— Не скачи по лестнице! — крикнула я в двери и обернулась на шаги за спиной.
— Как его нога? — спросил Джек, не вынимая рук из карманов джинсов.
— Видишь же сам, лучше…
Лучше бы я и дальше молчала, чем вот так — к боли в ноге добавила ещё и болей в сердце, а там и так у Ярослава было не сладко.
— Придурок соседей притащил, пьяных. Ещё доказывали мне, что разрешённая тут скорость шестьдесят километров в час… На грунтовых дорожках садоводства… И вообще пешеход сам виноват…
— Меньше права продавать надо…
Джек отвёл глаза. А мне хотелось ударить его ещё сильнее, только я… Я вдруг осела на пол. Просто съехала по обитой штакетником стене. И разревелась. Уже по-настоящему. И дочь, и муж — оба Жени — склонились надо мной, хотя мне хотелось, чтобы они ушли. Я не хочу ничего объяснять. Никому.
— Ты из-за Ярослава так? Да нормально у него все с ногой. Ушиб только. Будет синяк, но и только, — присел Сомов передо мной на корточки. — Ну хочешь, в травму его отвезу? Просветим ногу. Ну, для твоего спокойствия… Ясь, ну хватит… Жив и хорошо. Остальное фигня…
Его большая ладонь поймала мою большую слезу, но я ударила его по руке. Сильно! Точно он был во всем виноват. А кто ж еще! Сидел бы в своей Испании! И не разводился…
— Твоя мама дерётся, — усмехнулся Сомов. — Пойду Ярослава проверю.
— Не надо! — я хотела схватить Сомова за руку, но промахнулась, или он увернулся. — Я ему все рассказала…
— Молодец! Нашла время…
Сомов резко поднялся и шагнул к двери.
— Я же сказала, не надо!
— Как раз теперь уж точно надо! Жень, присмотри за мамой. Я на тебя надеюсь.
— Тебе больно? — спросила тут же Женечка.
Ох, как мне было больно. Только словами эту боль не передашь. И уж точно не объяснишь причину. Даже самой себе. Тут целый клубок ошибок и ложных надежд, и даже размотав его, запутаешься в нитях судьбы, точно золотая рыбка в рыболовной сети. Только чьи желания исполнять и как, не понять…
Я с трудом соскребла себя с пола и заставила с ещё более превеликим не побиться головой о стену. На моем телефоне тишина — и из офиса, и из прошлой жизни. Хотя, простите уж меня, это свинство! Что бы Матвеев там ни решил, но я имею равные с ним права на детей. Уж точно достаточные для того, чтобы узнавать о билетах в Москву первой.
— Что это за самоуправство? — начала я в телефон, даже не поинтересовавшись, свободен сейчас Матвеев для разговора со мной или снова занят. — Ты обещал, кажется, перезвонить.
— Ты тоже мне многое обещала, — отрезал мой бывший муж.
— Твоя мать наконец-то бросила ради внука дачу? — выдала я с ехидцей.
Женечка крутилась под ногами, и я не могла говорить.
— Она ради внука туда уехала, — отрезал Матвеев. — Пыталась сохранить то, на что ты положила с прибором.
— Мы ещё у моих родителей не были. Дед внука не видел…
— Так это твои проблемы! Если на отца у тебя за неделю времени не нашлось! На других мужиков нашлось…
— Это такая твоя низкая месть, что ли? — не выдержала я, отводя от живота дочкину голову и ее руки от телефона. — Женя хочет с тобой поговорить.
— Который Женя?
В голосе злость. В моём не меньшая.
— Которая!
И я позволила дочери вырвать у меня телефон. Впрочем, говорила она о другом, том самом, Жене, о котором мечтал поговорить Влад, и совсем немного о качелях.
— На! — сунула она мне телефон, не попрощавшись с отцом, и поскакала наверх к своему дяде Жене.
Секунду я молчала — мне вдруг стало нестерпимо жаль Влада. Он виноват лишь в том, что не желал отпускать меня. Или даже не меня, а детей. Встречи по воскресеньям не то, о чем он мечтал, когда женился. Наверное, я все же перед ним виновата. Виновата за то, что подала ложную надежду, когда была на все сто уверена в неизбежности расставания. Виноваты оба, что вовремя не бросили попытки остаться вместе. Но теперь мы не можем развести себя по разные стороны баррикад, хоть и живем в разных городах. Из-за детей. Из-за детей надо быть умными. Но как же это трудно… Влад обижен, но я-то нет… Если только на судьбу, которая не позволила нам с Джеком встретиться раньше, когда не было ещё так поздно…
На улице светло. Скоро стемнеет. На душе уже ночь. Полярная. Без конца и края. Мрак. Полный.
