Дина выходит из машины, и мы с сыном остаёмся наедине. Я бросаю взгляд на зеркало заднего виденья, наблюдая за Санькой. Сердце рвется на куски. Мне так хочется: обнять малыша, прижать к своей груди, зарыться лицом на макушке и дышать запахом волос моего родного сына. Но я, вопреки всем своим желаниям, просто смотрю, понимая, что для Саньки я – друг папы…
Пиздец. Больно-то как!
На горизонте появляется Динка. Я спешу выйти из машины, чтобы открыть для неё дверцу, но из-за хромоты делаю настолько всё медленно, что просто не успеваю.
– Всё нормально. Я забрала то, что хотела, – заявляет Дина, устраиваясь на сиденье и пристёгиваясь ремнём безопасности.
Я веду бровью, удивляясь.
– Ты научилась пристегиваться?
– Муж заставлял, – выдыхает с грустью.
– Ну хоть где-то он был прав, – отвечаю я, чувствуя, как внутри закипает ревность.
Даже не хочется думать, чему ещё заставлял этот грёбаный придурок.
А Динка молчит и это вынуждает меня ревновать куда больше. Я же не слепой, не дебил. Как бы там ни было, но она испытывает чувства к своему мужу. Возможно, если бы Дина не стала свидетелем сцены на балконе, то сейчас не сидела бы в моей тачке, а я не увозил её с сыном куда угодно, лишь бы подальше от «любящего» мужа.
– Куда мы едем? – её голос врезается в подкорку, и я на короткий миг поворачиваю голову вправо.
– На дачу к моему отцу. Помнишь?
– Помню, – грустно вздыхает. – А Руслан не будет против?
– Папа умер, – теперь вздыхаю я.
– Прости, – виновато произносит, опуская взгляд на свои колени. – Соболезную.
Я киваю головой, а затем спрашиваю то, что меня волновало с самого начала, когда я переступил порог квартиры Дины.
– А где твоя мама?
– Умерла, – бубнит под нос. – Два года назад.
Меня передёргивает.
– Почему?
– Ишемическая болезнь сердца. После того, как пришёл твой отец, мама очень сильно разволновалась… И у неё случилась внезапная коронарная смерть.
– Мой отец? Приходил?
– Да.
– Дин, я не знал…
Я сбавляю скорость и, прижавшись к обочине, выжимаю одновременно тормоз и сцепление до полной остановки.
Оборачиваюсь назад, бросая взгляд на сына. Санька уснул и, лег вдоль дивана, спокойно сопит носиком.
– Динка, я ничего не знал. Правда. Это какое-то чудовищное стечение обстоятельств, – не спрашивая разрешения, я сгребаю Дину в охапку и прижимаю к себе.
– Всё нормально. Я не виню твоего отца.
Её признания успокаивают и это не может не радовать. Не хотелось бы думать, что мой отец причастен к смерти Натальи.
Я отстраняюсь первым. Запускаю мотор и, тронувшись с места, продолжаю путь на дачу.
В голове слишком много мыслей и все они разные, но «жалят» одинаково. Дина замужняя женщина, поэтому…
Черт! Она же так доверчиво смотрит в мои глаза, разве я могу её подвести? Нет. Без вариантов. Да только Фатхетдинов не успокоится, и я понимаю его. Жена должна: быть послушной, покорной, уважать и почитать своего мужа, а Дина порочит его имя, не задумываясь. Убежать из дома тайком, ослушавшись мужа? Это слишком…
Глава 107
Дина
Дамир привозит нас на дачу. Останавливает машину напротив ворот и глушит мотор, не собираясь заехать во двор. Я отстегиваю ремень безопасности, оборачиваюсь и устремляю взгляд на сына. Санька по-прежнему спит на заднем сиденье, свернувшись калачиком. Во сне черты его лица такие милые-милые: бровки домиком, черные пушистые ресницы, как у папы, вздернутый носик и аккуратные пухлые губки.
– Поговорим? – Дамир открывает со своей стороны дверцу и медленно выходит на улицу.
Я наблюдаю за ним, ощущая, как внутри затягивается плотный узел. Чувство вины тяготит мысли и рвёт сердце на ошмётки. Я настолько сильно виновата перед Шагаевым, что даже не знаю: простит ли он меня когда-нибудь по-настоящему, ведь всё случилось из-за меня. И вот сейчас… Случается опять. Я вынуждаю Дамира вмешаться в мои семейные разборки, зная, что на этот раз Давид не остановится ни перед чем. Мой муж сильнее Дамира: крепче физически, имеет связи и власть. В нашем городе Фатхетдинов далеко не последний человек. У него всё схвачено на уровне области, а то и больше. Как с таким тягаться? Не представляю.
