— Это что?.. — достает электронный тест на беременность. — Это как?.. — впивается взглядом в плюс и точный срок. — Это чье?.. — сглатывает нервно и растерянно на меня смотрит.
И я медленно погибаю… Зря его маму послушала. Надо было повременить. Подготовить мужа.
— Это… мое, — реагирую на его глупые вопросы соответствующим образом. — Ты не рад? — всхлипываю.
— Я. Не. Рад, — выделяет каждое слово, и я губу изнутри закусываю. Собираюсь встать и уйти, но родные ладони удерживают меня за талию. — Я чертовски счастлив, — повышает Вадим голос и наклоняется ко мне, целуя в живот.
— Ой, ну щекотно же, — хихикаю и вырваться из его хватки пытаюсь.
Не замечаю, как перемещаюсь к мужу на колени.
— И кто у нас будет? — заглядывает мне в глаза ручной, домашний Шторм.
— Ребенок, Вадим, ребенок у нас будет, — смеюсь я. — Пол рано определять, — веду пальчиком по его щеке. — Вместе на УЗИ пойдем, — застываю, наблюдая за реакцией.
— Снежинка, — зовет с надрывом. — Ну, что ты делаешь со мной? — крепче обнимает.
Пожимаю плечами игриво, руками мощную шею обвиваю.
— Люблю, — и целую своего мужа.
Финал
Снежана
— С Днем рождения вас, — напеваю известный мотив.
Усаживаю близняшек за стол, поочередно чмокаю их в темные макушки, вбираю сладкий детский запах.
— С Днем рождения вас, — каждую щелкаю пальцем по носику-кнопочке и улыбаюсь, когда девочки дружно хихикают.
Раскрываю красивую коробку из лучшей кондитерской города, которую вместо службы доставки лично привез нам лучший папочка в мире. Беру два кексика, украшенных шапками из взбитых сливок. Распечатываю праздничные свечи: розовенькие, вылитые в виде цифры «2».
— С Днем рождени-ия… — вставляю свечи в кексы, но не поджигаю. — Ри-ита, — подвигаю один к Рите. Она даже не касается сливок, только смотрит с любопытством. Ждет, когда я разрешу. — И А-аля, — ставлю блюдце со вторым кексом на другой стороне стола.
Аля тут же запихивает ручку в крем, облизывает, а остатки вытирает об себя. Рита укоризненно смотрит на сестру, грозит ей пальчиком: «Ай-ай-ай» — а потом вдруг делает то же самое. И обе, измазанные и сладкие, заходятся звонким смехом. Вместо того чтобы пожурить их, я тоже улыбаюсь.
Любуюсь моими маленькими красавицами, завороженно смотрю, как в их глазах переливается карамель, играет оранжевыми всполохами. Невероятный цвет. От отца…
Сердце заполняется теплом, настоящим счастьем. Полностью.
— Так, давайте очень быстро задуем свечи, маленькие хулиганки, — выдыхаю я.
Чуть отодвигаю потерявшие товарный вид кексы от близняшек, быстро поджигаю «двоечки». И мы тут же задуваем их вместе. Традиция соблюдена, но…
— Эй, почему без меня? — шутливо отчитывает меня Вадим. — Не успел все-таки на растерзание кексов?
Муж обнимает меня сзади. Укладывает ладони на мой большой живот. Малыш внутри бурно переворачивается — и лупит пяточкой прямо ему в руку. Чувствую, как Вадим довольно хмыкает.
— Ай, какой же бандит, — морщусь я. — Знаешь, близняшки так сильно не били. И крутились мало. Видимо, места им двоим не хватало, да и сами были крошки совсем, вот и вели себя тише. А сын у меня на всех органах потоптался. Богатырь.
— Снежинка, — горячо выдыхает муж мне в затылок. Утыкается носом в волосы, целует. — Потерпи, любимая. Если бы я мог как-то облегчить твое положение, я бы все сделал.
Прокручиваюсь в его объятиях, но назад отступаю, потому что живот не позволяет прижаться к родному мужчине вплотную.
— Ты и так все делаешь, заботишься о нас, — с трудом тянусь, чтобы губ его коснуться. — Идеальный папочка. И муж.
Кладу правую ладонь Вадиму на грудь, как раз в области сердца. Чувствую, как оно бешено стучит, в такт с моим. Опускаю взгляд, скольжу по изящному обручальному кольцу на тонком пальце. Шумно выдыхаю, когда сверху ложится такая же «окольцованная» рука Вадима.
Мой он теперь. А я — его.
