— Отпусти меня, — приказывает она прерывающимся, обиженным тоном. — Не трогай меня теми же руками, которые были на ком-то другом. Я не чей-то второй выбор.
— Ты никогда не была вторым, блядь, выбором. — я приподнимаю ее голову, вцепившись в ее волосы, пока ее лицо не оказывается на уровне моих глаз. — Другие люди значат для меня столько же, сколько они должны значить для тебя. Единственное, что имеет значение, это то, что ты моя, телом и гребаной душой, Аспен. Я был твоим первым и постараюсь стать твоим последним.
Ее губы раздвигаются, и она стонет, когда я с дикой энергией вбиваюсь пальцами в ее задницу. Ее бедра дрожат и трясутся при каждом проникновении.
Как только я чувствую, что она близка, я прижимаю ее к себе, пока ее бедра не начинают качаться, а стенки не зажимают меня как тиски.
И как раз, когда она достигает пика, я ускоряю ритм. Она кричит, и я кусаю ее губы, когда оргазм сотрясает ее до глубины души.
Затем я отпускаю ее волосы, позволяя им упасть, и освобождаю свой твердый, готовый член. Он направляется прямо в ее задницу, и я убираю пальцы, наслаждаясь тем, как кольца ее мышц сжимаются вокруг меня, пытаясь удержать меня внутри.
— Я собираюсь завладеть каждым сантиметром тебя, Аспен.
Так ей больше некуда будет уйти или увернуться.
Какой бы путь она ни выбрала, он приведет ее только ко мне.
Я заманю ее в ловушку, не дам ей возможности выбраться и заставлю принять реальность, которой являемся мы, даже если для этого мне придется разрушить все ее стены.
Это неправильно? Возможно.
Но в данный момент мне плевать. Все, что меня волнует, это то, что эта женщина должна быть моей. После меня не будет других мужчин и уж точно никаких отношений. Может, я и затеял это как временное явление, но теперь все жалкие ублюдки, которые попытаются приблизиться к ней, их яйца будут висеть на палках.
Схватив ее за бедра, я ввожу первые несколько сантиметров своего члена. Сопротивление реальное, и мне приходится остановиться.
Дыхание Аспен прерывистое, ее тело дрожит, хотя она остается совершенно неподвижной. Вид на ее спину, на то, как она лежит подо мной, подчиняясь мне, никогда не устареет.
— Тебе нужно расслабиться, дорогая, иначе я не смогу войти до конца.
Она мотает головой в мою сторону, ее губы припухли, а волосы в беспорядке после нашего предыдущего поцелуя.
— Ты… ты не вошел до конца?
— Мой член был в твоей киске бесчисленное количество раз, и ты забыла его размер? — я покачиваю бедрами. — Расслабь свою задницу и впусти меня.
Она неистово трясет головой.
— Я… не могу. Он… он слишком большой.
— Твоя киска приняла мой член, и твоя попка тоже. — я отпускаю ее бедро и шлепаю по заднице. — Теперь будь хорошей девочкой и перестань выталкивать меня.
Она вздрагивает и хнычет, но достаточно расслабляется, чтобы сделать то, что я говорю.
Пользуясь случаем, я вхожу в нее до упора, заставляя ее оттолкнуться от капота и почти упасть на бок, если бы не моя хватка.
— Ах, черт, — хриплю я, ощущая себя внутри нее.
Она тугая и так похожа на то место, которое я не хочу покидать до конца своей жизни.
— Кинг…, — стонет она, ее голос дрожит. — Сделай что-нибудь…
— Например?
— Что угодно…
Она поворачивает голову набок, показывая слезы, которые цепляются за ресницы, вероятно, от боли и разочарованного удовольствия.
— Тебе придется уточнить, дорогая.
— Уф, трахни меня, придурок.
— Куда тебя трахнуть?
— В задницу…, — вздрагивает она. — Трахни меня в задницу.
— Скажи, что я первый, кто касается этой задницы. Скажи мне, что ты не позволила ни одному другому ублюдку претендовать на эту часть тебя, и что я единственный, кому ты доверяешь настолько, чтобы отдать ее.
— Я не стану… кормить твое эго.
— Тогда мы просто останемся так на всю ночь.