— Влад, не нужно Ярославу ехать в Москву. Он приедет в сентябре, как мы и договорились.
— С кем? — прорычал он коротко.
— С тобой. Больше ни с кем я не договариваюсь про твоих детей.
— Кажется, эти дети уже не мои…
— Нет, Влад, они твои. Так получилось. Извини. Я очень не хочу, чтобы мы воевали с тобой. Давай решим все мирно.
— Что именно мы должны решить? Ярослав живет со мной. Или ты уже передумала?
Я села на стул. На самый краешек. Боялась прилипнуть к сиденью. По всему телу проступил липкий страх.
— Да. Сейчас я думаю, что детям будет лучше со мной. Они не должны мешать тебе строить личную жизнь.
— А ты свою уже построила, видать? — огрызнулся Влад ещё громче.
— Да, — голос почти пропал, поэтому хрипел. — Я вышла замуж за Евгения. Мы живем вместе. И он довольно хорошо ладит с детьми. У него есть опыт. Он воспитал чужого ребёнка. Влад…
Но Матвеев уже сбросил звонок. И я бросила телефон. На стол. Не заботясь об его сохранности. Я была разбита. Полностью. Точно древняя старуха, поднималась я наверх, где через смех Женечки пробивалось неловкое треньканье на гитаре Ярослава.
62. Семья
Женечка сидела у Джека на коленях, мешая ему поправлять Ярославу пальцы. Вполне возможно, что порой музыка и обезоруживает злейших врагов, только тут, вне всякого сомнения, гитара выступала в роли бомбы замедленного действия. Во избежании взрыва я забрала дочь — проигнорировав ее громкие протесты.
— У них урок!
Урок выживания во взрослом мире.
Сердце разрывало виски. Умывание ледяной водой не помогло. Лицо горело от стыда. Стыда за то, во что я превратила свою жизнь.
— Берька!
Я вдруг вспомнила, что у меня, ко всему прочему, есть собака. В миске оставалось немного сухого корма, который всыпала туда явно не я. Ярослав? Джек?
— Берька!
Шнауцер оказался наверху. Впервые тихо сидел в комнате. Так тихо, что я его даже не заметила. Старался остаться незамеченным, чтобы я не увела его от Джека. Женечка вот выкручивала руку, рвалась обратно.
— Да что это такое?! — тряхнула я запястьем, чтобы угомонить дочь. Получилось не выпустить ее пальцы. — Я же сказала, что ты им мешаешь. Пойдём гулять с собакой!
И я схватилась за поводок. Хотелось уйти из дома. Уже почти ненавистного. Дома, который разрушил мою жизнь. Прежнюю. Совсем не обещая, что в новой я стану наконец счастливой.
— Я хочу к дяде Жене!
Женечка по-прежнему вырывалась. Шнауцер снова лаял. Я злилась. Вновь. Все, как обычно. Ничего не поменялось, кроме… Моего семейного положения. Но разве назовёшь вот это все семьей?
— Сейчас ты гуляешь с собакой!
— Мы погуляем! Все вместе…
Джек преодолел лестницу в два прыжка и запрокинул голову:
— Ярослав, поторопись!
У него получилось — безногий почти сразу оказался на первой ступеньке, а потом и на последней. Женечка заторопилась к двери, потому что шла гулять не со мной и даже не с собакой, а со своим дядей Женей. Джек достал с полки баллончик от комаров. Если бы можно было побрызгаться так от проблем, чтобы те сами отвалились. Но пока они валились на меня со всех сторон.
Мои руки опустились — вместе с поводком, на котором болтался пустой ошейник. Кто-то снял его со шнауцера, оставив лишь антиблошиный. Я чесалась, точно у меня самой были блохи. Или меня искусали комары. Или тараканы, вырвавшиеся из моей головы.
— У тебя нога уже совсем не болит? — спросила я с неприятной для меня же самой издёвкой.
— Дядя Женя сказал, мне нужно ей подвигать.
