Я слушаю все, что он говорит мне, но не совсем осознаю.
Его слова не имеют смысла, потому что я могу сосредоточиться лишь на том, как балансирую на грани оргазма и желания кончить. Я хочу кончить вместе с ним.
– Ты близко? – спрашиваю я его.
– Да… очень, – стонет он в ответ.
– Тогда давай, Хаксли, возьми меня. Жестче.
Он опускает руку к моей попке, крепко сжимает ее и притягивает меня к себе, из-за чего мы становимся еще ближе. Это все что нужно.
Один толчок – и я лечу в бездну.
Каждая частичка удовольствия собирается в центре моего тела, чтобы затем разорваться на миллионы приносящих радость осколков, когда я взрываюсь под ним.
– О, черт! – кричу я. – Да, Хаксли.
– Господи, – бормочет он, двигаясь все быстрее и быстрее, а затем замирает, издает громкий стон и падает на меня.
Опираясь одной рукой о пол, он удерживает свой вес, но наклоняет голову вниз, наши лбы соединяются. Все это время наши рты были очень близко, и я понимаю, что этот мужчина только что заставил меня кончить во время петтинга, ни разу не коснувшись губами моих губ.
Почему?
Пытаюсь посмотреть ему в глаза и замечаю, как он делает несколько глубоких вдохов, прежде чем встретиться со мной взглядом. Дождь продолжает лить на нас, и впервые с тех пор, как мы пришли сюда, вдалеке я слышу раскаты грома.
Хаксли вытирает воду с лица и несколько раз моргает.
– Нам стоит… вернуться в дом.
– Да, – пытаюсь восстановить дыхание и гляжу на него снизу вверх. Притяжение между нами настолько сильное, что мне хочется прижаться к нему и отправиться вместе с ним в постель.
Но когда Хаксли встает и протягивает мне руку, чтобы помочь подняться, я замечаю в нем перемену. Неуверенность. Беспокойство.
И я не знаю, хорошо это или плохо.
Хаксли быстро ведет меня к двери, открывает ее и торопливо заводит меня внутрь. Затем подхватывает мою одежду и осторожно ведет меня по лестнице, следя за тем, чтобы мы не поскользнулись. Когда мы оказываемся в коридоре, он берет меня за руку и направляется в сторону наших спален. Интересно, где у нас будет секс – возможно, в душе, чтобы мы могли согреться?
Но потом Хаксли останавливается перед дверью моей спальни и отпускает мою руку. Наше время вышло. Сделав шаг назад, он обхватывает шею и пожирает взглядом мое обнаженное тело.
– Ты должна принять душ, согреться.
– Да, – смущенно выдавливаю я.
– Тебе что-нибудь нужно?
Ты.
Разговор.
Какое-то понимание о том, какого черта мы творим.
Может быть, краткий пересказ того, что ты говорил на крыше.
– Э-э, наверное, нет, – отвечаю я.
Он кивает.
– Хорошо. Если хочешь, могу заказать что-нибудь на ужин.
Я качаю головой.
– Все в порядке. Я не очень голодна.
– Ну да. – Хаксли делает еще один шаг назад, и моя надежда улетучивается, когда я вижу, что он снова отступает.
В чем причина?
Почему он так поступает?
Почему делает один гигантский шаг вперед, а потом два шага назад?
И почему меня это вообще волнует? Да, я знаю… Знаю.
Все знают. Потому что каким-то образом, по какой-то причине он стал мне небезразличен.
Глава 17
Лотти
– Ты где? – спрашивает по телефону Келси, когда я прислоняюсь к белому кирпичу магазина молокоотсосов.
– Ты не захочешь знать.
– Если бы не хотела, не стала бы спрашивать.
– Хорошо, я в магазине молокоотсосов, жду, когда появится Элли, чтобы мы вместе могли отправиться за покупками.
– Ты была права, я не хочу знать.
– Я же говорила.
– А тебя не беспокоит, что ты обманываешь эту девушку? Кажется, она к тебе привязалась – в смысле, ты собираешься идти за молокоотсосом.
