Он прячет кольцо в ладони, собирается откинуться на спинку кресла, но я покашливаю возмущенно.
— Подарки не забирают, — изгибаю бровь. — И это кольцо… Оно намного ценнее бриллиантов последней коллекции, — вновь протягиваю руку. На этот раз Вадим действует быстрее. И вот уже на моем пальце красуется синее сапфировое сердце. — Ничего не хочешь сказать мне? — закусываю губу в ожидании.
Специально будоражу Шторма, провоцирую. Но в то же время горю сама.
— Выходи за меня? — на выдохе.
— Я думала, ты и так все решил, — прокручиваю колечко на пальце, поглаживаю камень. — Просто готовые документы мне принесешь. И свидетельство о браке. Задним числом оформленные.
— Да что ж ты такая язва сегодня, — нервно хмыкает Вадим и делает глоток воды. — Нет, я хочу, чтобы ты приняла осознанное решение. Сама захотела быть со мной.
— Зачем? Ты же берешь все, что пожелаешь, — пожимаю плечами.
— Не в твоем случае, — звучит хрипло.
— Почему? Что со мной не так? — «ковыряю» обледеневшего за всю жизнь Шторма, пытаясь докопаться до его чувств.
— Потому что тебя я люблю, — наконец, капитулирует он. — Настолько, что для меня крайне важна взаимность.
Улыбаюсь широко и искренне, подскакиваю с места — и приближаюсь к Вадиму. Импульсивно опускаюсь перед ним, опираясь руками о колени, голову запрокидываю и взгляд его ловлю.
— Это взаимно, Вадим, — заглядываю в янтарные омуты, что буравят меня пристально. — То, что я сказала Антону, звучало в прошедшем времени. И ничего общего не имеет с настоящим, — лепечу сбивчиво. — Я отпустила все, что было до тебя. Разобралась в своих чувствах и…
— Встань с холодной плитки, простудишься, — рявкает Шторм грозно, перебивая меня.
Ойкаю, когда Вадим сам поднимает меня и устраивает у себя на руках. Крепко обхватив ладонями талию, прижимает меня ближе. Носом в шею утыкается, ведет выше, в ушко целует. И шумно вбирает мой запах.
— Я люблю тебя, — произношу, наконец, самое важное. Наверное, с этого и надо было начать. Гораздо раньше…
Тону в крепких объятиях, которые вышибают воздух из легких. Плед сползает, светильники гаснут, остатки торта и тарелки слетают со стола. Мой голос с трудом прорывается сквозь звон разбитого стекла, когда я растерянно лепечу:
— Вадим?
Мы остаемся в полумраке. Слабый лунный свет из окон позволяет различить лишь очертания. Зато подключаются чувства. Становятся острее.
— Тш-ш-ш, — опаляет рваным дыханием щеку. Вадим так близко. Опасно. — Нам срочно мириться нужно, — и затыкает мне рот поцелуем.
Глава 40
Время спустя
Снежана
Нервно сжимаю телефон во влажных ладонях, часы взглядом гипнотизирую. Вадим задерживается, а ведь с минуты на минуту должна приехать его мать. Неужели он решил меня наедине со свекровью оставить? А я, между прочим, рядом была, когда Шторм с моими родителями знакомился. Или это месть за, что от оплеухи маминой не уберегла его и к папиным подколкам не подготовила?
Набираю номер Шторма, но соединения нет. Он издевается?
— Ну, погоди, босс! — рявкаю я, погибая от переживаний.
Мне нельзя волноваться, в конце концов! Правда, Вадим еще не в курсе. Я сама только вчера точно убедилась, а до этого момента лишь подозревала, но панически боялась делать тест. Не знаю теперь, как признаться мужу. Да и боюсь после его небрежно брошенной фразы о детях…
— Ту-лу-лу-ту-луу, — напевает Аля мелодию из мультика.
Оглядываюсь на малышку, замечаю, как она, кряхтя, штанишки вниз опустить пытается — и бросаю телефон. На днях Аля изъявила желание приучаться к горшку, но пока застряла на начальном этапе — сама подгузник с себя стягивает. А потом так и носится по дому довольная. Чтобы избежать конфуза, подхватываю ее на руки. Убедившись, что Рита всецело занята куклами, которыми Вадим обеих дочек задарил, я несу Алю в ванную.
Помогаю малышке подготовиться к «процедуре». Но вздрагиваю, когда слышу хлопок входной двери.
— Боже, хоть бы это оказался Вадим, — шепчу, зажмурившись на доли секунды, но не верю в свою удачу. Охрана вполне могла пропустить маму Шторма в дом без предупреждения.
