волосы муж, оборачиваясь ко мне. — Слушай, я не хочу это обсуждать, но с моей стороны был один непорядочный поступок по отношению к нему. Тимур и сам не образец добропорядочности, но все же, я перешел границы и меня самого это гложет, хотя я никогда и ни за что не извинюсь перед ним за это! Между нами в принципе невозможны отношения свояков.
— Потому что ты все еще злишься, что он украл у тебя Лялю? — спрашиваю я, затаив дыхание, потому что других причин недолюбливать Тимура у него нет.
Мурад открывает рот для ответа, но останавливается и испытующе смотрит на меня.
— Что она тебе рассказала, Самира?
— Многое, — не скрываю я. — И про тот непорядочный поступок тоже. Ты все еще не можешь забыть ее, Мурад?
Я жду ответа, даже не дыша, одновременно боясь и желая правды.
— Я давно забыл ее, — раздраженно отвечает муж. — Но я не забыл ничего из того зла, что твоя семья причинила мне. Ты зря надеешься, что мои отношения с Тимуром или с твоим отцом когда-нибудь станут лучше. Я могу вести себя вежливо и проявлять уважение при встрече, но на этом все. У меня нет никакого желания сближаться с ними. А ты… Я не хочу видеть тебя рядом с ним, поняла? Ты можешь общаться с кузиной и их детьми, но Тимур… Не оставайся с ним наедине, не езди в одной машине, ничего, что дало бы мне повод волноваться, Самира. Ты меня поняла?
— Это абсурд! — возмущаюсь я. — Как ты вообще смеешь подозревать меня, даже если так случится, что мы окажемся где-нибудь наедине с Тимуром?
— Я не подозреваю тебя, но ему доверия нет, Самира! — зло отрезает Мурад. — Он чужой мужчина, ты в любом случае не должна допускать таких ситуаций.
— Я и не допускаю! Как вообще мы свернули к этому, Мурад? Я всего лишь хотела, чтобы ты при людях не вел себя, как будто встретился с прокаженными при виде моей кузины и ее мужа. Если ты перекинешься с ними парой слов и постоишь рядом, ничего не случится. Если помнишь, именно я бросила Тимура и он уж точно давно меня не интересует, чего я не могу сказать о тебе и Ляле. Это мне нужно волноваться, раз уж даже Луиза не была уверена в тебе.
— Ты просто переводишь стрелки! — злится Мурад. — Перестань манипулировать, черт бы тебя побрал! Ты прекрасно знаешь, что я и не смотрю на других женщин, и все равно находишь повод обвинить меня в чем-то! Да я бы в жизни не женился на тебе, языкастая ведьма, если бы не любил!
— Любил? — недоверчиво смеюсь я. — А что же тогда ты обращался со мной, как с вторым сортом? Как удобно заявить сейчас, что ты меня любишь, когда я приперла тебя к стенке. А раньше что не говорил? Да потому что ложь это все!
— Боже, ты невыносима! — рычит он, мечась по комнате, как тигр в клетке. — Ты сама себя слышишь, женщина?! К какой это стенке ты меня приперла? Чем? Боже, дай мне терпения! Да ты любого с ума сведешь, жить не можешь без скандала на пустом месте, да?
— Я?! То есть, у тебя, как всегда, я одна во всем виновата? Думаешь, у тебя характер сахар, Мурад? Да ты начинаешь меня оскорблять при каждом удобном случае! Твердолобый болван! Стерва в мужском обличье!
— Не доводи меня, Самира! — сжимая кулаки, предупреждает Мурад.
— А то что, побьешь меня? — все больше распаляюсь я. — Ну давай, раз словами не можешь доказать свою правоту. Что еще остается?
— Я женщин не бью, даже таких стерв, как ты, — мрачно говорит он, направляясь к двери. — Не иди за мной, Самира, не доводи до греха!
— Ой-ой, очень надо! Давай, иди в свой кабинет и думай там, где ошибся. Может быть заставлять меня выходишь за тебя было не такой уж хорошей идеей! — кричу ему вслед, но он уже включил игнор, закрывая за собой дверь и оставляя меня плакать в одиночестве из-за этой глупой ссоры.
Глава 30
Черт, как же она бесит! Ненавижу, когда в Самире просыпается незрелая стервозина, но пытаться каждый раз быть понимающим и прощать ее сложно, когда она несет откровенную ересь. Нашла причину поругаться! Иногда мне кажется, что она энергетический вампир, которому хоть раз в месяц обязательно нужно на кого-то сорваться и поскандалить. И кто удостаивается этой чести? Конечно же я.
Вот что ей нужно? Я и так уступаю ей чаще, чем кому-либо в своей жизни. Потому что женщина. Своя, любимая. Но нет, хочет на голову сесть и ножки свесить! У-у-у, ведьма!
— Мурад, ты там? — начинает скрестись в дверь кабинета через полчаса.
И голосок такой тоненький, ну просто сама невинность! Однако, я еще недостаточно остыл, чтобы вестись на очередную манипуляцию.
— Иди спать, Самира, — отрезаю строгим тоном, но, когда она меня слушала?
Открывает дверь и заходит внутрь, все еще в моей рубашке, с заплаканным лицом. Такая несчастная, что я невольно смягчаюсь. Подкаблучник! Мнется у двери, ожидая моей реакции, и не получив ее, решительно идет вперед, пока не доходит до моего кресла и нагло плюхается мне на колени.
— Мурад…
— Что? — не обнимая, но и не сталкивая со своих коленей, спрашиваю я.
— Я тоже тебя люблю, — обезоруживает одной фразой. — Прости меня, я сглупила.
И как вот на нее злиться, если внутри я растекаюсь, как кисель от нежности? Сразу же. Хочется ее обнять, прижать к себе и успокоить. Сказать, что никто мне не нужен кроме нее. Но разве она поверит? Говорил ведь, и не раз.
— Что мне с тобой делать, Самира? — спрашиваю с отчаянным вздохом.
— Понять и простить? — глядя на меня снизу вверх улыбается она.
Так обезоруживающе, что не могу. Хватаю в охапку и прижимаю к себе, зарываясь лицом в уже распущенные волосы с обреченным стоном.
— И все-таки, ты ведьма, зараза мелкая!
— Ну, может быть временами, — не отрицает нахалка, целуя меня в подбородок. — Просто твоя
