— Попытайся.
— Но…
— Таннер!
— Черт возьми, я люблю тебя, Элизабет! — закричал он, наконец, встречаясь со мной взглядом. Его слова жестко ударили меня, заставив отступить назад, и мое сердце на мгновение перестало биться. Он бросил лопату и затем вскинул руки в поражении. — Я влюбился в тебя. Я любил тебя годами. С нашей первой встречи. Я скрывал свои чувства так долго, потому что мой лучший друг тоже любил тебя. И ты любила его. Я оставался рядом, не говоря ни слова, потому что знал, что если кто-либо еще достоин твоей любви, так это Стивен. Но после того как он умер… — Таннер сделал шаг ко мне и заправил выбившиеся прядки волос мне за уши. — Я не планировал хотеть тебя так сильно, когда ты вернулась в город. Я похоронил свои чувства глубоко внутри. Но потом появился этот парень, Тристан, и я оказался на вторых ролях снова, наблюдая, как кто-то другой заставляет тебя смеяться, кто-то другой делает тебя счастливой, кто-то другой любит тебя.
— Каждый чертов день я ревновал. Каждый день я хотел, чтобы ты желала меня. Я хотел твой смех, твои улыбки, тебя. Я хотел тебя, Лиз. Так что я пытался разрушить твои отношения с Тристаном. Я знаю, что это дерьмово, и знаю, что не могу просто попросить тебя простить меня, но… — он вздохнул и сцепил свои пальцы с моими. — Я просто люблю тебя так чертовски сильно, и не уверен, что мое сердце может принять то, что ты не со мной.
Его пальцы были переплетены с моими, но вместо теплоты, которую всегда приносил мне Стивен, вместо нежности, которую предлагал мне Тристан, я почувствовала только холод. От ощущения руки Таннера в моей, я чувствовала себя еще более одинокой, чем раньше.
— Ты намеренно поссорил нас, — ошеломленно произнесла я, выдернув руку из его хватки и пробежавшись ею по волосам. — Ты на самом деле вмешался в мою жизнь, в мой выбор, потому что любишь меня?
— Он не подходит тебе.
Я покачала головой.
— Не тебе решать это.
— Он сделал бы тебе больно. Он монстр, я знаю, что это так. И посмотри на то, что случилось при первом намеке на трудности — он исчез. Я бы не оставил тебя, Лиз. Я бы боролся за тебя.
— Хотя, может быть, следовало.
Он поднял бровь.
— Может быть, следовало что? Может, мне следовало бороться за тебя? Я буду, обещаю тебе, я буду.
— Нет, — я скрестила руки на груди и выпрямилась. — Может быть, тебе следовало уйти.
— Лиззи…
— Нет, — прошипела я, жаля его тоном своего голоса. — Не называй меня так. Ты больной, если думаешь, что я буду чего-то хотеть с тобой. Когда ты любишь кого-то, ты не ищешь способ сделать ему больно. Когда ты на самом деле любишь кого-то, ты хочешь его счастья больше, чем своего собственного. Тристан не монстр, Таннер. Ты единственный, кого людям следует остерегаться. Ты больной. Помешанный. А сейчас оставь меня одну. Не возвращайся к моему дому. Если увидишь меня в городе, смотри в другую сторону. Потому что я действительно не хочу иметь ничего общего с тобой.
— Ты не можешь так говорить, — его тело тряслось, и все краски сошли с его лица. Я начала подниматься по крыльцу, продолжая слушать его крики. — Ты не это имеешь в виду, Лиз! Ты злишься, но мы будем в порядке. Мы будем в порядке, правда?
Как только моя нога ступила внутрь дома, я захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. Сердце билось о ребра, а я продолжала слушать, как Таннер кричал снаружи о том, что мы справимся, что мы будем в порядке.
Но мы не будем.
Единственный вариант, при котором я буду в порядке, если никогда вновь не увижу его лица.
Тристан
Недели сменялись месяцами с тех пор, как я покинул Мидоуз-Крик. Я проводил очень много времени на заднем дворе родителей, срубая деревья и занимаясь резьбой по дереву. Я делал вещи своими руками, потому что созидание ощущалось как единственная вещь, которую я оставил для себя.
Когда наступил май, я продолжал думать об Элизабет, продолжал скучать по Эмме. Я все еще учился, как сказать «прощай» Джейми. Я все еще хотел, чтобы вернулся Чарли. Я не понимал, как такое возможно — потерять свой мир дважды за такой короткий период времени.
— Тристан, — сказала мама, выходя на заднее крыльцо. — Ты хочешь поужинать?
— Нет, я в порядке.
Она нахмурилась.
— Хорошо.
Я положил руку на рукоятку топора и опустил голову.
— Вообще-то, думаю, что поем.
Переполнявшее ее волнение почти заставило меня улыбнуться. Даже понимая, что не голоден, радость, которую мой ответ принес ей, доставила мне облегчение. Мама через многое прошла с момента аварии. Я не мог представить то огромное чувство вины, которое она, наверное, возложила на себя, ту внутреннюю борьбу, с которой она жила, зная, что была за рулем, и я ничем не облегчил ей жизнь.
Меньшее, что я мог сделать сейчас — это сесть и поужинать с ней и папой.
— Ты думаешь продавать свой дом в Мидоуз-Крик? — спросил папа.
— Я не знаю. Возможно. Начну заниматься этим на следующей неделе или когда-нибудь.
— Если тебе будет нужна любая помощь, дай мне знать. Я мало что знаю о продаже домов, но я могу гуглить лучше, чем многие другие люди моего возраста, — пошутил он.
Я засмеялся.
— Буду иметь это в виду.
Когда я посмотрел вверх, то увидел маму, смотрящую на меня с той же печалью, что она носила внутри себя. Я поерзал на своем стуле.
— Ужин прекрасен, — сказал я, делая комплемент ее умениям.
Она все еще выглядела грустной.
— Спасибо.
— Что случилось? — спросил я, потирая заднюю часть шеи.
— Ты просто… Что с тобой произошло? Ты выглядишь таким расстроенным.
— Я в порядке.
— Это не так.
Папа прочистил горло и подарил маме суровый взгляд.
— Перестань, Мэри. Дай ему время.
— Я знаю, знаю. Просто я мать, и самое худшее чувство в мире — знать, что твоему ребенку больно, а ты не можешь исцелить эту боль.
Я потянулся через стол и сжал ее руку.
— Я не в порядке. Но буду.
— Обещаешь? — спросила она.
— Обещаю.
***
Я не был на кладбище с тех пор, как вернулся в город. Я провел слишком много часов в машине, пытаясь изо всех сил понять, что должен сделать со своей жизнью. Как мне двигаться дальше. Когда я обнаружил себя сидящим в припаркованной перед кладбищем машине, то ощутил, как мой желудок затягивается в узел. Попытка выйти из машины и двинуться вперед отняла у меня все силы.
Я не был здесь со дня похорон. Остановившись перед надгробными плитами, я положил перед ними цветы, и мои глаза наполнились слезами.