– Знаю. – Прикусывая губу. – На самом деле, мне как-то не по себе, но я не знаю, что делать. Мне не нравится притворяться беременной, ведь многие люди очень стараются завести ребенка, и я ни за что на свете не стала бы притворяться, будто у меня случился выкидыш, чтобы покончить со всей этой ерундой с беременностью. Помнишь тетю Рину? У нее было пять выкидышей, и было больно поддерживать ее в те периоды. Чем чаще я думаю об этой ситуации, тем мне все сильнее и сильнее становится не по себе.
– Так может быть… ты расскажешь ей правду.
– С ума сошла? Тогда Хаксли точно лишиться шанса на сделку.
– Что планируешь делать, когда по срокам уже будут должны появиться признаки?
– Не знаю. Но с первым ребенком ничего не видно примерно до тринадцатой недели, да? – По крайней мере, я прочитала так в статье, когда искала информацию вчера вечером. Прижимаю руку ко лбу. – Боже, я запуталась.
– Случилось что-то еще?
Кусаю указательный палец. Вчера Келси почти весь день была занята, она ездила по делам и общалась с другим поставщиком, поскольку тот, кому мы написали, еще не ответил. Поэтому я почти не разговаривала с ней.
На самом деле я вообще не разговаривала с ней.
Она понятия не имеет, что произошло между мной и Хаксли на выходных.
Черт, я сама едва понимаю, что произошло, но если случается нечто подобное, обычно я сразу рассказываю сестре. Но после того времени на крыше я не знала, что делать. Я чувствовала себя… странно.
Словно что-то было не так.
И я знаю, что дело было не в том, что я сделала, а скорее в том, что произошло потом. Я хотела большего, намного большего, но, черт возьми, не знала, как выразить свои желания. Хаксли вел себя со мной так непоследовательно, поступал так противоречиво, что я испугалась. Он мне нравится, и я не уверена, что это значит для нас, для меня. Не уверена, могу ли я сделать шаг, могу ли рассказать ему. Хочет ли он вообще чего-то большего со мной.
Он не поцеловал меня в воскресенье, когда у него была прекрасная возможность сделать это. Мы были мокрые от дождя, и нас окружала лишь природа. Если бы он собирался поцеловать меня, сделал бы это тогда, но этого не случилось, и я начинаю думать, что у него нет желания менять что-либо между нами. Он сказал мне, что не хочет размывать границы. И также признался, что хочет, чтобы я была счастлива. Но почему? Почему это имеет для него значение, если на самом деле я не важна для него?
Я пошутила, что наше соглашение напоминает фильм «Красотка», я – менее потасканная версия Вивиан, но вместо Вивиан – той, которая не целуется в губы, – эту роль взял на себя Хаксли.
И если я что-то и уяснила из этого фильма, так это то, что поцелуй подразумевает гораздо больше. Он имеет значение. Поцелуй связывает вас на интимном уровне, а Хаксли этого не хочет. Что очевидно. Он может хотеть мое тело, но он не хочет меня.
В свою очередь из-за этого я чувствую себя странно. Но значит ли это, что я хочу его?
– Лотти, ты здесь?
– Да, прости. – Прочищаю горло. Боже, почему я так разволновалась? Не стоит так переживать.
– Что происходит? Случилось что-то, о чем ты мне не рассказываешь?
Поморщившись, я поднимаю глаза к небу:
– Я, э-э, я, возможно, кое-что сделала.
– Что именно?
– Ну, знаешь, типа… Возможно, я сделала ему минет в душе, а потом занималась с ним петтингом на крыше.
– Что? – кричит Келси в трубку. – Лотти, ты серьезно?
– Хотела бы я шутить. – Делаю глубокий вдох. – Боже, Келси, я не знаю, что со мной происходит. Все началось с нашей презентации. Он выбрал нас, Келси. Нас, а не Дэйва, и это, боже, это меня подкосило. Стоило мне увидеть там Дэйва, как я подумала, что нам придется перенести встречу, что наш шанс снова ушел, но вместо Дэйва Хаксли выбрал нас, как и обещал. Благодаря этому поступку я перестала думать о нем плохо. А потом, в эти выходные… – Делаю глубокий вдох и прислоняюсь головой к кирпичу. – Он был другим. Более сговорчивым, без обычно присущей ему резкости. Он шутил, смеялся, дразнил. И, да… он сделал больше, чем я готова признать.
– Вот дерьмо, Лотти. Что это значит?
Зажмуриваюсь, совершенно потрясенная тем, что собираюсь произнести это вслух.
