мои руки. Не даёт ласкать себя. Крепко прижимая их к матрасу. Целует грудь, а я боюсь, что погасну, как не сгоревшая свеча. Из меня вырывается недовольный стон, поэтому я обхватываю ногами вокруг его талии и тяну к себе. Еще пару раз он дразнит меня и, надавливая на клитор, проваливается в меня. Двигается, давая привыкнуть к себе.
Комнату наполняют наши рваное дыхание и забытые хлюпающие звуки. Я занимаюсь сексом с женатым мужчиной. Моим мужчиной. Я никому его не отдам. Тепло рвется во все конечности. Хочу его всего. Так сильно, что долго не выдержу этого напряжения.
Он снова выходит из меня, водит между складок, пошло углубляясь и выходя. Круговыми движениям выписывает круги на попе, подводя тело к судороге.
Я поднимаю таз и он тут же целует меня туда, языком проходясь. Сдавливаю его голову бедрами, чтобы не останавливался. Пальцами стягиваю короткие волосы.
— Только не останавливайся.
— Да, Гаечка, давай, — дует на меня и запускает волну оргазма, скручивая. Тело дергается несколько раз. Так сильно, что я не могу остановиться и продолжаю стонать. Когда спазм отпускает, Марк нависает надо мной и целует в губы.
— У тебя сколько секса не было, Гаечка? — Тяжело дышит в губы, как будто это он кончил, а не я, пробежав перед этим марафон.
— Два года, — отвечаю, не задумываясь. И осознаю, что сдала себя сейчас с потрохами. Два года без секса. Из-за него.
Он замирает, обдумывая мои слова. Он не дурак и все понимает. И знает, что я не вру.
— Прости, — всего одно нежное слово и он входит в меня снова. Заполняет внутренности собой и щекоча стенки влагалища.
Как будто я могу не простить и отпустить.
***
Я просыпаюсь от того, что Марк аккуратно вытягивает из-под меня руку и целует в плечо. Укрывает одеялом и, собрав вещи, выходит из комнаты, прикрывая дверь.
Если вчера мне казалось, что Золушка наконец стала настоящей принцессой, то сегодня, в свете незатуманенного алкоголем мозга, я ощущаю, что Золушка — всего лишь любовница, а принц — чужой муж. Правда, произошло это утром, а не в полночь.
— Ну что там? — Замираю, когда слышу голос Марка за стеной. Он с кем-то говорит по телефону. Долго молчит, слушая собеседника, и все больше доводя меня до безумия. У жены своей, что ли, спрашивает, что там? — Отлично, ей обязательно быть? Может, можно как-то так решить?… Ну куда ей сейчас ехать?… Давай хотя бы после обеда.
Все равно не понятно, о чем он говорит и о ком.
Я осматриваю комнату в поисках какой-то одежды, но кроме той футболки и трусиков, что сейчас на мне, ничего не нахожу.
Раз он не выкинул мою одежду тогда, значит и мои какие-то штанишки должны быть тут. Я поднимаюсь и открываю одну за одной полки комода. На средней лежит моя аккуратно сложенная одежда. Я поджимаю губы, улыбаясь. Странно было вернуться сюда спустя два года и найти вещи на своих местах.
Вспоминаю тот вечер, когда мы так и не встретилась с ним. А потом он ушел.
Страх того, что это снова может повториться, закрадывается мгновенно, но я заглушаю его стуком закрывающейся полки.
— Проснулась? — голос Марка в дверях за спиной. Мне надо обернуться и встретиться с ним взглядом. Ночью-то хорошо, ничего не видно. А сейчас придется смотреть в глаза и я хочу верить, что для него эта ночь не просто так, но доля сомнений в Марке все равно есть.
Я думаю слишком долго, поэтому уже через пару секунд слышу шаги за спиной.
— Что случилось? — Он прижимает меня к комоду, упираясь руками в крышку, и целует в основании шеи. Мне безумно приятно такое утро, но так страшно услышать сейчас — “извини, нам надо подождать еще месяц или полгода, или год”.
— Что теперь? — Я рассматриваю узор на стене перед собой, так и не решаясь развернуться к нему.
— А что теперь? — Кладет руки мне на плечи и крутит к себе. Родинка улыбается. Ему смешно. Я не могу смотреть в глаза и опускаю голову, рассматривая его босые ноги. Так по-домашнему и близко. - Ты же не думаешь, что я тебя отпущу? — Зрачки сами двигаются вверх, чтобы посмотреть и оценить, насколько он сейчас говорит правду. — Не смотри на меня так. Ты теперь живешь тут. — Ноги отрываются от земли, когда он усаживает меня на комод и становится между моих ног.
— Ты же сказал, что нам нельзя встречаться. — Упираюсь руками в комод, чтобы пристроить их. Я очень хочу его обнять, но не могу себя перебороть и сделать это первой.
— Нельзя, но если я сейчас скажу тебе, что нам надо подождать месяц, то ты меня не поймешь.
— Пойму.
— Я хочу, чтобы ты была тут, а не придумывала себе того, чего нет. — Мне хочется закатить глаза от того, что он видит меня насквозь и, кажется, даже читает мои мысли.
— Мне противна одна мысль, что я — любовница женатого мужчины. И что ты бегаешь между нами.
— Алиса, я не бегаю между вами. Я не живу с ней. Вчера надо было просто появиться с Мариной на этом вечере. Ты же говорила, что не придешь?
— Лучше мне действительно было не приходить. Я на самом деле могла тебя подставить, да еще и с мамой твоей чуть не встретилась. И, если бы она меня узнала, то я бы подвела тебя. — Он молчит и уже просчитывает риски. — Что будет, если твоя жена узнает, что я живу с тобой? — У меня так и не поворачивается язык назвать ее по имени. Может, я не хочу ее одушевлять, а может, стараюсь так и оставить ее какой-то его тенью, с которой у меня нет ничего общего.
— Это не твои заботы, я сам что-нибудь придумаю. — Он смотрит на меня недолго и снова опускает глаза, рассматривая оголившееся бедро.
— Нет. — Я поправляю футболку, чтобы не отвлекать его, — если ты хочешь, чтобы я жила тут, то это наши общие проблемы. Расскажи мне.
— Может, позавтракаем сначала? — Родинка приподнимается вверх, а глаза горят желанием.
— Я не голодна.
— Зато я голоден. — Я упираюсь в руки, которые уже скользят мне под майку и сминают кожу, чтобы остановить его и договорить. — Пошли, нагуляем аппетит.
Я не успеваю моргнуть ресницами, как меня уже отрывают от комода. Успеваю только схватить его за плечи, чтобы не упасть, и в следующую секунду лежу на спине, прижатой к матрасу.
Ну… нагуляем, так нагуляем.
