Куртку — прямо на голые плечи.
Хорошо, что джинсы, хоть и домашние, приличные даже для выхода на улицу.
Прыгаю в машину.
Я знаю этот ресторан, это я сводил туда Дину первый раз, и теперь она решила перетаскать туда всех своих подружек.
Хорошо, что это всего в паре кварталов от моего дома, и с момента, когда Дина прислала мне фото, и до момента, когда притормаживаю на стоянке, проходит минут тридцать.
Внутрь меня, конечно, в таком виде не пустят.
Но мне по хрен — через прозрачные огромные окна-витрины хорошо вижу стол, за которым сидит моя Лисица и этот старый конченый бугай.
Что, Лисица, решила завести себе богатого папика?
Ему ты сразу дала? Не выебывалась? Не играла в целку-недотрогу?
Я давно бросил курить, но, когда мимо проходит стайка малолеток хрен поймешь какого пола, стреляю у них сигарету. Прикуриваю у той, что с розовыми — как когда-то у Алисы — волосами. Игнорю ее попытку завязать знакомство.
Затягиваюсь так, что в легких не остается кислорода — только дым.
Это любовь?
Вот эта херня, когда не знаешь, что творишь и зачем, когда просто срываешься без цели, когда караулишь свою бывшую, словно задрот?
Когда хочется выхаркать из себя все чувства к ней, как раковую опухоль, но понимаешь, что жить без этой херни просто не сможешь и целее не станешь?
Нервно смеюсь, выкашливая горький дым дешевого курева.
И чуть не пропускаю момент, когда дверь ресторана открывается — и Алиса выходит на улицу, зябко кутаясь в легкое пальто. То, которое мне никогда не нравилось, но из которого она упрямо не хотела вылезать.
Мы смотрим друг на друга сразу, как будто нас притягивает внутренними магнитами.
Моя Лисица не выглядит удивленной, как будто я примчался не по своей воле, а потому что она что-то нашаманила.
— Март, — без удивления в голосе.
С улыбкой.
Вежливо.
Как голову с плеч.
Я непроизвольно дергаюсь от звука ее голоса.
Никогда так не было. Все женщины, даже те, которые задерживались в моей жизни на год или больше, уходили из моей головы легко, как кальянный дым. И случайные встречи потом не трогали ничего ни в душе, ни в сердце.
Алиса была в моей жизни, кажется, самой странной женщиной.
У нас с самого начала все было не так, все шло через пень-колоду, и мы спотыкались на тех вещах, о которых я до встречи с ней часто даже не задумывался.
Она должна была просто выйти из меня, как алкоголь после не очень удачной гулянки, не тронув ничего, не задев ни одну струну, если уж шпарить высоким слогом.
Особенно после того, как призналась, что изменяла мне с мужиком… который годится ей в отцы.
Я смотрю в ее огромные зеленые глаза и понимаю, почему некоторые мужики впадают в дурную агрессию и хотят забрать своих бывших любой ценой.
Мне нужна моя Лисица.
Но я не знаю, как простить ей то, что она сделала.
Подхожу к ней сам, четким рваным шагом, и чтобы не придушить, нервно сую ладони в карманы куртки. От нее пахнет так же, как всегда — чем-то медово-терпким, особенным, как будто ее кожа выделяет нектар, на запах которого «встают» все мои рецепторы.
— Ты трахалась с ним, когда привозила меня к родителям? Когда я жал руку этому хую-переростку — уже трахалсь с ним, Лисица?
Не говорить же ей, что скучаю без нее, что каждый день пересматриваю ее фотки, пересматриваю наше интимное видео, где она голая на мне сверху, раскрепощенная и невинная одновременно, и в моей жизни вряд ли когда-нибудь снова будет женщина, умеющая быть и скромницей, и распутницей.
Алиса просто качает головой.
Это да или нет?
Это пренебрежение, ответ на отъебись?!
— Что ты здесь делаешь? — Она осматривает меня с ног до головы, немного хмурится, когда становится понятно, что на мне даже для теплой весны не слишком много одежды. — Простудишься.
Я делаю еще шаг к ней.
