грудь.
Я верю, что он найдет мальчика. Верю.
Утром я просыпаюсь одна. Амир уже уехал. Хоть бы у него все получилось!
– Мама! Мама! А где папа? – на кухню вбегает Матвей. Оглядывается и разочарованно смотрит на меня. – Где папа? Я хотел показать ему картинку!
– У папы много дел, – обнимаю сына и целую. – Вечером покажешь. У папы важные дела. Он же большой, да? А ты мне пока покажи свою картинку. Что ты там нарисовал?
– Сейчас! – Матвей громко чмокает меня в щеку и убегает.
После завтрака мы сидим в его новой комнате. Игрушек пока мало, но Матвей тщательно раскладывает их каждый день.
Смотрю на него и тут мне в голову приходит мысль.
– Сынок! – зову его. Он оборачивается. – Хочешь я познакомлю тебя с одним мальчиком?
– С каким?
– Его зовут Сережа.
– А откуда ты его знаешь?
– В интернате познакомилась.
– У него нет мамы и папы?
– Нет, – вздыхаю. – Он очень хороший. И мне кажется, вы подружитесь. Поедем к нему в гости?
– Да! Давай! – вскакивает и подбегает ко мне с какой-то машинкой. – Мама! А можно я подарю ему эту машинку? Можно?
– Конечно, сынок, – улыбаюсь я и целую.
Примерно через час мы уже в интернате. Матвей торопится познакомиться с Сережей и буквально тянет меня за руку.
– Ой, Катерина! – встречает меня воспитательница. – Вы без предупреждения?
– Да, извините. Спонтанно вышло. Сына, вот, привезла. Я раньше всегда с ним ездила в интернаты. А тут он в больнице был. Ничего, что мы так? Внезапно?
– Ничего, конечно. Вы же знаете, что мы всегда вам рады! – улыбается она и гладит по голове Матвея.
– Можно Сережу позвать? – прошу я.
Воспитательница вздыхает и разводит руками:
– Так увезли ведь его.
– Куда? – сердце падает вниз. Я даже прижимаю руку к груди.
– В больницу. Утром забрали.
– Что случилось? – на эмоциях хватаю ее за руку.
– Ему вдруг плохо стало. Сознание потерял.
Я зажмуриваюсь. Надо успокоиться. Господи.
– Катерина? – воспитательница чуть трясет меня за плечо. – С вами все в порядке? Катерина?
– В какую больницу? – спрашиваю я, открывая глаза. – В какую?
– Я не знаю. Надо у директора спросить, – пожимает плечами.
Я хватаю на руки Матвея и бегу к кабинету директора.
Все оказалось не так легко, как я подумал сначала. Но я не намерен опускать руки. Я найду сына, чего бы мне это не стоило. И сколько времени ни ушло бы на поиски.
Какой он? Ведь ему уже много лет. Он уже понял, что никому не нужен. Что у него нет ни мамы, ни папы.
Самое страшное, о чем я стараюсь не думать, – что Тамерлана усыновили. Вдруг? Ведь такое возможно!
Но нет. Лучше не думать об этом.
Сначала надо найти его. Хоть какие-то документы, следы.
Я нанял дорогих детективов, но пока все, что им удалось, выяснить, – это город, куда увезли Тамерлана. Я даже не знаю интерната, где живет мой мальчик. В том городе два интерната. Поэтому дело всего лишь времени. Но я не могу ждать. Поэтому доплачиваю детективам, чтобы они не прекращали работу даже ночью. Пусть привлекают еще людей. Я готов платить.
Приезжаю домой. Кати нет. Матвея тоже. Наверное, гулять пошли. Хотя почему меня не предупредили? Я всегда должен знать, где они. Надо будет еще раз поговорить с Катей.
А вот и она. Как чувствует. Звонит мне.
Отвечаю.
– Амир! – по голосу понимаю, что она сильно взволнована. Неужели опять что-то случилось? – Амир! Мне срочно нужна твоя помощь!
– Катя! – отвечаю я. – Что случилось? Ты в порядке? А Матвей? Ты где?
– Я в больнице.
Что?!
– Амир! Тут Сережа. Помнишь, я рассказывала тебе? Мальчик сережа из интерната. Помнишь?!
– Да, катя, да. Помню. Успокойся. Скажи мне просто, с тобой и Матвеем все в порядке?
– Да, Амир. С нами все в порядке. Матвей со мной здесь. Но Сережа…
– Что с ним? – я немного успокаиваюсь. Главное, что с Катей и Матвеем все в порядке.
– Ему срочно нужна операция, Амир. Понимаешь? Срочно!
– Ты говорила, есть время… Я на следуюшей неделе хотел перечисление делать. Ты же говорила, что очередь подойдет к концу месяца.
– Все изменилось, Амир! Сереже стало плохо утром. Сегодня. Надеюсь, что его не избили, а просто стало плохо. Пока ничего не знаю, – она торопится рассказать мне. И очень волнуется. – Амир, деньги нужны сейчас. Умоляю, Амир. Он не может ждать…
Я обещал. Ради Кати.
Да и ребенку нужно помочь. Ведь он чем-то похож на Тамерлана – тоже без семьи. Совсем один. Ему повезло, что он встретил Катю.
После разговора с Катей сразу же звоню насчет перечисления денег. Бухгатерия делает это уже почти ночью. Значит утром они упадут на счет клиники.
Операцию мальчику Сереже провели на следующий день. Там действительно все было критично. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не Катя.
Она спасла мальчишку.
Наверное, мне тоже надо навестить его. Но пока не до этого.
После оплаты бухгалтерия запросила документы по мальчику. Благотворительность уменьшает налоги. Почему бы и не воспользоваться этим?
И сегодня и детективы сообщают, что, вроде как, нашли, в какой именно интернат попал мой сын. Следующий шаг – отыскать мальчика в интернате. Это же произойдет быстро? Ничего сложного.
Мысленно улыбаюсь, предвкушая встречу с сыном.
Тревожит меня звонок финдиректора.
– Амир Каримович, – говорит он, – нам кое-какие документы нужны на мальчика из его старого интерната. Не все дослали. Без них мы не сможем отнести на расходы перечисление на операцию.
– Ну, запросите, – отвечаю я. – Куда там надо обратиться? Откуда он?
И когда финдиректор называет мне название и номер интерната, я застываю.
Совпадение?
Уточняю у него еще раз.
Да. Мальчик Сережа именно из того интерната, куда отдали моего сына.
Эта новость немного ошарашивает меня. Я так и сижу с телефоном у руке, хотя финдиректор уже отключился.
Может, и правда совпадение? Мало ли таких мальчиков? Такого возраста… с таким же шрамом… с такой же медкартой…
Резко встаю так, что стул отскакивает, и иду на выход.
В больнице я уже в холле замечаю Катю. Она о чем-то горячо разговаривает с врачом. Иду к ним.
– Амир, – улыбается, заметив меня, Катя. – Ты приехал?
– Как тут дела? – спрашиваю я, целуя ее в щеку.
– Все хорошо. Операция прошла удачно. Только Сереже надо будет реабилитацию пройти. А это опять деньги. Но мы уже договорились, что расходы возьмет фонд.
Врач кивает.
– Он сирота и поэтому ему выделят на реабилитацию.
– Я могу его увидеть? – говорю я, подавляя
