Мои глаза снова наполняются влагой. Парень видит, как я краснею от жара, бьющего в лицо, и кусаю губы, чтобы не сорваться.
— Пойдем. Я провожу тебя.
Он обхватывает меня веснушчатой рукой и ведет по длинному коридору мимо невероятного количества дверей к другому лифту. Он проводит меня мимо пункта медсестер.
Когда мы стоим перед дверью с таким же номером, как и у меня на карте, мне хочется его обнять. Он открывает дверь и заталкивает меня внутрь. Дверь позади захлопывается.
Дерек лежит на больничной койке с маской на лице. Он должен бороться, чтобы сделать вдох. Его лицо выглядит синим на фоне белоснежных больничных простыней, а мокрые волосы чернее, чем обычно, в сравнении с бледной кожей. Глаза закрыты. Веки фиолетовые, под глазами темные круги. Его длинные черные ресницы выглядят влажными. Рядом весит капельница с прозрачной жидкостью. Мои глаза смотрят на тонкую трубку, переходящую в иглу, торчащую из его груди. С другой стороны весит еще одна капельница с желтоватой мутной жидкостью. От неё тоже идет трубка намного большего диаметра. Эта трубка уходит под простыню. Я думаю, что она у него в животе, в том месте, где у него был лейкопластырь. Я смотрю на его лицо. Крошечные прозрачные трубки торчат из ноздрей.
Должно быть, я издала громкий звук. Вдохнула или шмыгнула носом.
Он открывает глаза и сосредотачивается на мне.
— Нет, Бет. — Он закрывает глаза.
— Нет? — говорю я слишком сурово, слишком громко.
— Только не ты.
— А кто тогда? — Я теряю контроль.
Он опускает маску, чтобы его лучше было слышно.
— Ты не должна этого видеть. — Его голос томный и скрипучий. — Уходи.
— Посмотри на меня. — Я подхожу к его кровати. — Открой глаза, черт бы тебя побрал. — Моя очередь кидаться проклятьями. Моя очередь кричать.
Глаза он не открывает.
Я обхожу кровать, и он приоткрывает веки. Его кожа горячая и липкая, но я не намерена отступать.
Он видит меня и отворачивается.
Мои пальцы скользят по его темным влажным волосам. Я наклоняюсь и шепчу ему на ухо:
— Это то, что ты делал для меня.
— Уходи.
— Не так-то это и просто.
Он поворачивается ко мне лицом, его пальцы скользят по моему лицу. Он смотрит на меня лихорадочными глазами полными любви до тех пор, пока я больше не могу этого выносить.
В этот раз отворачиваюсь я, спотыкаюсь о стул у двери и расклеиваюсь.
— Бет. — Он изо всех сил старается говорить. — Не плачь.
Я поднимаюсь на ноги, страх превращается в гнев, который застал меня в машине.
— Что я должна сделать? — Визжу я ему в лицо. — Скажи, Дерек. Не важно что. Ты должен сказать.
— Я не хотел, чтобы так все вышло.
— Это глупо. — Кричу я. — Я люблю тебя. Как можно быть таким жестоким? — Я качаю головой и продолжаю кричать. — Ненавижу тебя за это. Ненавижу. — Я делаю выпад в его сторону со сжатыми кулаками и продолжаю кричать. — Хватит врать. Черт подери тебя, Дерек. Хватит!
Дверь в его комнату распахивается. Невысокая крепкая женщина с глазами Дерека врывается в комнату и встает между мной и ним.
— Держите себя в руках, юная леди. — Она хватает меня за запястья. — Не знаю, кем вы себя возомнили или что ту делаете, но вы должны унести свое вечернее театральное платье из комнаты моего сына.
Я смотрю на неё.
— Но я — Бет.
Она отпускает меня.
— Не знаем мы никакую Бет. — Она толкает меня к двери.
— Дерек! — Он не может просто так лежать и позволить её это сделать.
— Мам, прекрати.
— Она даже не знает кто я. — Мои колени дрожат, и я опускаюсь на пол в своем малиновом платье.
Мама Дерека наклоняется к его лицу.
— Ты знаешь эту девушку?
— Мы познакомились в Лозанне.
— Нет. Ты сказал, что Блэйк познакомился с девушкой в Лозанне.
— Не с такой как я. — Он всасывает воздух и шепчет. — Она — самое лучшее, что когда-либо случалось со мной.
Услышав это, мои слезы снова начинают катиться по лицу. Его мать смотрит на меня, а затем снова на него.
— Ты ей не сказал? О, Дерек. Как ты мог так поступить?
Она подходит ко мне, помогает подняться и обнимает.
— Милая, мне очень жаль.
Она обводит вокруг меня руки, и я прислоняюсь к женщине, которую не знаю. Может, она мне расскажет, если Дерек не может?
Дерек пытается подняться на локте.
— Я собирался сказать ей, когда снова попаду в список, но это занимает слишком много времени. Уходи, Бет. Забудь, что была здесь. Не хочу, чтобы ты тут находилась.
Список? Что это? Уверена, он полагает, что я уйду, что я снова его оставлю.
— Как можно…
— Тише, милая. Он имел ввиду совсем другое. — Его мама возвращается к нему. — Этого может и не случится. Ты должен ей сказать. Сейчас. — Мне нравится эта женщина. Сильно нравится. Она умная и сильная.
Она подводит меня к кровати Дерека, наклоняется над ним, убирает волосы и целует.
Она сжимает мою руку, закусив нижнюю губу, и оставляет нас наедине.
Я больше не сержусь. Ко мне вернулся страх.
— Можешь вернуться на стул и минутку посидеть? — Единственное, что я слышу в его голосе, так это усталость. — Мне нужно закончить.
Он надевает маску, кладет голову на подушку и тяжело вдыхает, хрипя.
Я сажусь на стул у его постели и беру его за руку. Он отодвигает провода и передает мне платочки. Я трачу половину коробки, чтобы вытереть лицо. Потом я кладу щеку на его перевернутую ладонь. Через пару минут он начинает говорить.
— Ты когда-нибудь задумывалась, почему моя кожа такая соленая на вкус?
— Нет. — Я целую его руку и облизываю свои губы. — Но мне нравится. — Скотта я целовала только в губы. Дерек — единственный парень на свете, которого я пробовала на вкус.
— Я всегда был больным ребенком. Всегда простужался или цеплял пневмонию. Я все время кричал и не хотел есть. А затем ел и ел до тех пор, пока не начинал кричать снова.
— Бедный Дерек.
— Бедная мама. Папа даже в те времена работал по ночам. Она не могла меня успокоить, чтобы он мог поспать. Я кричал всю ночь.
— Что с тобой было?
— Никто не знал. Её доктор сказал, что у неё мало молока и посадил меня на искусственное.
Мои глаза поднимаются на капельницу, стоящую сбоку. Так вот что это за штука, это детское питание.
Дерек спускает простынь к талии и поднимает свою больничную одежду. Трубка прикреплена к пластиковому диску, вставленному в живот.
— Теперь ты знаешь, почему я всегда носил широкие толстовки, отступал, когда ты была слишком близко, и взорвался, кода пыталась стянуть с меня рубашку. — Он замечает мой взгляд, прикованный к капельнице. — Это питательная трубка. Людям в моем состоянии требуется намного больше калорий, чтобы жить, чем обычным людям.
