– Да, пожалуй.
– Ну а ты, Молли. Ты просто ух! Не могу поверить своим глазам. Ведь когда я видела тебя в последний раз, ты была еще ребенком.
Молли обернулась и расплылась в улыбке.
– Я помню, – ответила она. – Ты тогда грохнулась в обморок.
Почувствовав, как ребенок внутри толкнул ее ножкой, Бет ахнула и машинально прижала к животу руку.
– Господи, откуда ты узнала? – спросила она.
– От мамы.
Интересно, подумала Бет, что еще Мэган рассказала дочери. Похоже, Молли знает все. Если честно, Бет ожидала встретить прохладный прием. Но у племянницы был такой вид, будто она искренне рада их встрече.
– Ты уже выбрала ей имя? – полюбопытствовала Молли, когда Мэган позвонила в дверной звонок.
– Пока не знаю, – ответила Бет, любуясь атласной кожей, пышными ресницами и идеально правильным носиком племянницы. – Я думала о чем-то старомодном. Например, Агнес. Может быть. Или Мод.
– Понятно, – вежливо откликнулась Молли. Бет заглянула в грязное стекло задней двери дома.
– Там кто-то есть?
– Да, – ответила Мэг. – Отец.
– Отец?!
– Да, он сейчас здесь живет.
Бет растерянно заморгала. Ей такое и в голову не могло прийти.
– Один?
– Да, – сказала Мэг. – Один. Я не против, – поспешила добавить она. – Пусть живет, если ему нравится.
Бет кивнула и снова заглянула в заднюю дверь на кухню.
– Ты точно знаешь, что он там? – сказала она, чувствуя, что пауза затянулась.
– Да, – ответила Мэг все тем же слегка нетерпеливым тоном. – С верхнего этажа на нижний не так-то легко попасть.
– Ты все сама увидишь, когда мы войдем внутрь, – сказала Молли.
Наконец дверь открылась, и Бет увидела отца, в грязноватой футболке и шортах. Его тощее старое тело было сплошь покрыто татуировками. Когда Бет их увидела, ее едва не стошнило. Господи, какое уродство! Давай, вперед, напомнила она себе, пошевеливайся, действуй.
Она улыбнулась и позволила отцу обнять себя.
– Бет! – радостно охнул он.
– Привет, папа! – отозвалась она.
– А это кто? – спросил он, положив руку ей на живот.
Бет улыбнулась самой себе.
– Пополнение твоих внуков, – ответила она.
– Внучка, – уточнила Молли.
– Верно, – подтвердила она. – Внучка.
Колин перевел взгляд на Мэган, затем снова посмотрел на Бет. Неожиданно его глаза наполнились слезами, и он расплакался.
– Моя чаша переполнена, – сказал он.
Бет вспомнила тот, последний, раз, когда они вот так стояли вместе, втроем. Вспомнила боль, обиду и злость, которые в тот день определяли ее поступки. Тогда она была готова взорваться. Теперь же она была спокойна. Она ощущала себя сильной. Она и ее огромный живот. Она и ее малышка, которая наконец сделала ее нормальным человеком.
– Ты старый идиот, – сказала Мэг Колину. Тот улыбнулся.
– Заходите, – сказал он, театральным жестом приглашая их войти. – Добро пожаловать в мою скромную обитель.
Бет не сразу поняла, куда попала. Это определенно была кухня. Но она почему-то стала как будто раза в четыре меньше. Дальше высилась стена каких-то вещей. Правда, к стене был пробуравлен узкий проход. И больше ничего. Бет обернулась и вопросительно посмотрела на сестру.
– Это?..
Мэг кивнула.
– Он самый, – ответила она. – Единственный проход в остальную часть дома. Вчера утром не было даже его. – Она указала на дверной проем. – Видишь теперь? Ты видишь, что внутрь тебе не войти?
Бет беспомощно кивнула.
– Так что, думаю, придется поставить тебя на сортировку. Мы будем передавать тебе вещи, а ты будешь их сортировать.
Бет снова кивнула.
– Послушай меня, – сказала Мэг. – У нас всего несколько дней. Тебе придется быть безжалостной. Ты понимаешь меня? По-настоящему безжалостной. Нам не до сентиментальности. Если вещь не представляет ценности, если это не документ, фотография или что-то стоящее денег, это следует отправить на свалку. Поняла?
Бет кивнула, но тотчас спросила:
– А как же?..
Казалось, Мэг была готова испепелить ее взглядом. Бет даже отпрянула.
– Ничего, – сказала она с нервной усмешкой. – Я понимаю.
– Ну и отлично.
В саду они выпили кофе с круассанами, купленными в местной кофейне, а заодно обсудили вероятность присутствия мышиных фекалий. Было решено, что Бет наденет латексные перчатки. (Среди прочего хлама таковых, разумеется, обнаружилась полная, еще не вскрытая коробка.) Затем поговорили об ужасных подробностях, которые им сообщил коронер, и о том, как лучше провести похороны. И наконец, поговорили о Лорелее, ее ноутбуке и загадочном Джиме.
