упорно и рьяно выбирались.
А Рейнард Вайс, между тем, всё ещё в шоке. И куда большем после моих прозвучавших слов. Растерянно поворачивает голову к Хорну. Ищет подтверждение услышанному в явной надежде, что ему показалось, и сейчас старший лейтенант всех нас тут в этом переубедит. Я же утверждаюсь в мысли о том, что полицейский его ни во что реально толком не посвящает, тупо очную ставку нам замутил, преследуя свою собственную цель. Если вспомнить то, что именно и с какой интонацией он говорил, как отзывался об Эвелин Вайс, то не сложно предугадать, в чём его проблема.
Та же самая, что и моя…
Да, в самом деле проблема.
С которой я обязательно разберусь.
Позже.
Недолго осталось…
Тем более, что Хорн не спешит облегчать чужую участь. Наоборот, тоже “подливает масла в огонь”:
– У меня есть прямое заявление от вашей дочери, мистер Вайс, – с самым заумным и независимым видом подтверждает он все самые худшие опасения этой падали, а у самого Вайса глаза всё шире и шире становятся, пока ему сообщают, как данность: – Кай Бенджамин Вернер её похитил. Удерживал против воли. Доказательства есть. Их полно. Собраны. Бесспорны. Не отвертишься. Кроме того, есть сопутствующие свидетельские показания и других преступлений, свершённых в процессе данного преступления, материала хватит на много-много лет вперёд.
Достаточно прозрачный намёк, что мы отсюда оба ни хера просто так не выйдем. Пока полицейский не позволит. А он ни за что не позволит. Даже после того, как получит с нас всё, что ему необходимо, иначе бы не инициативничал так старательно, всё-таки вытащить из федеральной тюрьмы опасного преступника на незапланированные оперативные действия – нелёгкое дело даже для его звания. Да и слишком хорошо знаю я таких, как он, не в первый раз сталкиваюсь. Не только дотошный. Правильный. Если и станет подстраиваться под женскую юбку в знак помощи, то исключительно в рамках закона, своими принципами не поступится.
Не один я такие выводы делаю…
– Нет, – качает головой Рейнард Вайс и опять умоляющим взглядом косится на Хорна. – Моя дочь просто очень впечатлительная. Всё неправильно поняла, – принимается его уговаривать. – Да, в прошлом у нас с мистером Вернером действительно был конфликт. Но он… – сбивается, закашливается, прочищает горло, – оказался прав, – звучит гораздо глуше, ведь на горло себе фактически наступает, неся всю эту чушь. – Я – виноват. Как и написано в моей явке с повинной. Больше ничего другого нет. Не ищи, Теодор. Пожалуйста. Оно того не стоит, – вздыхает, опустившись до фамильярности, видимо, чтоб лучше срабатывало. – Всё правда. Я любил ту женщину. С этого всё и началось. А дальше… стечение обстоятельств. Я не хотел убивать. Но убил. Мне… пришлось.
Врёт. Особенно по той части, в которой трахать в тайне от моего отца его жену – равно любить. Но я не поправляю.
Хорошо же старается…
Меня и так устраивает.
Глядя на жалкое подобие того высокомерного и насквозь гнилого мудака-богатея, каким я впервые увидел Рейнарда Вайса, моя тёмная, пропитанная ненавистью душонка готова ликовать.
Я ведь сумел…
Не без помощи его кровиночки.
Уверен, не она, тот бы не сломался настолько быстро и легко, пришлось бы приложить гораздо больше усилий, времени и мозгов.
А так…
Мне ему больше нечего сказать.
Разве что:
– В твоих же интересах, чтоб всё сказанное здесь оставалось в силе. Без новых вариаций. Здесь останешься. Здесь и подохнешь. И не только в твоих интересах. В интересах твоей дочери – тоже. Вряд ли ты хочешь реально сломать ей жизнь в жалких попытках простить и оправдать того, кто действительно виновен. Когда она рано или поздно придёт в себя, вспомнит всё то, что ты вбивал ей в голову с рождения, а потом ещё тысячу и не раз попытается тебя вытащить и реабилитировать, – произношу медленно, с расстановкой, чтоб уж наверняка в башку свою вбил себе навсегда и намертво. – Если простит, – ухмыляюсь. – А она не простит. Уж я об этом позабочусь. Не будет у неё на это времени и возможности. Даже не надейся. Она – моя. Целиком. И полностью. До последнего её вздоха. Обратно ни один из вас её не получит. Сколько не трепыхайтесь. Если только перешагнёте через мой труп. А это вряд ли… – смотрю уже не на ублюдка Вайса, а на старшего лейтенанта, чтоб тоже проникся предупреждением, ведь к нему также относится, выдерживаю небольшую паузу, только потом возвращаю внимание к своему истинному врагу: – Считай, что таким образом мы с тобой почти расплатились. Но не обольщайся. Окончательный счёт закроется только вместе с нашими общими последними вздохами, Рейнард Вайс.
Безусловно, оба не в восторге. Но если старший лейтенант Хорн, которого аж перекашивает, быстро возвращает себе лицо в угоду служебному положению, хотя наверняка отыграется на мне позже, при первом же удобном случае, то другой, злобно прищурившись, поджимает трясущиеся губы, первые секунды старательно глотает все напрашивающиеся встречные возгласы, и выдаёт в итоге всего лишь с усталостью:
– Я тебя услышал. Будь по-твоему…
Эва
По кухне плывёт аромат подрумянившегося яблочного пирога, который совсем скоро будет готов, а я… делаю джем. Да, тоже яблочный. Яблок в ящике, прихваченном с фермы, слишком много, некуда их больше девать, не хочу, чтобы пропали и испортились.
Я схожу с ума?
До сих пор…
В это рассветное время. После бессонной ночи.
Вероятно. Но я отказываюсь анализировать ещё и это.
Устала…
Возможно, мне вообще не стоило возвращаться сюда, в этот пентхаус. Разве не глупо? Предать мужчину, а потом ждать его возвращения, чтобы вымолить прощение. Да и разве простит он меня? Такие, как Кай – не прощают. Воздают по полной. Слишком чётко и остро живёт до сих пор во мне то премерзкое душащее чувство от полного презрения и ненависти во взгляде Кая, когда он всё понял, и который я заслуживаю по всем пунктам. Нет, я не обманываюсь на счёт грядущей расплаты за этот свой опрометчивый грех. Жду её. Какой бы она ни была.
Заслужила…
К тому же, после того, как полицейские забирают его, появление Айзека не заставляет себя долго ждать. И не только самого Айзека. Едва машины с отличительными знаками разворачиваются прочь от тюрьмы, другие – тоже приезжают. Тоже шесть. Как будто это какая-то знаковая цифра, ей-богу.
Кем именно они являются, определяю по автомобильным знакам, ведь лица – все незнакомые: довольно широкие, суровые физиономии на фоне такой же внушительной ширины плеч, обтянутых знакомыми чёрными костюмами, в кои предпочитает наряжать свою личную службу безопасности
