Арина смотрела, когда я сказал ей о расставании. Чувствовал себя тогда полным мудаком, и пока что мало что изменилось в этом плане.
Я ее растоптал, разрушил мечты, веру в любовь. Не зря ее отец пришел ко мне в офис и хорошенько врезал. Я даже спорить не стал. Я бы сам себе врезал, честное слово. Даже легче стало.
Потом мы поговорили. Я объяснил ситуацию, рассказал про сына Лебедева, какой же был неприятный сюрприз, когда я узнал, что это тот самый парнишка, в которого Арина была влюблена. И он ей тоже воспользовался. Я не хотел добивать ее, попросил Миронова мягко донести мысль, что не стоит им общаться. Он все понял.
Она болела, затяжно, почти не вставала из кровати две недели. Это я тоже узнал от отца. Велел себе не спрашивать, и все равно не удержался. Тянуло приехать, по-нелепому так, с апельсинами, или с чем там еще к больным приезжают? Сидеть возле ее кровати, гладить по волосам.
Но она этого не заслуживает. Без меня ей будет лучше. Сейчас больно, потом привыкнет.
— Какая чушь, — качаю головой своим же мыслям.
Она привыкнет, а ты, Яров, ты привыкнешь? Или может, наконец, признаешь, что сделал неправильный выбор?
Я сам не осознаю, что на въезде в город заворачиваю в сторону дома Арины. Как будто подсознательно уже принял решение, а умом все еще сомневаюсь и спорю сам с собой.
Терзаюсь теми самыми дебильными вопросами, про которые говорила мама: а если не получится? Не то чтобы я сам этого боюсь, скорее, переживаю за Арину. Я и так ей испортил жизнь за наше короткое знакомство, а если еще раз облажаюсь… Я для нее слишком циничен, испорчен, и дальше по списку можно долго продолжать.
Но я хрен знает, что со мной. Весь этот месяц что-то происходит, а я как в тумане. Политика, бизнес, подстава Лебедева, Лиза — все отходит на второй план, дела решаю по инерции. Лиза успела свалить из Москвы, сейчас обитает у своих родителей в Магнитогорске, по всей видимости, с неплохой суммой денег.
Я пока не добрался до нее. Не знаю, как поступить. По-хорошему, я и сам виноват в сложившейся ситуации. Не досмотрел, не понял, что для нее все это было серьезнее, чем товарно-денежные отношения, что она рассчитывала на большее.
Вот поэтому проще с однодневками, не надо потом разгребать кучу дерьма. Конечно, мама права, я должен научиться брать ответственность за отношения. Я не боюсь ответственности как таковой, иначе бы не добился того, чего добился. Но отношения — это такая неведомая хрень… Я даже не знаю, с какой стороны к ним приступать. Очевидно же, я не создан для подобного.
И поэтому еду сейчас к Арине? Вот это все еще скажи ей, Яров, чтобы подытожить свое мудачество. Я вздыхаю. Даже не представляю, с чего начинать, чувствую себя идиотом во всех отношениях. Вроде взрослый мужик…
Возле подъезда Арины горит одинокий фонарь, в свете которого кружится падающий снег. Беру мамин подарок, иду к подъездной двери и понимаю, что не знаю номер квартиры. Смешно, конечно, получается.
А если ее вообще дома нет? С чего я взял, что она будет праздновать с отцом? Позвоню ей, а она где-нибудь с подругами. И я вообще не кстати окажусь. Черт, ну откуда вдруг эта дебильная робость?
— Влад? — слышу голос за спиной и на мгновенье напрягаюсь всем телом.
Оборачиваюсь: Арина стоит в нескольких метрах, глядя на меня большими глазами. Я молчу, жадно скольжу по ней взглядом, осознавая только сейчас, как сильно я соскучился. По ее взгляду, немного наивному и светлому, по худощавой фигуре, по голосу. Я по всему соскучился, по каждой черточке ее лица. Вот это ты попал, Яров.
Арина делает несколько нерешительных шагов, сокращая между нами расстояние.
— Что ты здесь делаешь?
Я теряюсь, не зная, с чего начать. Я бы хотел сейчас просто ее обнять, поцеловать, почувствовать ответное тепло. Но не факт, что ей это нужно. Неужели кто-то уверен, что чувства реально не портят все? Если бы не они, я бы уже спокойно действовал, а теперь рефлексирую из-за всякой ерунды.
Делаю неопределенный жест рукой.
— Мама тебе подарок передала, — выдаю в итоге, Арина вздергивает брови, опускает глаза на коробочку в моих руках. Хлопает ресницами в полном недоумении.
— Спасибо, — произносит, так и не вытаскивая руки из карманов. Я опускаю голову, вздыхая. Полный идиотизм.
— Давай поговорим, Арин.
Мы смотрим друг на друга несколько секунд, и мне на мгновенье становится больно. У нее непроницаемое лицо — ни одной эмоции. Как маска. И самое поганое: это последствие ее общения со мной.
— Хорошо, давай, — кивает она, достает из кармана руку с ключами и открывает дверь в подъезд.
Арина
Мы молча поднимаемся в лифте на максимально возможном расстоянии друг от друга. Мысли скачут в голове. Зачем он пришел? Поздравить? Передать подарок от мамы? Глупость какая. Делать ему больше нечего, в новогоднюю ночь тащится ко мне с такой целью.
Тогда зачем? Мелькает шальная мысль, которую я тут же отметаю. Верить в чувства Ярова было бы верхом глупости. Может, он и неплохо ко мне относился, но не настолько, чтобы выбрать меня, а не карьеру. Это уже о многом говорит.
Папы еще нет, открываю дверь, мы в таком же молчании заходим внутрь. Раздеваемся, я указываю в сторону кухни.
— Чаю хочешь? — спрашиваю, не глядя на Влада.
— Давай.
Не хочет он чай, просто так сказал. Не знаю, откуда я это понимаю, но понимаю. Поворачиваюсь к нему, Влад выдавливает улыбку:
— Уютно у вас.
— Ты зачем пришел?
Он смотрит так долго, что я поневоле начинаю нервничать. Он не имеет права на меня так смотреть. Я давала ему для этого возможность раньше, а теперь все.
Отворачиваюсь, ставлю чайник.
— Я совершил ошибку.
Замираю, не двигаюсь совсем, только взглядом брожу по столешнице. Руки начинают противно дрожать. Медленно поворачиваюсь к Владу.
— Ты о чем?
— О нас. Я должен был выбрать тебя.
— Должен был? — хмыкаю нервно.
— Я хотел выбрать тебя. Но… — он качает головой. — Но стал думать, анализировать и выбрал политику. Поступил, как урод, я это осознаю. Знал, что тебе будет больно, и думал, что мне больно не будет. Ударил по тебе, вместо того чтобы прикрыть собой то, что между нами было.
Я качаю головой, чувствуя подступающие слезы.
— Удар достиг цели, Влад, — сейчас у меня нет никакого желания выставлять себя