Ярко светило солнце. Над кустом зверобоя кружили пчелы. На рукав куртки Молли присела голубая бабочка. Все восхищенно ахнули. Было прекрасное весеннее утро. Бет отказывалась верить в то, что она дома, с сестрой и отцом. Ей казалось, что она больше никогда их не увидит. Она и не планировала когда-нибудь их увидеть. И вот они все вместе.
Увы, они избегали говорить о тех вещах, о которых требовалось поговорить. Они не говорили о Билле. Они не говорили об отце ее будущего ребенка. И все это время за их спинами был дом Лорелеи с залежами бесполезного мусора и стенами, возведенными из стопок старых газет. Дом терпеливо и слегка зловеще ожидал, когда они расчистят его забитые артерии и вынесут наружу погребенные в нем тайны.
Мэган казалось, что она вот-вот взорвется вопросами. Вопросы эти были сродни крошечным хлопушкам, чей треск был приглушен мягкими подушками. Она с трудом узнала стоявшую перед домом сестру. Бет выглядела такой солидной. Такой цветущей. Темные волосы, тусклые и ломкие, когда она видела Бет в последний раз, теперь сияли здоровьем; кое-где поблескивали мелированные пряди. Кожа стала упругой и гладкой, словно у молодой девушки.
Мэган была вынуждена напомнить себе, что Бет уже тридцать восемь. Почти сорок. Не ребенок. Не то болезненное хрупкое создание, которое в прошлые годы теряла сознание на диване. А живот! Такой огромный, такой гордый. В нем ребенок, это чудо новой жизни. Но откуда ему, черт возьми, там быть? При всей ее сногсшибательной внешности, больших сиськах и траханье с ее мужем, Бет всегда казалась Мэган какой-то асексуальной. Как ее отец. Оба темные лошадки.
Ей раньше и в голову не приходило, что у Бет может родиться ребенок. Потому что Бет всегда сама была ребенком. Этакая послушная кукла в плаще в розовый горошек. Даже Билл сказал, что она нисколько не соблазнительна как женщина. Ни на йоту.
И вот теперь она здесь, с этим огромным животом. И при этом такая соблазнительная.
– Где ты была? – едва не закричала она. – Чей это ребенок? Почему ты решилась стать матерью? Где ты пропадала так долго? Что делала, чем занималась? Кто ты сейчас?
Заметив, что Бет смотрит на ее обручальное кольцо, она машинально убрала руку. У сестры явно было к ней много вопросов. Но нет, с ответами на них можно подождать. Сейчас куда важнее перебрать залежи материнского хлама.
Колин на час ушел из дома и вернулся с четырьмя огромными картонными коробками.
– По одной на каждого из нас, – пояснил он. – Для тех вещей, которые мы захотим оставить себе.
Мэган смерила его подозрительным взглядом. При одной только мысли о том, что хотя бы что-то из этого заплесневелого хлама вернется в ее дом, в ее храм девственной чистоты, ей сделалось дурно. Однако вскоре она поймала себя на том, что время от времени бросает что-то в свою коробку. Вскоре там уже лежали набор из четырех мисок для мюсли в симпатичных пастельных тонах, суповой черпак в стиле ар-нуво с розочками на ручке, четыре пачки красных бумажных салфеток (идеально подойдут для званых обедов), простая стеклянная ваза бирюзового цвета и симпатичная лопаточка для разрезания тортов.
Бет также нашла кое-что для себя: пару мозаичных ваз, набор ножей для рыбы в выстланной бархатом коробке, отороченные кружевом салфетки, подгузники для новорожденных, несколько упаковок розовых ползунков, муслиновые пеленки и коробку абсолютно новых бутылочек для детского питания. Молли отложила для себя кое-что из аляповатой бижутерии, старомодные солнечные очки, свечи, темные колготки, связки разноцветных резинок для волос и фотографию котенка в рамке, о которой она сказала так – «просто жуть какая-то». Они вновь наполнили с верхом два контейнера для мусора, свалив в них главным образом газеты, поломанную мебель, просроченные продукты, провонявшие вещи и горы прочего ненужного барахла.
В перерыве они попили холодной воды и немного позагорали в саду. Как обычно бывает в таких случаях, как только мысли сосредоточились на данном конкретном деле, стала ясна его суть и то, как с ним можно справиться. Понемногу, шаг за шагом. Они пытались не думать об истинных масштабах стоявшей перед ними задачи, куда важнее были просто каждая коробка, каждый ящик, каждая сумка, каждый кухонный шкаф. Это значительно все упростило, а главное, они больше не видели ничего странного в том, чем они здесь заняты.
