дочь, ясно?! Я не ненавижу тебя! Не могу ненавидеть. Не понимаешь до сих пор, глупая?
– Чего?
Вижу, как сильно ходят желваки на скулах Романа, словно он принимает какое-то решение, но после мужчина поднимает стальной взгляд, который пробирает всю меня до костей.
– Этого.
Мое тело пронзает током, когда Роман обхватывает мою голову руками и впивается в губы страстным поцелуем. Его жесткая щетина царапает мне кожу, но в этот момент это не важно. Впервые я хочу, чтобы он целовал меня.
Я ожидал удара, но не предвидел, что сука Быков начнет палить так открыто. Он работает слаженно, расстреливая машину в упор и убирая моего водителя сразу же. Вторую машину охраны блокируют, и я понимаю, что действовать придется в одиночку.
Когда увидел высунутый автомат из окна, мне было похер, что в меня попадут. Я хотел защитить Илану. Я бы сам подставился, лишь бы птичку не задело, лишь бы ей снова не было больно. Из-за меня.
Мне удается увидеть Быкова из окна проносящейся машины. Он смотрел свысока, словно, сука, уже победил. Будто снова забрал у меня самое дорогое, в то время как я мечтал перерезать ему глотку своими руками.
Плечо ноет. Кажется, меня задело, когда прикрывал Илану собой. Черт. Эти сволочи снова целили именно в нее. Чтобы я опять лишился всего. Чтобы снова подыхал от боли.
Оставляю Илану в машине, но эта дуреха вылазит уже спустя несколько минут. Я иду за ней, но не замечаю снайпера, который в этот момент целится прямо в меня, и тогда впервые слышу ее голос. Она громко вскрикивает, и это меня спасает. Это был лишь крик, но в этот момент я понял, что она просто в шоке. Илана имеет голос, только это сидит очень глубоко в ней, и предстоит огромная работа, чтобы птичка снова смогла нормально говорить. Я заваливаю стрелка первым видя, что Илана уже лежит на земле.
Совсем не чувствую страха или боли в этот момент. Я ощущаю лишь то, что должен ее защитить, несмотря ни на что.
Птичка жутко пугается. Как слышит рядом выстрел, падает, будто подкошенная на землю. Когда к ней подхожу, она как-то сильно дергается, и я снова слышу ее голос. Такой нежный и слабый, вымученный, дрожащий.
Девчонка даже не узнает меня сразу, пока не успокаиваю ее. Глаза красивые по пять копеек. Напугана, трясётся вся, рыдает, как маленькая. Черт.
Только когда к себе прижимаю, успокаивается, немного приходит в себя, даже смущается. Мне до чертиков нравится видеть стыд в ее глазах, а не страх, как обычно.
Черт. Я хочу ее уже как долбанный псих. Как ненормальный голодный дикарь, вот только теперь боюсь снова сделать ей больно. Не хочу ее ранить. Не хочу пугать, хоть и знаю, что девушка меня до чертиков боится.
То, как Илана мой ремень расстегивает, не может не вызвать улыбки, хоть и рука жутко ноет. Глаза округлились, как у лани. Ресницы трепещут. Пальцы дрожат, но упорно расстегивает ремень и кажется, даже не дышит.
Смущается, вся пунцовая стает. Точно невинная, а у меня все уже горит ниже пояса. Я хочу ее, вот только скорее себе глотку перегрызу, чем трону ее снова против воли.
Вызываю Дэна. Надо догнать Быкова немедленно, но сначала нужно птичку домой доставить. К малышке нашей. В безопасность.
В груди что-то сильно жжет, когда я вижу, как Илана мне по ненависть жестами говорит. Снова эти жесты, но мне плевать. Пусть так. Я уже научился ее отлично понимать.
Глупая. Думает, что я все еще ненавижу ее, в то время, как я подыхаю от бешенной невыносимой уже любви к этой невинной девочке. Сгораю уже прямо. Живьем каждый день от невозможности ее коснутся, но в этот момент я срываюсь, и просто целую Илану, наплевав на ее страх.
Целую птичку так, как давно хочу, наслаждаясь ее сладкими губами и видя удивленный взгляд. Жадно, до безумия сминая ее пухлые и мокрые от дождя губы своими и чувствуя, как каменеет член в штанах.
Птичка замирает, но после, к моему огромному удивлению, не отталкивает меня, а наоборот, прижимается ко мне дрожащими ладонями, робко отвечая. Так осторожно и сладко, что мне реально хочется стонать в голос.
Илана отвечает на поцелуй. Неумело и осторожно, но и этого мне хвтаает, чтобы захотеть ее всю. Без остатка.
Вынужденно отстраняюсь от нее ломая себя. Птичке надо домой. Она и так уже вся промокла до нитки. Обхватываю ее лицо руками.
– Иди. Едь домой. Будь с Анютой. Поняла?
– А…вы?
Смотрит на меня соловьиными глазами. Губы красные припухли. Сладкая.
– Переживаешь за меня?
Не могу сдержать улыбки, видя ее смущение. Ее щеки становятся пунцовыми.
– Иди, Илана. Я приеду.
Усаживаю птичку в машину к Дэну, а сам иду к Владу. За нами следует целый отряд спецназа. Мы должны догнать Быкова, и тогда я лично отпилю ему башку.
Через несколько минут дороги перед глазами начинает темнеть. Черт. Кажется, из руки уже вся кровь вытекла. Дэн замечает первым.
– Господин Волков, может вам это, в больницу сначала?
– Нет! Сначала я прирежу Быка. Гони, Влад. Давай быстрее.
Ослабляю жгут. Еще час должен продержаться, но я не сдохну, пока эта тварь еще жива.
Работаем слаженно. Мои люди высекают Быкова у железнодорожного вокзала. Андрей бросает машину и срывается на бег видя, что я его нашел. Он несется к рельсам, убегая от моих парней, которые гонят его, как паршивого пса.
Я же остаюсь у машины, и заряжаю пистолет. Я должен его убить. Сам.
Все случается быстро. Кажется, растерянный Быков не ожидал от нас такого напора, от чего всего лишь на миг он теряет ориентацию, и не видит поезда, несущегося прямо на него.
Я даже выстрелить не успеваю. Андрея размазывает по рельсам. Просто распиливает на части, не оставляя от него нихрена.
Кто-то истошно орет издалека. Собирается толпа. Сука! Я сам его должен был убить. Сам.
Опираюсь о стену. Становится хреново. Руки уже почти не чувствую. Черт.
Эта тварь забрала у меня семью и чуть ли не лишила новой. Внутри сильно жжет. Кажется, мне больно. Давно так больно не было. Не ощущал просто.
Дэн подходит первым. Я вижу по его лицу, что все.
– Роман Викторович, что делаем с ним? Андрея размазало. Там одни ошметки от него остались. Зрелище не для слабонервных. Кишки на рельсах одни остались. Я знаю, вы сами