Я наклоняюсь и облизываю ее щеку, слезы, которые собрались в ее глазах, затем кусаю ее шею настолько, что она извивается подо мной, сжимается вокруг меня и издает стоны.
— Пока Гвен не придет и не увидит нас утром. Возможно, и Нейт тоже. Возможно, весь гребаный район.
— Прекрати… просто трахни меня уже.
— Скажи это.
— Пошел ты.
— Это не те слова, о которых я просил. Попробуй еще раз.
— Кингсли…, — предупреждает она, но в ее голосе больше возбуждения, чем чего-либо еще.
— Что, дорогая?
— Ты первый, с кем я занимаюсь анальным сексом, — с трудом выдавливает она из себя. — Но я, блядь, тебе не доверяю.
Я улыбаюсь, но, вероятно, это выглядит как ухмылка, когда я покачиваю бедрами и делаю несколько неглубоких толчков.
Как только она начинает привыкать, я увеличиваю темп, пока все ее тело не начинает двигаться в такт с моим.
Я выхожу почти до конца, пока внутри не остается только кончик, затем снова вхожу так глубоко, что мой пах ударяется о ее попку.
Аспен вскрикивает, и я засовываю два пальца ей в рот, чтобы она замолчала.
— Ты предупредишь их о том, чем мы занимаемся в темноте, дорогая.
Я вхожу в нее с сумасшедшим ритмом, от которого у нас обоих перехватывает дыхание. Она кусает мои пальцы, когда рассыпается вокруг меня, а я кусаю ее затылок, ключицы и везде, куда могу дотянуться.
Яйца напрягаются, и я вдалбливаю ее сильнее в капот, пока ее дыхание не сбивается, а машина не начинает двигаться с каждым моим толчком.
Когда я кончаю, то останавливаюсь на полпути, со стоном выхожу ее и разбрызгиваю свою сперму по ее красной попке и набухшей киске.
Аспен шипит, выталкивая языком мои пальцы из своего рта. Я покрываю их своей спермой, затем снова вставляю их между ее губами, заставляя ее сосать их, будто это ее любимое мороженое.
— Хорошая девочка, — бормочу я, чувство собственничества захватывает меня с головой.
Я всегда думал, что смогу ужиться только с женщиной, которая стоит на коленях в спальне и за ее пределами. У меня была политика нетерпимости ко всему, что шло вразрез со мной.
Но эта ведьма заставила меня прыгнуть в вулкан головой вперед только потому, что она находится в самом его центре.
Я бы, наверное, тоже наслаждался каждым ожогом.
Вот почему она ни за что на свете не уйдет. Есть что-то мощное в том, чтобы владеть такой непокорной женщиной, как Аспен. Я не то, чтобы приручаю ее, но заставляю ее подчиняться мне, когда мое тело говорит с ее телом. У меня на руках огненный шар, и я не могу дождаться, что она придумает дальше.
Она снова выплевывает мои пальцы, ее глаза наполняются слезами, когда она выпрямляется на очень шатких ногах, которым я бы на ее месте не доверил устоять на ногах.
Конечно, она упирается в меня, и я хватаю ее за талию.
— Вот так, полегче.
Аспен с трудом отстраняется от меня, упираясь обеими руками в машину, чтобы удержаться на ногах.
Она задыхается, ее веки блестят, а лицо красное.
— Кто я для тебя, Кингсли?
— Что за внезапный вопрос?
— Ответь мне.
Ее голос дрогнул, и она сглотнула.
— Ты моя, Аспен. Вот кто ты.
— Что это значит?
— Это значит, что я единственный мужчина, который имеет право прикасаться к тебе. — я хватаю ее задницу, заставляя ее вздрогнуть, когда сжимаю красную плоть. — Никто, кроме меня, не может владеть тобой.
Ее губы дрожат, и слеза скатывается по щеке.
— Пошел ты.
Это низкий тон, почти сломанный, но я не успеваю сосредоточиться на этом, как она отпихивает меня, хватает альбом с земли и бросается к водительской стороне своей машины.
Она быстро уезжает, звук гравия, хрустящего под шинами, эхом разносится в воздухе.
Все, что у меня осталось, это вопросы, замешательство и чертовски неприятные ощущения в груди.
Глава 28
Аспен
Слезы не перестают заливать мое лицо еще долго после того, как я окажусь в своей квартире, свернувшись калачиком в постели и умоляя о сне.
