его, кивнув.
— Хорошо.
— Спасибо.
Она грустно улыбнулась мне.
— У меня сегодня еще есть кое-какие дела в офисе. Я здесь, если понадоблюсь тебе.
— Я в порядке.
Она знала, что я лгу. Но она молчала, когда подошла, долго сжимала мою руку, затем проскользнула мимо меня и пошла по коридору к своему кабинету.
Я подошел к раковине, вымыл руки и вынул посуду из посудомоечной машины. Тея уже подготовила все для открытия, так что я нашел кое-какие чистящие средства и решил, что все полки с алкоголем нуждаются в тщательной протирке, хотя я делал это на прошлой неделе.
Позже я опустошу и вытряхну все ящики и шкафы. Затем я вытирал пыль со всех рам вдоль стен. Мне было все равно, какая работа должна быть выполнена, я придумывал задачи, если это было необходимо. Я просто хотел быть занятым. Я хотел держаться подальше от дома.
Может быть, тогда я бы справился с этим.
Может быть.
Сегодня утром я проснулся совершенно потерянным. В последнее время мы с папой не были близки, но он был постоянной в уравнении нашей семьи. Константой. Несмотря на расстояние, я знал, что он был там.
Теперь он исчез.
Один телефонный звонок шесть дней назад, и я был брошен на произвол судьбы.
Мама позвонила, чтобы рассказать мне о сердечном приступе папы, умоляя меня приехать прямо домой. Я поехал, пребывая в шоке. Я и не подумал никому позвонить, включая Ксавье. Мне потребовалось больше двадцати четырех часов, чтобы просто осознать, что произошло.
Мой отец умер.
Я потерял его. И я был близок к тому, чтобы потерять маму и своих сестер. Они были злы на меня, потому что я считал, что Ксавье заслужил быть на похоронах своего брата.
Они хотели держать его в неведении. Когда я держал маму за руку в похоронном бюро, слушая, как она организует похороны для папы, она плакала и умоляла меня скрыть смерть папы от Ксавье. Насколько это было хреново?
Насколько хреново было то, что я согласился?
Мама не хотела устраивать похороны из-за появления Ксавье. Она сказала мне, что и так было слишком много эмоций. Так было бы проще. Это было то, чего хотел бы папа. Розен и Коко помогли запихнуть это чувство вины мне в глотку.
Так что я смирился с этим… до дня перед похоронами.
Я поехал обратно в Ларк-Коув, поехал прямо в коттедж и рассказала Ксавье о папином сердечном приступе.
Ксавье и Хейзел были одними из первых, кто пришел к могиле отца. Если бы взгляды могли убивать, мама, Розен и Коко уложили бы меня рядом с отцом.
Я сделал все возможное, чтобы помочь маме и моим сестрам на похоронах, насколько они мне позволили. Я пожимал руки и вел светскую беседу с соседями и дальними родственниками. Я внешне не съежился, когда не два, а три члена племенного совета спросили, вернусь ли я домой, чтобы баллотироваться на место отца.
Я был занят, слишком занят, чтобы понять, как земля колеблется у меня под ногами. Но потом я вернулся домой, где не было никаких отвлекающих факторов или скорбящих членов семьи, которых можно было бы утешить, и был поражен силой потрясения.
Мой отец умер.
Мне хотелось кричать до тех пор, пока мои легкие не начнут кровоточить, просто чтобы хоть немного облегчить эту боль в груди.
Мой отец умер.
В последний раз я видел его в больнице после того, как Коко родила ребенка. С тех пор у нас были недолгие телефонные звонки, ни один из которых не длился более двух минут. В основном они были полны неловкого молчания.
Что было последним, что я сказал ему по телефону? Что было последним, что я сказал в тот день в больнице? Я пытался вспомнить в течение нескольких дней, но не мог вспомнить слова. Все, что я знал, это то, что они были сказаны в гневе и разочаровании.
Я не мог забрать их обратно. Я не мог исправить то, что было между нами.
Потому что часы остановились.
Потому что мой отец умер.
Я взял с полки еще одну бутылку. Я сосредоточился на отражении. Глаза были налиты кровью и остекленели. Темные круги под ними доходили почти до моих скул.
Я не спал уже несколько дней. У меня было слишком много мыслей, чтобы заснуть. Нужно было принять слишком много решений.
Возвращение домой.
После того, как все разошлись по домам с похорон, а мои сестры ушли, чтобы обниматься со своими мужьями и детьми, я поехал с мамой. Мы сидели за обеденным столом, погруженные в печаль, и она сказала: — Возвращайся домой.
Это не было предложением или мольбой. Это был приказ. Ультиматум.
Первое, что пришло мне в голову, было то, что если я вернусь в Браунинг, меня не будет в Ларк-Коув, чтобы мельком увидеть Софию, если она когда-нибудь приедет в гости.
Несмотря на то, что наш последний телефонный разговор был концом, мое разбитое сердце крепко держалось за крупицу надежды.
С каждой секундой она угасала. Меня не будет здесь, когда София Кендрик в следующий раз приедет меня навестить. Я вернусь в резервацию. Если я не хотел отстранить маму и сестер еще дальше, мне нужно было переехать домой.
Я достал еще пять бутылок, вытирая пыль, вероятно, в последний раз. Я ненавидел оставлять Джексона и Тею в беде, но разве у меня был выбор?
Ждать, пока мама умрет? Ждать очередного телефонного звонка или неожиданного сердечного приступа? Если я не вернусь, позовут ли они меня на следующие семейные похороны? Или я стану следующим Ксавье?
По крайней мере, у него была жена.
Почему я должен оставаться в Ларк-Коув, когда у меня нет никого, кроме моего дяди?
Возможно, мне потребуется некоторое время, чтобы найти работу, но в конце концов что-нибудь да подвернется. Я бы ездил туда и обратно, чтобы управлять своей собственностью до тех пор, пока это имеет смысл. Может быть, я бы продавал их один за другим, если бы рынок не упал.
Мне пришлось бы найти кого-то другого, чтобы доставлять Артуру нездоровую пищу каждую неделю.
Закончив с полками у одной стены, я перешел к другой и начал вытирать с них пыль. Я работал быстро, надеясь, что у меня будет время сделать генеральную уборку в том шкафу, куда мы сложили все лишнее. Я бы хоть раз избавил Тею от этого.
Убираясь, я попрощался с баром «Бухта Жаворонка». Я впитал все это
