумывала, как ей сказать дочери о недавнем предложении Сола поехать всей семьей в горы в окрестностях Зальцбурга покататься на лыжах. Она понимала, как важно для Сола, чтобы Алессандра поехала с ними.
Поколебавшись, она дипломатично начала разговор.
– Когда? – сердито выпалила Алессандра.
– Вероятно, в середине февраля.
– На это время в школе верховой езды запланированы лучшие соревнования. Я не могу пропустить их!
– Это займет всего десять дней, – попыталась убедить ее Тэра.
Алессандра резко повернулась к ней:
– Что за проклятая жизнь!
Повисла колючая тишина.
– Извини, – сказала Алессандра.
Тэра вздрогнула.
– Поезжай ты, мама. Ты же знаешь, я ненавижу мотаться вокруг света.
– Это всего лишь Европа!
– Вам с папой будет хорошо там и без меня, – сказала девочка, отчаянно пытаясь выдвинуть разумные доводы.
Тэра видела, что выражение лица дочери кричало: "Не заставляй меня делать это!"
– Мне кажется, папа действительно хочет, чтобы ты поехала, – тихо сказала Тэра. – Он так мало видится с тобой.
– А кто, черт возьми, в этом виноват? Его никогда нет дома!
– И тебя тоже, – отрезала Тэра.
Алессандра резко отвернулась и уставилась в окно машины.
– На самом деле я ему вовсе там не нужна. Просто ему нравится мысль, что я буду где-то рядом. У него как всегда не будет для меня времени. Ты знаешь, что из этого получится. Ему станет скучно на трассах для новичков, и он будет кататься сам по себе. И вообще, я терпеть не могу лыжи. Это пустая трата времени. Я могла бы эти десять дней ездить верхом.
Тэра понимала, что в словах дочери есть доля правды.
– О Боже! – со стоном пожаловалась она Рейчел, высадив сердитую, красную от злости Алессандру у входа на выгул. – Сколько времени требуется детям, чтобы повзрослеть?
– С тобой это продолжалось с восьми лет и до двадцати одного года, – сдержанно сказала Рейчел.
Тэра размешала сливки в чашке кофе, которую поставила перёд ней мать. Она спрашивала себя, придут ли когда-нибудь они с Алессандрой к той гармонии отношений, которая, в конце концов, установилась между ней и Рейчел.
– Я чувствую себя совершенно беспомощной! – неожиданно взорвалась она, стукнув сжатым кулаком по столу. – Я понимаю, что он не прав по отношению к ней. Но я не могу ничего изменить. И сама веду себя с ней неправильно.
– Вы оба хорошие родители, – сказала Рейчел. Это было, в общем, правдой, принимая во внимание общую невыполнимость родительских задач. – И он очень привязан к Алессандре, он действительно любит ее.
– Ты думаешь, в этом главная проблема?
– Слишком много любви – слишком много требований.
– Да, возможно. История повторяется, – задумчиво проговорила Тэра.
Рейчел часто думала об этом. Но Ричард никогда не был похож на Сола, подумала она. Ричард был прекрасным инструменталистом, преданным музыке, но он никогда не был одержим ею. И он, по крайней мере, делал попытки взглянуть на вещи с другой точки зрения – пусть даже не всегда успешные.
Рейчел была по-настоящему шокирована, когда ее дочь представила ей свою версию отношений с отцом. Она никогда не подозревала о том, что Тэра страдала в детстве от чувства неполноценности по сравнению с умершим братом. Осознание того, что они с Ричардом могли нечаянно стать причиной, из-за которой Тэра потеряла возможность реализовать себя – как музыканта и как личность, – было горькой пилюлей, которую пришлось проглотить.
Но она получила огромную компенсацию взамен. Она эмоционально воссоединилась с дочерью, которую едва не потеряла.
