я понимаю, что ты сейчас на взводе, я и сам еще не до конца все осознаю, но о какой семье ты говоришь? Никакой другой, кроме как со мной у тебя не будет.
— Это ты супер придумал! Только ты кое-чего не учел! — ядовито отвечаю я на отповедь Воронцова. — Даже если не брать основной фактор против, ты забыл про Эстель!
— А в чем проблема? Ты нравишься Тиль… — хмурится Виктор.
— Ты хочешь подтвердить все ее страхи, которыми ее заботливо снабдила твоя теща?
— Бывшая теща, — в который раз поправляет меня Воронцов.
— Да плевать! После всего, я представляю, как она отреагирует на новость о нашем воссоединении, да еще и о будущем ребенке. Ты псих? Это невозможно.
— Варя, я беру это на себя…
Психанув, я неловко выкарабкиваюсь из кровати за спиной Виктора.
— Ты вообще слишком много на себя берешь.
Опять возвращаюсь на кухню, Воронцов следует за мной как привязанный.
— Да, я виноват. Я понимаю. Но все уже произошло. Ребенок уже есть! Чего ты ждешь от меня? Что я просто закрою глаза на этот факт и самоустранюсь? Тебе не нравится моя идея? Что я могу сказать, ты придумала еще лучше, — Виктор сердится, но старается сдерживаться.
Его взгляд постоянно опускается на мой живот. Почему-то это меня очень сильно смущает.
Мне не нравится смущаться. В этом есть что-то от отношения между мужчиной и женщиной. А сейчас речь идет об отношениях между двумя людьми. Из-за этого я злюсь еще больше:
— Я ничего не жду от тебя. Я не знаю, что делать. Ты говоришь, что понимаешь. Ни черта ты не понимаешь! — сбивчиво выплескиваю я свой гнев на Воронцова агрессивным шипением, которое выходит у меня вместо крика.
Виктор даже немного теряется.
— Ты оставишь ребенка? — глухо спрашивает он.
— Да, — обхватываю себя руками и отворачиваюсь к окну, за которым уже темнеет, а значит, скоро вернутся домочадцы. Нужно успеть закончить этот бесполезный разговор и выставить Воронцова.
— Про Тиль ты права. Нужно с ней поговорить, но ты сказала… есть еще фактор против, — напряженный вопрос Виктора ввинчивается в мозг.
Серьезно? Он правда не понимает?
— У нас не выйдет семьи. Ты уже пробовал брак по залету, и должен это понимать. Двое чужих друг другу людей не становятся семьей от того, что у них в паспорте появляется штамп, или потому что они живут под одной крышей.
— Чужим? Ты считаешь меня чужим? — Воронцов встает за моей спиной. Я чувствую его всего, хотя он даже не прикасается ко мне. От него всегда идет волна жара. Как можно быть таким горячим? И идиотом?
— Нас ничего не связывает. Мы из разных миров, — сглатывая ком в горле, говорю я. — Ты вряд ли станешь частью моего мира, а я не уверена, что хочу вливаться в твой. Ты сам, твое окружение… Друзья, которые считают нормальным влезть в чужую жизнь, анонимы, следящие за мной, теща, которая довела до срыва собственную внучку, не пожалела. Ты думаешь, я такого хочу для своих детей?
— Егор хотел помочь. Он больше не полезет. А Ирина… Я уже урезал ее содержание, вот она взбесилась. Моя служба безопасности уже установила, что именно она прислала мне эти фотки. Дура. Мы поговорили с Галей…
При имени его бывшей жены у меня что-то царапает внутри. Я не хочу знать, зачем они разговаривали, но гордость мешает мне сказать об этом вслух, и Виктор договаривает:
— Она не была в курсе этой самодеятельности. Да, так случилось, что Галя не слишком привязана к Тиль, но и зла ей не желает. Ей очень не понравилась выходка матери, и она согласилась пересмотреть соглашение. Теперь Ирина сможет видеть Эстель только раз в месяц и в моем присутствии.
— Зачем ты мне это рассказываешь? Допустим, все так и будет. Но не никакой гарантии, что Ирина не захочет напакостить мне или ребенку. И вообще… О чем мы говорим? Это все глупо и бессмысленно.
— Варя, мы говорим о том, что у нас будет ребенок. И я бы хотел его воспитывать. Вместе с тобой. Ему нужен отец. Как и Тимке. Почему ты мне сразу же ничего не сказала?
Горько хмыкаю.
— Во-первых, я понятия не имела, кто отец Тимошки, и уж тем более его дядя. А когда узнала… вступило в действие во-вторых… — я резко оборачиваюсь к Воронцову, между нами всего несколько сантиметров, и воздух почти трещит от напряжения. — Ты себя хорошо помнишь? Как ты себя вел в чем меня подозревал? Откуда бы у меня возникло желание с тобой делиться? И я боялась, что ты отберешь Тимку.
Губы Виктора кривятся.
— В твоих глазах я настолько плох?
На самом деле, нет, но я молчу.
— Посмотри на меня. Варя.
Поднимаю взгляд и вижу потемневшие глаза под сдвинутыми бровями.
— Я не подарок, но вовсе не такой монстр, которым ты меня представляешь.
— В том-то и дело, — охотно соглашаюсь я. — Я тебя вообще не знаю. Сколько мы знакомы? Месяц?
— Может, дело в том, что ты не хочешь знать? А, Варя? Я вот знаю, какие конфеты и цветы ты любишь, в какой позе тебе нравится спать, что ты выковыриваешь морковку из винегрета, что у тебя третий размер груди, что ты предпочитаешь мелодрамы, и что тебе хорошо со мной в постели, — каждое слово падает на меня, как камень. — А что обо мне знаешь ты? Может, для начала надо хотя бы попробовать?
— Ради чего? Ради ребенка? — печально усмехаюсь я.
— Ради себя, Варя. Ради себя. Я люблю детей и хочу, чтобы у меня их было много, но я бы не стал связывать себя с кем-то лишь ради этого. Ты сказала, поступки говорят громче слов. Так какого хрена ты не обращаешь на них внимания? Чего ты ждешь? Разговора о чувствах? Так ты слышишь только то, что хочешь, а остальное пропускаешь мимо ушей. Поверь, я умею красиво врать, но не стал. А то, что я сказал, ты обесценила. Какая-то игра в одни ворота. Для танго нужны двое. Мне надоело быть чудовищем.
Как же жалят его слова.
Трудно сказать, сколько в них истины, но даже если чуть-чуть…
— Уходи, сейчас мои вернутся, — прошу я.
— И что? Я стыдный секрет? — сарказмом сочится тон Воронцова.
— Нет. Но я еще никому не говорила. Даже маме. И я бы хотела сделать это без тебя.
— Опять без меня? Все без меня.
— Я прошу тебя. Мне и так… непросто.
— Все время меня