Ее запах душит, как удавка на шее.
С силой сжимаю кулаки в карманах.
— Такая забота, — язвлю, как последний дурак. И самое смешное — понимаю, каким долбоебом выгляжу со стороны. Будь на месте моей Лисицы какая-то стерва — уже бы давно подняла меня на смех. — Даже странно, она не помешала тебе изменять мне со старым козлом.
— Ты приехал чтобы ругаться? — Она выглядит озадаченной, как будто я вдруг начал доказывать ей какую-то сложную теорему.
— А ты думала зачем? Возвращать?! — Нарочно кривлюсь, как от горького. — Ты точно сумасшедшая, если так думаешь.
Отпираться, что я здесь случайно, учитывая мой внешний вид, просто смешно. Еще смешнее, чем приехать, чтобы спросить, когда она начала трахаться с Миллером — до того, как трахнулась со мной, или уже потом. Это как будто пальма первенства в тяжелом забеге, которую я получил, поставил на видном месте и холил и лелеял, а потом узнал, что все это время первым к финишу пришел другой.
И что делать с этим дерьмом — я не знаю.
Выкинуть с полки трофей в фальшивой позолоте куда проще, чем живую женщину из своей головы. Особенно, когда она такая… словно ей срать на все это — и наши отношения что-то значили только для меня одного.
— Да, я точно сумасшедшая, — спокойно, как будто даже безразлично, пожимает плечами Лисица. — Всегда думала, если мужчина приезжает топлес в мороз, чтобы сказать женщине, как он ему безразлична — это про любовь. Но я вообще люблю думать о людях лучше, чем они есть на самом деле.
Это почти как пощечина, только сильнее и прямо по внутренностям.
Как будто сунула мне руку в грудину и сжала сердце ледяными пальцами.
С хуя ли я стал таким романтиком?!
Что вообще творится в моей голове, где же мой хваленый контроль и пофигизм?
Голос разума орет, что нужно просто сваливать, даже если это будет еще более странно, чем приезд сюда, но я словно прикручен ногами к земле — ни шагу вообще никуда.
— Встречаешься с Диной? — Алиса совсем немного приподнимает бровь. Это не то, чтобы удивление по поводу наших отношений. Скорее — недоумение, почему после всех тех вещей, которые я о ней говорил, мы с Диной снова вместе.
— Нет, блядь, — вру, но убедительно.
— Нет? — теперь уже откровенная насмешка.
— Нет! — еще злее в ответ. — Ты как обычно додумываешь всякую херню!
— Вы не встречаетесь, но общаетесь достаточно близко, чтобы ты стал первым, кому она отправила мои фото из ресторана? Это настоящая дружба.
Я все же вынимаю руки из карманов, тянусь к ее плечам, чтобы сгрести в охапку, но в этот момент на заднем фоне появляется рослая фигура Миллера.
Ее любовника.
И меня скручивает намертво, словно раскаленную кочергу, опрокинутую в ледяную воду.
Глава шестьдесят вторая: Сумасшедшая
Я боялась, что Дина отправит фото жене Бармаглота, но все оказалось намного хуже, потому что вместо разъяренной Милы на пороге ресторана меня поджидает… Андрей.
Он немного взъерошен, в не зашнурованных ботинках и джинсах, которые мне так нравилось с него снимать, когда мы вдруг случайно пересекались взглядами из разных концов комнаты и тянулись друг к другу, чтобы поскорее стащить одежду.
Зато почти полностью избавился от бороды, и в колючках щетины хорошо видны его губы — полные, немного крупные, как для мужского лица.
Замечаю, что он курит.
Я заметила, что он курит, хоть выбросил сигарету на автомате, когда мы увидели друг друга.
Давно начал?
Или он курил?
Странно, что я не помню таких подробностей, зато хорошо помню, как темнеют его глаза, когда злится. И сейчас на меня смотрят два бездонных провала, куда мне страшно снова провалиться.
Хорошо, что, когда Андрей как будто собирается меня обнять, появляется Бармаглот.
Я просто чувствую его за своей спиной. Хоть этот мужчина умеет двигаться удивительно тихо для своего роста и комплекции.