Убеждаюсь в своих худших опасениях, когда слышу цокот каблуков и настороженный лепет Риты.
— О-о, Аля! — доносится из холла радостный женский голос, но тут же тон меняется: — Та-ак, подождите-ка. Дай я на тебя посмотрю.
Выскакиваю из ванной, оставив Алю на горшке, по пути едва не влетаю в косяк двери, но вовремя группируюсь. Запыхавшаяся и взъерошенная, предстаю «во всей красе». Смущенно волосы поправляю и непроизвольно руками себя обхватываю. Мой защитный жест не скрывается от внимания матери Вадима.
Нет сомнений, что передо мной именно она. Высокая, ухоженная, одета в деловом стиле. Крашеные волосы цвета темного шоколада убраны наверх, янтарно-карамельные глаза, до боли знакомые, прищурены, уголки губ изогнуты в легкой улыбке, аристократически сдержанной. Осанка идеальная, даже несмотря на то, что женщина держит на руках весьма тяжеленькую малышку.
Обеспокоенно на дочь смотрю, но та не капризничает. Молча пуговки на пиджаке бабушки ковыряет.
— Это Рита, — с трудом выдаю кривую улыбку. — Добрый вечер, Валентина… — заикаюсь, потому что не помню отчества. Мы с Вадимом так мало говорили о его родителях. Не понимаю, каким чудом я вообще имя матери выдала. Наверное, в состоянии аффекта.
Умолкаю, замираю на месте — и окончательно теряюсь под буравящим меня взором. Мама Шторма изучает меня внимательно и долго, будто под рентгеном просвечивает. Я терпеливо жду вердикта, а она не спешит его озвучить.
Встречаемся взглядами — и обе не выдаем ни единой эмоции. Вот и познакомились…
— Что же ты дрожишь так, — первой разрывает напряженную тишину свекровь. — Нет, я, конечно, понимаю, что в своем возрасте выгляжу не очень, — выдает с сарказмом. — Но не до такой же степени! Подтверди, Ритуль? — внучку в щечку чмокает.
Вместо ответа расслабленно хихикаю. Да она же Шторм в юбке! Не зря внешне похожи.
Это, конечно, не дает гарантии, что свекровь воспылает ко мне любовью. Но, по крайней мере, не стоит ожидать от нее козней и сплетен за спиной. Штормы высказывают все в лицо.
— Так, теперь вижу, — по-доброму приговаривает, рассматривая малышку. — Риточка у нас спокойная, ласковая, но немного пугливая. Как мама, — ехидный взгляд на меня бросает, но тут же отвлекается. — Красавица. А где же наша Алечка? Бомбу из подручных материалов собирает?
— Ой, нет. Мы…
Договорить мне не позволяет громкое, радостное: «Ба-а!» — и топот детских ножек. Закусываю губу и даже повернуться боюсь, потому что знаю, в каком виде скачет сейчас дочка. Представляю, что подумает Валентина о моих материнских навыках. Но поздно…
Аля вихрем проносится мимо меня, чтобы обнять бабушку. Я и за ручку ее схватить не успеваю, не то что одеть. Валентина отпускает Риту, наклоняется к обеим, чтобы никого не обидеть, обнимает.
— Подгузник передай, — подмигивает мне.
Киваю лихорадочно, выполняю просьбу на автомате.
— Давайте я Алю переодену, — очнувшись, протягиваю руки.
— Думаю, справлюсь. Не растеряла еще навыки, — парирует свекровь. — Снежана? Я правильно имя запомнила? — уточняет, пока возится с Алей. В ответ мычу смущенное: «Угу». — Ты слишком суетишься, Снежана.
— Извините, — тихо лепечу.
— И зря извиняешься, — вновь подтрунивает.
На этот раз решаю промолчать. Беседа никак не выстраивается. Вряд ли мы найдем общий язык. Зато Валентина с нежностью к внучкам относится. И это гораздо важнее.
Наблюдаю, как она приводит обеих в порядок, усаживает на диван — и сама рядом устраивается, чтобы присматривать за непоседами.
Вздохнув шумно, опускаюсь в кресло напротив.
— Послушай, Снежана, — продолжает мама Шторма ровным тоном, от которого под землю провалиться хочется. — Я всегда принимала выбор сына. Любой. Даже если он мне не нравился, — кажется, намекает на Лену. — В этом доме все решает Вадим. Для меня главное, чтобы он был счастлив, — пожимает плечами и малышек к себе притягивает. — Ну, а как можно не быть счастливым, когда рядом такие принцесски, — сюсюкается она, в макушки темные внучек чмокает. А потом как-то многозначительно на меня смотрит.
