Войти во вкус было очень… очень непросто. Не сказать даже, что его интересовал какой-то отклик с моей стороны. Так казалось в первые несколько минут безумного траха. Потом его шёпот, слова, которые Мартин выкрикивал отдельно, стали медленно, но верно доходить. «Всё просто» – повторял он. «Высунь язык, дыши носом, глотай». «Вот так, вот так… Всё очень просто» – звучало как песня, как похвала, когда я подавила свой страх и сделала, как он хочет.
Слёзы всё ещё катились из глаз, когда дыхания не хватало, когда головка упиралась в самое горло и, чёрт возьми, пульсировала в нём. Но густое, странное удовольствие таранило мозг, от понимания, что он хочет меня ещё сильнее. Я текла от желания между ног и обливалась собственной слюной, не имея возможности её проглотить. А ещё стонала. Теперь уже бессвязно и глухо. Развратно! Потому что то, что он делал со мной, не вписывалось вообще ни в какие нормы, где уж тут прятаться так неосторожно упомянутой мною религии?..
Кончил Мартин глубоко в рот и, не вынимая члена, смотрел, как я закашлялась. Толкнувшись ещё несколько раз, он резко вышел и, встав на колени, жадно меня поцеловал.
– Как тебе такая игра? – жёстко поинтересовался он, удерживая ладонью за обе щеки разом.
Я оттолкнула его руку и упала на ковёр, обтёрла губы и подбородок воротом рубашки, что валялась здесь же, в ногах. Где-то за головой весело потрескивал в камине огонь, а я лежала и не понимала, на каком свете нахожусь. Голова вдруг закружилась, и я поняла, что это нагнало опьянение.
– Ты ведь просто хотел, чтобы я отстала? – спросила я, разглядывая чёрные балки на белом потолке.
Мартин к тому времени снова сидел в кресле. А я так и лежала… у его ног. Я уже не ждала ответа, когда он прозвучал:
– Я просто хотел. Тебя. В рот.
Я фыркнула от смеха и перевернулась на живот. Голова закружилась сильнее и, кажется, подступила тошнота.
– Мартин, иди ко мне? – позвала я, но он не двинулся с места. – Мартин? – окликнула я, испугавшись, что пропустила момент, когда он ушёл.
Тихий шорох дал возможность вздохнуть от облегчения. Я протянула руку… да буквально в пустоту! А когда Мартин перехватил её, едва не расплакалась от облегчения. Он лёг рядом и крепко прижал меня спиной к своей груди, удерживая поперёк живота. Я не обратила на это внимания, потому что перед глазами плыло, а так я хотя бы не тратила силы на то, чтобы сконцентрировать взгляд.
– Мартин, признайся: ты псих? – совершенно искренне вспомнила уточнить я, когда он с упоением целовал мои плечи, затылок, когда обводил языком каждый шейный позвонок. Было до одури приятно, но из головы не шёл жёсткий секс десятиминутной давности.
Нехотя он отвлёкся от увлекательного занятия, и я успела искренне пожалеть о своём вопросе, но ладонь, что до этого таилась на животе, спустилась, мягко надавила между ног, и сожаление осталось в прошлом.
– Я маньяк, – хрипло прошептал он, прижимаясь губами к самому моему уху. – И как только ты перестанешь меня слушаться, как только запросишься к мамочке, я вырежу твоё сердце.
– Чтобы съесть его? – странно оживилась я, озадачившись этим вопросом.
Мартин смешливо хмыкнул, и стало как-то обидно.
– Нет. Зачем?.. Я буду им владеть. Всю сознательную жизнь я мечтал завладеть чьим-нибудь сердцем.
– А разве для того, чтобы владеть, обязательно его вырезать? – спьяну, не иначе, испугалась я. – Владей моим. Не думаю, что кто-то ещё может поместиться в него, кроме тебя…
Мартин ничего не ответил на это, он наглаживал ладонью мои волосы, перебирал их, теребил, вжимался лицом, чтобы вдыхать аромат. Вот как есть маньяк!
– Уже, наверно, очень поздно?.. – вдруг обеспокоилась я, хотя выбираться из уютных объятий не хотелось.
Моя голова, наконец, отпустила вертолёты, и я смогла самостоятельно сесть. Теперь Мартин смотрел на меня снизу вверх, о чём-то сосредоточенно думал, поглаживал при этом моё бедро. Слишком откровенно для обычной ласки, но больше напрашиваться я не стала.