— Срок подходит, — прищуривается Шторм. — Может, близняшкам подарок сегодня сделаешь?
Его вопрос меня пугает, ведь я и так со вчерашнего дня чувствую себя не очень хорошо. Поясницу сильно тянет, а живот ноет. Да и сынишка совсем низко копошится, будто на выход просится.
— Не-ет! Ну, что это! У всех троих День рождения в один день будет? Глупость какая-то, — фыркаю я, заводясь с полуоборота. — Мне еще неделю ходить!
Дико боюсь рожать. И дело не только в физической боли. Я помню предательство. То испепеляющее душу чувство, когда думаешь, что потеряла ребенка. Горечь, выжигающую все внутри. Безысходность.
Взмахиваю влажными от выступивших слез ресницами, пристально смотрю на Вадима. И все опасения растворяются в горячей карамели.
— А по-моему, мило, — расплывается он в улыбке и поглаживает меня там, где когда-то была талия. — И дату никто не забудет.
— Говорю, нет, значит, нет, — злюсь я и по плечу его хлопаю.
— Какая ты смешная стала, — по-доброму издевается муж, за что получает еще один хлопок. — Люблю тебя, — целует в нос.
Хочу возмутиться, покапризничать, просто потому что гормоны играют. Но дочки отвлекают.
— Ма-а-а, — зовет Рита, и я оглядываюсь. — Тотик!
Указывает на большой морковный торт посередине стола, украшенный по спецзаказу. Для наших маленьких принцесс. Пока Рита просящим взором меня покорить пытается, Аля, не дожидаясь особого приглашения, сама тянется к подставке.
— Так, а это на праздник, когда гости приедут, — говорю строго. — Сейчас будем завтракать и наряжаться, — подмигиваю красавицам. — Бабушки приедут. И дед, — добавляю тише, думая об отце Вадима. Вижу, как ему не хватает родителя.
Шторм чутко улавливает мою смену настроения, умолкает и сам. Повисшую тишину разрывает звонок в дверь.
— Что-то рано они, — хмурюсь я. И неторопливо в холл направляюсь, оставляя Вадима с детьми.
— Привет, дорогая, — с порога тянет Валентина. — Жалуйся! Обижает тебя мой сын? Следит и от себя не отпускает, тиран такой? Ты только скажи, ух, я ему! — шутливо грозит в пустоту.
— Нет, все в порядке, — смеюсь с ней в унисон. — После того, как Антона и Светлану Григорьевну привлекли к ответственности, Вадим успокоился. Ведь теперь нам ничего не угрожает. Да и шумиха в прессе вокруг «воссоединения потерянных близняшек» давно улеглась. Шторм с Тумановым хорошо вместе сработали, — улыбаюсь я. — Теперь у нас все хорошо.
— Что насчет… Лены? — аккуратно уточняет свекровь, чтобы не ранить мои чувства. — Помню, Вадим хотел вернуть ее из Польши и наказать.
— Я убедила его оставить бывшую в покое, — выпаливаю на выдохе, а Валентина округляет глаза ошеломленно. — Светлана Григорьевна всю вину на себя взяла, а дочь защитила. Да и в действительности все так и было. Лена многих деталей не знала. А за свою ложь наказана она уже… судьбой. Куда больше? — обхватываю руками живот. Думаю о том, что Лена на всю жизнь лишена радости материнства. — В Польше у нее мужчина, у которого свои дети от первого брака, так что от Лены ждать пополнения он не будет. Живут вместе, семью строят. Пусть… — отмахиваюсь.
— Слишком ты хорошая, Снежана, — свекровь гладит меня по плечам. — Понимаю, почему тебя так Вадим оберегает. Порой чересчур. — Ой, а я же не одна приехала! Мы с родителями твоими встретились заранее, подарки внучками выбирали. Они там, — в сторону двора рукой указывает. — Ругаются опять, наверное, — хохотнув снисходительно, направляется к Вадиму.
Выхожу на крыльцо, взглядом нахожу маму и папу. Они обсуждают что-то на повышенных тонах, руками размахивают. Останавливаются на мгновение, будто устав. А потом папа вдруг берет маму за талию — и к себе прижимает. В щеку ее целует, обезоруживая любовью и лаской. Они как два противоположных полюса. Что бы ни случилось, все равно притягиваются друг другу. Даже ситуация с ревностью и обманом, из-за которой они расстались, не смогла уничтожить любовь.
— Снежка, — замечает меня мама и от папы отстраняется. Смешные. — Папа предлагал вам набор юного художника купить. А я сказала, что маленькие проказницы весь дом разрисуют, а тебе потом вымывать.