На негнущихся ногах я выхожу из машины и равняюсь с капотом. Дамир, пошарив рукой в заднем кармане джинсов, достаёт пачку «Parliament» и выуживает из неё сигарету. Пока Шагаев чиркает колесиком зажигалки, я не свожу с него глаз. Он, вроде, тот же самый Дамир, каким я его запомнила и тщательно хранила в тайниках своей памяти, но на самом деле... Чужой. Холодный. Не мой. Никогда им не был и не будет. Да я и не хочу! Видит бог, я больше никогда не влезу в его семью, не попытаюсь украсть у законной жены любимого мужа, а у маленького ребенка – родного отца. Тот поцелуй ничего не значит. Ни-че-го! Я поддалась эмоциям, минутному порыву. Вот и всё.
– Дин, нужно будет пожить здесь какое-то время, пока я не найду более безопасное место, – голос Шагаева вырывает меня из раздумий, и я невольно вздрагиваю. – Замёрзла?
Он приближается. Шаг за шагом. Останавливается напротив, бросает недокуренную сигарету на землю, припорошенную снегом, и тянет свои руки ко мне. Я не сопротивляюсь, позволяя Дамиру взять мои дрожащие, ледяные пальцы и поднести к губам. Он греет руки теплым дыханием, а я трепещу, как маленькая птичка с поломанным крылом. Мне бы вырваться, прекратить этот контакт, но нет. Я мазохистка, смотрю на постаревшего Шагаева и теряюсь.
– Я найду хорошего адвоката и тогда, Иншаллах. Пусть всё получится, – говорит Дамир, продолжая греть мои руки своим дыханием. – Вам с сыном придется уехать, возможно, за границу. Документы сделаю, но это тоже время. Уедешь?
– Да, – киваю головой и, закусив губу, шмыгаю носом.
– Прости, Дин, но это все, что я могу сделать сейчас, – Дамир окидывает взглядом небольшой дачный домик, а затем смотрит на заднее сиденье машины, где спит наш сын.
– Тебе не нужно передо мной извиняться, – спешу возразить и, не зная, как правильно поступить, инстинктивно одергиваю свои руки. – Ты и так… Слишком много для меня делаешь.
– Для вас, – поправляет Дамир и это – ушат холодной воды на мою голову.
Всё правильно. Для нас. В первую очередь, для сына, а я – прицепом, в довесок ко всему.
Мы заканчиваем этот разговор одновременно. Я отстраняюсь от Дамира, решив забрать с сиденья свою сумочку, а Шагаев направляется во двор и чуть позже открывает входную дверь в дом.
Я бужу сына и когда он распахивает заспанные глаза, надеваю на лицо беззаботную маску, а на губы – широкую улыбку. Всё хорошо! Я не должна пугать ребенка, показывая собственный страх.
Санька ничего не понимает. Постоянно спрашивает, что мы здесь делаем и где папа. А мне так хочется схватить его за руку, отвести к Дамиру и сказать: «Малыш, вот твой настоящий папа. Он здесь, рядом, не бросил тебя и никогда не бросал, просто твоя мама – полная дура».
– Сашенька, мы пока поживем здесь. Хорошо? – произношу ласково, а сын капризничает и едва не топает ногой.
– Не хочу. Мне не нравится здесь. Я домой хочу. К папе!
Большие карие глазки наполняются слезами, и я глотаю колючий ком, образовавшийся в горле.
Господи, больно-то как!
Задыхаюсь от безысходности и боли. И это не просто детские слёзы! Это моё наказание за глупость, за тяжкие грехи, которые я совершила против нас троих: Дамира, Саши и меня…
* * *
Растопив в доме котёл, Дамир уезжает в магазин и в скором времени возвращается с двумя пакетами продуктов. Я управляюсь на кухне, занимаясь приготовлением ужина. Дамир возится с краном в ванной комнате, а Санька сидит в комнате на втором этаже и смотрит мультики.
Я нарезаю кубиками лук и плачу. Душа болит. Внутри бездонная глухая пустота. Как жить дальше? Куда бежать или плыть? Где найти ответы? Кто подскажет, как всё изменить, исправить?
