механически развязывать шнурки. Тяну с ответом, зная заранее, что отцу он совсем не понравится.
Папа стоит рядом, уперев руки в бока, и давит одним лишь своим присутствием на мои и так расшатавшиеся за это утро нервы. Явно не собирается спускать на тормозах первую ссору дочери и любимого — когда только он всех успел в себя влюбить? — зятя.
— В аэропорт.
Желание работать за границей знатно померкло в последние недели. И я всё думала: как же отказаться? Как же остаться? Взвешивала и плюсы, и минусы. Даже список составила, чтобы определиться. В жирных плюсах остаться было наличие рядом близких людей и Ромы. А в жирных минусах все остальное…
— С ума сошла? — шипит родитель и кряхтя присаживается на корточки. — Заставляешь отца выполнять всякие акробатические этюды, у меня вообще-то артрит. Что там у вас стряслось?
Оказываемся лицом к лицу, и я по-детски поджимаю трясущуюся губу.
— Он мне изменил…
— Вот те раз. — Папа задумчиво почёсывает подбородок и за ружье почему-то не спешит хвататься. — Он сам тебе так сказал?
— Нет.
— Поймала с поличным? Свечку держала?
— Нет…
— Дала возможность объясниться?
— Не… Что тут объяснять? — шепчу, рассердившись. — Ты на чьей вообще стороне?
— На стороне правды и здравомыслия. Убегать, поджав хвост, не разобравшись в ситуации, — последнее дело. Тем более вы поженились, Лена. У вас теперь семья, за семью нужно бороться. Иногда прогнуться, иногда где-то смолчать и сделать вид, что чего-то не заметила. Умнее надо быть, дочь. Ну что ты, в самом деле?
— Пап, это очень красивые речи. Но он был с другой, когда я… я ждала его. Семья, говоришь? Какая из нас семья? — Всхлипнув, прячу лицо в ладонях. — Нет никакой семьи. Чужие люди…
Щёки горят, виски ломит, слёзы всё не прекращают литься. Так и обезвоживание можно получить. Но я не могу их контролировать, в душе такое смятение творится.
— Самая настоящая. Я запрещаю тебе уезжать. Вот. Давай сюда свой билет, я никуда тебя не повезу.
— Он электронный, — произношу, мотнув головой.
С места не двигаюсь. Нет ни моральных, ни физических сил. Не хочу ни в какой Дубай и оставаться здесь тоже не могу. Нет мне нигде места. Я какая-то неудачница. Вот только покажется, что жизнь наконец-то вошла в нужное русло, всё спокойно и хорошо. Ровно! Как происходит что-то, в очередной раз доказывающее мне да и всем вокруг, что Лена Канарейкина ничего не стоит.
Ещё один всхлип.
Нужно встать. Зайти в комнату. Захлопнуть наполовину собранный чемодан и спуститься вниз. Вызвать такси и… а… переодеться ещё нужно. Не поеду же я в аэропорт в свадебном платье?
— Иногда я жалею, что не застрелил тогда Куликова… — задумчиво тянет папа, выпрямляясь во весь рост.
Смотрю на него снизу вверх. Покачав головой, идёт в сторону кухни и спустя несколько секунд возвращается со стаканом воды. Пихает мне в руки.
— Пей давай.
— Тебя бы посадили…
— Зато твои нервы отчасти были бы целы и отомщены. Вон как этот Куликов на твоей самооценке потоптался, превратил мою девочку в неврастеничку и ходит ещё на своих двоих где-то там. Хвост пушит как павлин. Пусть только явится за Зоей, повыдёргиваю ему перья, будет лысый шастать.
— Забудь уже его, эта история в прошлом, — отмахиваюсь. — Мне нет до него никакого дела. Отболело. Теперь из-за другого всё болит и ноет. Не хочу я здесь оставаться… понимаешь? Вдруг правда изменил.
Папа вновь хмурит густые брови и начинает расхаживать по нашей тесной прихожей взад-вперед. Думает о чём-то сосредоточенно.
— Ладно, — сдаётся. — Собирайся.
Через тридцать минут быстрых сборов мы в полном составе спускаемся к машине. Пришлось разбудить и Зою, и маму — попрощаться. Они, всклокоченные и сонные, решили ехать с нами.
Пристегнув дочь, сажусь к ней на заднее сиденье и беру её крохотную ручку в свою. Она словно знает, что нас ожидает долгая разлука, непривычно тихая и милая.
Пальчиками другой руки тянется ко мне и хватает за волосы, начиная перебирать их.
— Готовы? — спрашивает папа, оглядываясь через плечо.
Смотрит на меня внимательно и выжидающе. Ждёт, что поверну назад. Решительно киваю.
Вперёд, в новую жизнь.
Наверное…
— Ох, Регинка, ну и дуру мы вырастили…
— Дула! Дуля! — вторит Зоя и хихикает, пряча лицо за спинкой кресла. Грожу ей пальцем.
— Папа! Я вообще-то всё слышу!
— Вот и хорошо.
Зажав телефон в ладони, гипнотизирую взглядом чёрный экран. У меня так и не хватило духу ещё раз посмотреть на те фотографии. Открыть чат и удалить их. Сука Филатова. Кобель Дроздов!
Идеальная пара…
А слёзы всё катятся и катятся. Нос уже на сливу похож, распух и пощипывает.
Рома не звонит. Если он ничего такого не делал… Вдруг не спал он с ней? Неужели не хочет оправдаться? Обиделся на то, что я не сказала про билеты?
Так он сам много чего мне не сказал. Например:
«Я люблю тебя, Лена! Не уезжай».
Ничего не сказал.
Только целовал так, что все мысли напрочь улетучивались из головы.
Касаюсь пальцами припухших после ночных терзаний губ и громко всхлипываю.
— Чего ревешь тогда, если умная такая? — ёрничает с переднего сиденья папа, уверенно крутя баранку.
— Ничего!
— Назад, может, повернуть? Если здесь съедем, то…
— Нет!
— Упрямая как ослица. Это у неё от тебя, Регина!
Мама громко фыркает, ничуть не обидевшись. Потому что точно знает, чей мне достался характер. Несколько минут в машине слышны лишь мои приглушённые всхлипы.
— Пацан и свадьбу оплатил и руки твоей просил у меня, а ты… заладила: «Ненастоящий муж, фиктивная семья». Тьфу. У всех бы фиктивных пар глаза так горели, как у вас!
— Саш, — предупреждающе шикает на отца мама, но я уже всё слышала. — Он просил не говорить.
Резко подаюсь вперёд, цепляясь пальцами за водительское сиденье. Просовываю голову между креслами и грозно
