И посреди мирной, семейной атмосферы мне не хочется, чтобы Кингсли был здесь и присоединился к разговору. Он делает свое присутствие более значительным, чем жизнь, своим отсутствием.
В этот момент я не знаю, смогу ли я когда-нибудь вывести его из своего организма, вместо того чтобы позволить ему гнить внутри.
После ужина Нейт отправляется на поиски настольных игр, а Гвен показывает мне дом.
— Красивое место, — говорю я ей, когда мы доходим до небольшой гостиной с видом на подсвеченный бассейн.
Она смотрит на меня, на ее губах играет лукавая улыбка.
— Не красивее, чем папин дом.
— У них разные атрибуты, я думаю.
Она пристально смотрит на меня, слегка сузив глаза.
— Что?
Я делаю глоток из маленькой бутылочки воды, которую ношу с собой.
— Ты любишь моего отца?
Я давлюсь водой во второй раз за сегодняшний вечер.
— Ч-что? Нет…
Она нахмуривает брови, будто ответ разочаровывает.
— Знаю, я говорила, что он иногда бывает злым, но он самый лучший отец на свете. И ладно, может, его юридические баталии со Сьюзен переходят все границы, но она тоже провоцирует его, и она стала причиной смерти бабушки и до сих пор плохо о ней отзывается. Кроме того, в глубине души он хороший человек, так что дай ему шанс.
— Шанс для чего?
— Чтобы полюбить его.
— Так не бывает, Гвен.
— Но что, если папа любит тебя?
— Поверь мне, это не тот случай.
Он не способен любить другого человека. Единственная причина, по которой он любит Гвен, это то, что она его плоть и кровь.
Она его часть. А я точно нет.
— Как ты можешь быть так уверена? Ты спрашивала его?
— Нет, и совершенно точно не стану.
Если только я не хочу выставить себя еще большей дурочкой.
— Если то, что у нас есть, заставляет тебя чувствовать себя некомфортно, то я могу…
Слово «закончить» застревает у меня в горле, и я не знаю, почему, черт возьми, я на грани слез при этой мысли.
— Ты можешь что? — Гвен оценивает мое выражение лица. — Покончить с этим?
— Если… ты предпочитаешь. Это лучше, чем если бы ты питала тщетную надежду, что это воссоединение или что-то в этом роде. У нас с Кингсли вообще никогда не было отношений.
— Но у вас была связь, верно? Тетя Кэлли сказала мне, что ты не молчала о нем тогда.
С каких пор она называет Кэролайн «тетя Кэлли» и почему эта великовозрастная идиотка выбалтывает мои секреты?
— Я была невежественным подростком. К счастью, я справилась с этими гормональными эмоциями.
— Не думаю, что можно полностью забыть свою первую влюбленность. Она навсегда остаётся частью тебя. Посмотри на меня. Я была влюблена в Нейта с пятнадцати лет, и, хотя он отверг меня много лет спустя, я все равно не могла выбросить его из головы.
— Это другое. Нейт в конце концов ответил взаимностью, и, честно говоря, у него не было шансов с твоей решительностью. Кингсли, однако…
— Что?
— Ты прекрасно знаешь, что твой отец не любит никого, кроме тебя.
— Ну, правда. Но он может добавить тебя в свой список.
Может и захочет это совершенно разные вещи, и я достаточно взрослый и эмоционально зрелый человек, чтобы не желать невозможного.
Я перевожу разговор обратно на нее и Нейта, чтобы не зацикливаться на собственных мыслях.
По просьбе Гвен мы втроем играем в настольную игру и смотрим фильм ужасов, в середине которого она засыпает у меня в объятьях.
Нейт уносит ее слишком быстро.
— Давай я уложу ее в постель и вернусь.
— Не нужно. Я смогу найти выход. — я наклоняюсь и целую ее в лоб, мои губы ненадолго задерживаются там. — Спокойной ночи, детка.
Я надеваю туфли и выпиваю целую бутылку воды из кухни.
— Аспен, подожди.
Я оборачиваюсь, держа руку на ручке двери машины.
Нейт выходит в ночь, неся в руках фотоальбом, затем предлагает его мне.
— Она забыла, но собиралась подарить тебе это.
— Что это?
