Логово дьявола - Анна Зайрес

Женщина кивает. «Конечно. Хотел узнать все об этом, кто и что и где. Я сказал им, что не знаю наверняка, но, вероятно, это была та старая собственность Джеймисона в горах, которую купил тот богатый русский. Скажи, — она косится на Павла, — откуда у тебя этот акцент? Вы, мальчики, случайно не из…

— Спасибо, — коротко говорю я и достаю телефон, чтобы позвонить Константину, пока мы спешим обратно к машине.

Как только мой брат берет трубку, я выдаю описание, которое мы получили, и требую обновления результатов поиска.

Гораздо важнее найти Хлою сейчас, пока это не сделали убийцы.

«Пока ничего», — говорит Константин. «На самом деле… Подождите минутку. Позвольте мне перезвонить вам. Я думаю, что мы только что получили хит».

Я уже собирался прыгнуть во внедорожник, но теперь шагаю впереди него, уровень адреналина в крови растет с каждой секундой.

Возможно, мы уже опоздали.

Они знают о моем комплексе и интересе Хлои к нему.

Может быть, они не стояли лагерем у ворот, когда она выезжала, но они не могли быть далеко.

Развернувшись, стучу в окно рядом с Павлом. — Вызовите медицинскую бригаду на территорию, — коротко говорю я ему. — Он может нам понадобиться.

Мой телефон вибрирует в кармане, и я хватаю его. "Ага?"

«Наблюдений нет, но у нас есть частично стертая пленка», — сообщает Константин. «Та же цифровая подпись, что и у других. Два часа стерты — и похоже, что это было сделано около получаса назад. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что они учуяли ее запах и не хотят, чтобы кто-нибудь об этом знал.

Я уже на полпути в машине. — Откуда кассета?

— Бензоколонка примерно в сорока милях к западу от вас. Я пришлю тебе координаты».

Я вешаю трубку и приказываю Кирилову нажать на газ.

50

Хлоя

Дорога расплывается перед моими глазами уже в сотый раз, и я отрывисто вытираю влажные щеки. Я не знаю, почему я не могу сдержать слезы, почему у меня болит грудь, как будто я снова потеряла маму. Банан, который я взяла на заправке, лежит на пассажирском сиденье, недоеденный, и хотя это единственная еда, которую я сегодня ел, от мысли о том, чтобы откусить еще один кусочек, меня тошнит.

Я снова еду вслепую, в никуда. Должно быть, первые пару часов я была в шоке, потому что с трудом могу вспомнить, как я сюда попала. Я знаю, что где-то заправил машину, потому что указатель уровня топлива показывает, что бак полный, но у меня есть лишь смутное воспоминание о том, как я зашла в грязный магазин и расплатился. Банан оттуда, я уверена — я схватила его на автопилоте — но я не помню, чтобы ела его, хотя должна была.

Я почти уверена, что они не продают недоеденные фрукты даже на самых грязных заправках.

Дорога впереди поднимается вверх и резко изгибается, и я заставляю себя сосредоточиться. Последнее, что мне нужно, это съехать со скалы. А так, я чувствую, что это более или менее то, что я делаю с каждой милей расстояния, которое я прокладываю между собой и Николаем.

Я поступила правильно, умно.

Я постоянно говорю себе это, но это не помогает, не уменьшает ощущения, что я совершил ужасную ошибку. Прошло всего несколько часов с тех пор, как я уехала, но я скучаю по нему так остро, как будто мы были в разлуке несколько месяцев. Когда он был в командировке, я знала, что увижу его снова, знала, что мы будем разговаривать каждый вечер, но теперь такой уверенности нет.

Он может отказаться разговаривать со мной, когда я ему позвоню.

Он может быть так зол на то, что я ушла, что не захочет, чтобы я возвращалась.

Теперь, когда я нахожусь здесь, вдали от территории, откровения Алины кажутся еще больше похожими на бред больного, одурманенного мозга, и хотя я не могу полностью отмахнуться от них, я содрогаюсь при мысли о том, чтобы встретиться с Николаем и спросить его действительно ли он убил своего отца.

Какой невинный человек не будет оскорблен этим вопросом?

Какой бойфренд не пришел бы в ярость из-за того, что его девушка поверила такой чудовищной лжи?

Я должна была остаться. Черт, я должна была остаться. Даже если в то время это казалось рискованным, я должна была выслушать Николая справедливо. Ключи ничего не доказывают. Алина могла иметь их все время; она могла даже украсть их у Павла. Если бы Николай хотел лишить меня свободы, он мог бы предпринять множество других действий — например, сказать охранникам, чтобы меня не выпускали.

И в том-то и дело, я понимаю с самого начала. Вот почему то, что казалось таким рациональным, когда я собирала вещи, теперь кажется ужасной ошибкой. Потому что в тот момент, когда я въехала в ворота, я получила доказательство того, что могу уйти , что Николай не планировал держать меня там с какими-то зловещими намерениями. Поначалу я была слишком в панике, чтобы понять это, но чем дальше я ехала, тем глубже укоренялось это знание, последствия моих импульсивных действий давили на меня все больше с каждой пройденной милей.

Я должна была вернуться несколько часов назад.

На самом деле, я должна была сделать это, как только вышла из ворот.

Я бросила безумный взгляд вокруг себя. Везде деревья и скалы. Я снова глубоко в горах, дорога передо мной такая узкая, что едва ли две полосы. Я не могу сделать разворот здесь; было бы самоубийством пытаться.

Крепче вцепившись в руль, еду дальше — и, наконец, вижу.

Немного дополнительного места слева от поворота дороги.

Я смотрю в зеркало, потом прямо вперед и назад.

Ничего такого. Никаких автомобилей. Я одинока.

Резко тормозя, я делаю незаконный разворот и возвращаюсь.

На обратном пути уже двадцать минут, и я отчаянно пытаюсь вспомнить, нужно ли мне повернуть направо или налево на приближающемся перекрестке, когда черный пикап сворачивает на дорогу и приближается ко мне.

Холодок пробегает по моему позвоночнику, тонкие волосы на затылке встают дыбом.

Это может быть моя паранойя, снова работающая сверхурочно, но эти тонированные окна кажутся знакомыми.

Нет времени сомневаться в себе; еще через тридцать секунд мы пройдем рядом друг с другом. Резко дергая руль, я выруливаю на небольшую грунтовую дорогу, ведущую в гору