– Идём спать? – с улыбкой спросил он, а я вдруг нахмурилась, не понимая, это он так зовёт меня к себе или предлагает мирно разойтись по койкам, согласно списку.
– Нет, я, пожалуй, сначала выпью воды, а вот потом мы вернёмся к этому разговору, – предупредила я и, не спеша, встала. Сначала на колени, ну а потом и… да!
Голова вдруг вспомнила, что имеет полное право покружиться ещё немного, а тошнота подступила к горлу, вызывая не самые яркие воспоминания из сегодняшнего вечера. Всё же стоит попросить Мартина, чтобы в следующий раз был осторожнее. Неуверенным шагом я направилась в кухню. После воды стало значительно легче, но графин я на всякий случай с собой прихватила. Проходя через столовую, с тоской осмотрела поле боя: не мешало бы здесь убраться, но… нет, не сегодня! Вот только хмельной мозг и замыленный взгляд не сразу уловили, что столовая сияла безупречной чистотой. Не было ни красных разводов, ни битой посуды, ни моих липких следов.
– Мартин, какого хрена здесь происходит?! – вскрикнула я, стремительно пересекая гостиную.
– Что происходит? – эхом отозвался он, не желая подниматься и как-то ещё реагировать на зов.
– В столовой чисто! – развела я руками, выражая собственное недоумение.
– Это плохо? Можем повторить! – задиристо предложил он и потянул меня за край рубахи. Наглые руки пришлось оттолкнуть.
– Не хочешь же ты сказать, что сам всё убрал?
– Нет, не хочу! – улыбнулся он, уверенно поглаживая мои лодыжки и настойчиво пробираясь к коленкам.
Я отступилась и зло топнула, когда он вздумал ползти следом.
– Тогда кто?
Мартин с недовольным кряхтением поднялся и стиснул зубы. Подозреваю, что от болевого приступа, но ведь об этом говорить вроде как запрещено!..
– Юль, а ты как думаешь, кто в этом доме убирает? – натянуто улыбнулся он.
Чтобы сбить лишние эмоции, пришлось бурно взмахнуть руками.
– Я тебя об этом спрашиваю, а не разгадываю кроссворды!
– Значит, убрал кто-то из прислуги… не знаю… Я сказал, и стало чисто. В чём проблема?
Я опешила и аккуратно поставила графин с водой на кофейный столик.
– То есть мы сейчас в доме не одни? – нахмурилась я, а он выругался сквозь зубы.
– Мы одни! У прислуги отдельное крыло. Там же живёт и Марк. Вход через кухню.
Я вытаращила глаза, а Мартин не позволил мне даже рта открыть.
– Но никто не может сюда войти без особого приглашения, – заверил он, я же только подбоченилась.
– Там у тебя домофон, что ли? Или я поняла верно, и всё держится на доверии? В таком случае ничто не мешает твоей прислуге гулять по дому и…
– Юль, не сходи с ума! – поморщился он и размял переносицу. – В доме камеры… Не думаю, что в посёлке кто-то сможет предложить им такую зарплату…
– Камеры? – шарахнулась я от его протянутой руки, как от огня. – Почему ты мне не сказал?
– А должен был?
Такой постановке вопроса я озадаченно покивала.
– Та-ак… о чём ещё ты не должен рассказывать? Нет, молчи… я сама знаю… – я нервно сглотнула и пьяно хихикнула. – Связь! Ведь не может такого быть, чтобы в доме не было связи! – догадалась я и по взгляду поняла, что попала в яблочко! – И все эти твои походы в горы… Всё это ради чего? Чтобы удержать меня на цепи?
– Юля, ну ты сначала думай, а уж потом говори! – разозлился Мартин.
– Дай мне телефон! – процедила я тоном, лишённым эмоций.
Мартин нервно цокнул, но явно был готов идти у меня на поводу.
– Связи в доме нет. По моей просьбе установили глушилку. Радиус действия шесть километров. Вот и всё.
– А я уверена, что не всё! – процедила я, разозлившись за подобные манипуляции. – Что угодно может случиться! Осторожность осторожностью, но всему должен быть разумный предел.
– Есть спутниковый телефон, но я им никогда не пользуюсь.
– Так уж и никогда! – усмехнулась я, поглядывая на мужчину совершенно иначе, не как пять минут назад.
– Очень редко, – уступчиво согласился он, и я вызывающе хмыкнула, презрительно скривилась.
