поэтому приходилось беречься с особой тщательностью. Вадим очень пристально следил за тем, чтобы я не перенапрягалась и сдувал с меня пылинки, как с самой большой драгоценности, а я каждый вечер говорила спасибо, за то, что он со мной.
Его измена…не была изменой в привычном смысле этого слова. Это был чудовищный фарс, игра девочки, не знающей берегов и пользующейся нашим доверием.
К счастью, мне хватило мозгов принять это, а также то, что во всем случившемся моей вины, гораздо больше, чем его.
Зайка для него была просто племянницей жены. Ему, как и мне, застелила взгляд уверенность в том, что это маленькая девочка, родственница. Он, как и я, не увидел, не почувствовал в ней опасности.
Но я-то должна была почувствовать. Довериться тому самому женскому чутью, послушать подругу, которая со стороны лучше видела, чем я, варившаяся в самой гуще. Да многое можно было сделать и понять, ведь сигналов было предостаточно. Но я была слепа. И именно моя слепота едва не привела к краху.
У нас в бокалах сок. Мне нельзя даже игристое, а Вадим, после того случая с Зоей больше не притрагивается к спиртному. Для него это теперь табу.
У нас теперь вообще много табу. На родственников. На тех, кто может заходить в наш новый дом. Это наше гнездо, которое мы отстраиваем с нуля, и посторонним тут места больше нет. Это касается и всей нашей жизни в целом.
После поздравлений и боя курантов, звонит Нина.
Нам удалось сохранить с ней сестринские отношения. Конечно, не такие как прежде, когда между нами не было Зайкиной зловещей тени, но все-таки мы общались, поздравляли друг друга с праздниками и говорили на отвлеченные темы, старательно обходя опасные моменты.
Нина несколько раз просила меня помочь Зайке, но, когда та прилюдно послала ее в зале суда и принялась орать, что это не она должна сидеть за решеткой, а никчемная мамаша, по вине которой все случилось, у сестры внутри что-то сломалось. Взгляд потух, и больше ни слова не прозвучало о том, что Зайка маленькая, несмышленая, что Зайку надо пожалеть.
Она не жалела никого.
— С новым годом, Мила, — тихо произносит сестра, — счастья вам, взаимопонимания и хороших людей рядом.
— Спасибо, Нин. И тебе всего самого хорошего и светлого.
— Ниночка… — звучит на заднем плане, прежде чем сестра успевает прикрыть динамик.
До меня доносится какое-то шуршание и недовольный шёпот.
— Поздно, — губы сами растягиваются в улыбке, — я все слышала.
— Мил, — смущенно бубнит Нина, — я тут…подумала…почему бы мне не попробовать что-то изменить в своей жизни… Мужчину встретила. Вернее, я его давно знала, но как-то отмахивалась, шанса не давала. Все не до этого было…
— Не оправдывайся, Нин. Ты заслужила свое счастье. И если он может тебе его дать — бери не раздумывая.
— Спасибо, Мила, — она мнется, — как у вас с Вадимом?
— С Вадимом? — перевожу взгляд на мужа, который сосредоточенно выковыривает селедку из-под шубы, — все хорошо.
Он поднимает на меня вопросительный взгляд.
Я улыбаюсь и одними губами произношу «Я тебя люблю».
Наша история в последний год была сложной и некрасивой. Мы прошли испытание Зайкой, хлебнули на двоих большой ложкой из зловонной лужи, но нашли в себе силы оставить ее в прошлом и вместе идти в будущее, поклявшись друг другу что больше никого и никогда не подпустим к нашей семье.
Есть он, я, наш ребенок — это то, ради чего хочется жить и то, ради чего можно сразиться с целым миром. С любым врагом, даже если этот враг коварно прячется под личиной тех, кому доверяешь.
После разговора с сестрой у меня на душе становится легче, будто слетает большой камень, незримо давящий все это время. Да, я чувствовала вину перед ней, за то, что мы довели дело до конца и засадили Зайку по полной. Видела немой упрек во взгляде, но иначе поступить не могла. Оставить племянницу безнаказанной? Ни за что! Она не жалела никого, так почему я должна была жалеть ее?
Я устраиваюсь на плече у мужа, он неспешно водит кончиками пальцев по моей спине, и мне так хорошо, что не нужны никакие слова. Он рядом — и это главное.
Конец