— Что-то вроде дневника, в котором она добавляла комментарии к каждой своей фотографии. Она хотела, чтобы он был у тебя, чтобы ты могла видеть, как она становилась взрослой с годами.
Я прижимаю альбом к груди и касаюсь его руки.
— Спасибо, Нейт.
Он похлопывает меня по руке.
— Ты была бы отличной матерью, Аспен. Ты и сейчас ею являешься. Не позволяй Кингу или кому-то еще говорить тебе обратное.
Не знаю, из-за его ли слов, из-за сокровища в моих руках, из-за того, как близко Гвен ощущалась на протяжении всего этого вечера, или из-за мрачного чувства внутри меня, но я не могу контролировать слезы, которые текут по моим щекам.
— Эй.
Нейт по-братски обнимает меня, положив одну руку мне на плечо.
— Это больно. Не быть рядом с ней с самого начала очень больно, и… я не знаю, как показать, насколько я благодарна за то, что у меня есть еще один шанс. Я бы хотела видеть, как она растет и становится такой, какая она есть.
— Ты можешь сделать это с этого момента. Никогда не поздно стать частью ее жизни.
Я киваю, и мы начинаем отстраняться друг от друга, когда Нейт резко отступает назад.
Я задыхаюсь, когда Кингсли появляется как темная тень с поднятым кулаком.
Глава 27
Кингсли
Когда Гвен прислала мне снимок Аспен с подписью: «Угадай, кто мой спутник на сегодняшний вечер?» у меня хватило порядочности проигнорировать это.
Или притвориться, во всяком случае.
Через пятнадцать минут притворство уже не так хорошо держалось, и я мог бы погрозить вечеру покера с Николо средним пальцем и приехать сюда.
Отчасти потому, что попытки Гвен играть в купидона были до безобразия очевидны, и я не мог их просто игнорировать.
В некоторой степени потому, что… к черту. Я хотел увидеть лицо Аспен. В последнее время она называла все причины, чтобы избегать меня, и это то, с чем ни мой член, ни я не собирались мириться.
Вообще-то, мой член прекрасно насытился ее киской. В его ограниченном эмоциональном репертуаре не одобряется роль «исчезающего после».
Хуже всего то, что это не всегда физическое исчезновение. Я достаточно привык к ней, чтобы распознать, когда она устраивает ментальный удар в стиле ведьмы. Она была бы там телом, но не духом.
И это дерьмо должно было закончиться.
Так что представьте мою гребаную реакцию, когда я обнаружил, что она обнимает Нейта. Или он обнимает ее, или еще что.
С тех пор мое зрение стало мутно-красным, так что сейчас я не хочу знать подробности. Кроме потребности разбить голову этому ублюдку. Я поднимаю кулак, чтобы вывихнуть ему челюсть и отправить в ближайшую больницу, когда что-то твердое ударяется о мою голову.
Удар застает меня врасплох, моя хватка ослабевает на его воротнике, и я готов убить того, кто меня прервал. Однако, обернувшись, я обнаруживаю, что разъярённая Аспен держит в руках орудие преступления — толстый альбом.
Только фонарные столбы открывают вид на темную ночь, но этого достаточно, чтобы подчеркнуть ее жесткую позу.
Моя челюсть сжимается в жесткую линию.
— Оставайся на месте. Я разберусь с тобой через минуту.
Если бы глаза могли гореть, ее глаза были бы вулканом, когда она встает, между нами, заставляя меня отпустить Нейта.
Ее ноздри раздуваются, а подбородок вздернут так высоко, что почти достает до неба.
— Что, черт возьми, с тобой не так?
— Шаг. В. Сторону.
Не знаю, как я говорю с притворным спокойствием, когда по моим венам течет лава.
— Значит, ты будешь варваром и ударишь своего партнера и лучшего друга, который, ох, я не знаю, оказался чертовым мужем твоей дочери? Ты подумал о том, что она подумает, если увидит это?
— А ты подумала, когда бросилась в его объятия, жаждая внимания?
Пощечина приходит первой, а за ней следует жжение. Мое лицо застывает, и одним движением я обхватываю рукой ее горло, сжимая по бокам, пока почти не поднимаю ее с земли. Мне хватает самообладания, чтобы не задушить ее до смерти, но моя хватка достаточно тверда, чтобы и она, и Нейт знали, что она моя.
