Все должно быть в порядке. Он это знал. Но с Хлоей все было бы гораздо лучше. Вот только дни шли, а ее шторы оставались закрытыми, и каждое утро Рэд терял еще немного надежды.
А может, очень много надежды. Настолько много, что, когда она наконец распахнула шторы – когда Рэд краем глаза поймал какое-то движение и пролившийся из окна свет, – на миг он решил, что ему кажется.
Но потом он повернулся, увидел ее и понял, что даже самые отчаянные его воспоминания не смогли бы воссоздать этот тяжелый полуночный взгляд.
Рэд все смотрел, и смотрел, и смотрел. Упивался ею. Начал беспокоиться о своем зашкаливающем пульсе и болезненно колотящемся сердце. Возможно, он умирает от гребаной эйфории при виде нее. Возможно, в этом нет ничего страшного.
А потом она ушла, мелькнув бирюзовыми очками и взмахнув бело-розовой юбкой. У Рэда появилось чувство, что его шарахнули по голове. Он продолжал стоять, прикованный к месту, с кисточкой в руке, с которой вот-вот грозил капнуть синий акрил, а в голове крутилось, как заевшая пластинка: «Хлоя, Хлоя, Хлоя…» – пока не раздался стук в дверь.
Он слышал этот стук всего лишь раз в жизни, но точно знал, кто стоит за дверью. Он выронил кисть. Кинулся через всю квартиру. Распахнул дверь – перед ним стояла она.
Хлоя Браун. Прекрасная со своим суровым взглядом, волосами, перехваченными резинкой в горошек, которую купил ей он, и да, он пялился, и нет, он не собирался отводить глаза. Она проплыла мимо него в квартиру, и он спрятал руки за спину, потому что, если он схватит ее и начнет целовать, пока у нее не потемнеет в глазах, – это будетплохо, чертовскиплохо…
– Вот, – сказала она, протягивая ему что-то.
Ее хрипловатый голос звучал словно гребаная музыка. Рэду хотелось выпить его. Он мог бы накрыть ее рот своим и – стоп, нет, это же уже поцелуй. Никаких поцелуев. Не теперь, когда она, возможно, пришла сюда, чтобы дать ему шанс.
Полный надежды, он вспотевшей ладонью взял то, что она ему протягивала, – блокнот.
– Хлоя.
– Рэд, – тихо сказала она. – Прочти это для меня.
С сердцем, колотящимся где-то в горле, Рэд подчинился. Он уже знал, что там увидит: ее список. Настоящий, полный и без цензуры. Он сделал вдох и наконец прочел цели, с которых все это и началось.
Список был аккуратным, четким и абсолютно отражавшим Хлою. Каждая цель была выведена черными чернилами, усердно и безукоризненно. Некоторые пункты он узнавал, другие нет. Возле одних стояли галочки, другие были вычеркнуты и заменены – все с огромным старанием. Сердце Рэда дрогнуло. Почему он вообще считал, что место в этом списке – это что-то плохое? Он должен был знать – онзнал,– что это ее способ стать той, кем она стремилась быть.
Вот только Рэд никогда не понимал этого, потому что для него она уже и так была идеальна.
У него возник охренительно сильный порыв швырнуть блокнот через всю комнату, пока он не успел отыскать пункт про себя, вот только это было бы ошибкой, а их Рэд уже наделал предостаточно. Он заставил себя отыскать собственное имя. И нашел.
«Не отпускать Рэда».
Рэд отложил блокнот и посмотрел на нее. Он хотел что-то сказать. Что-то правильное. Раньше это ему никогда не удавалось, так что он сомневался, что удастся сейчас, – но все равно попытался:
– Я был неправ. Я знаю, что был неправ. Я…
– Я прочла твое письмо, – перебила Хлоя.
Она только сейчас прочла его? Это хорошо или плохо? Хлоя казалась неуверенной, нервной – мягкие губы крепко сжаты, гипнотические глаза избегают встречаться с ним взглядом. Внезапно в комнате как будто потемнело, и момент приобрел могильную жуткость и окончательность. Он ей не нужен. У него ничего не вышло. Он ее потерял, потерял по-настоящему.
Но потом она сказала – тоном, который ему не удалось расшифровать:
– Мне понравились подарки.
Рэд надломленно рассмеялся и пропустил пальцы сквозь волосы. Попытался свести свой страх к шутке, потому что ей вряд ли понравится, если он рассыплет перед ней кусочки своего разбитого сердца, как конфетти.
– Хлоя! Детка. Просто… прекрати мои страдания.
Она наконец посмотрела на него, и он резко вдохнул. Не смог удержаться. Боже, до чего она красива! Боже, от нее кружится голова! Хлоя слегка нахмурилась, покачала головой, закатила глаза. А потом сказала:
– Ладно.
И поцеловала его.
Рэд попятился, упираясь в стену, и Хлоя последовала за ним. Ее руки скользнули в его волосы, а тело плотно прижалось к нему, но губы ее были нежными, как лепестки. Ищущими. Нерешительными. Будто она не была уверена, как он отреагирует.
Как выяснилось, отреагировал он как голодный зверь.
Он не смог сдержать стона, вырвавшегося от ее прикосновения, не смог сдержать дрожи – не теперь, когда его кровь бурлила от осознания, что это на самом деле происходит. Ее губы жадно разомкнули его губы, и, когда она скользнула своим языком по его, Рэд издал раненый, отчаянный рык, который должен был сказать Хлое обо всем, что ей пришло бы в голову спросить.Ты нужна мне. Отчаянно нужна. Я и без тебя не пустое место и вполне справлюсь один, но я охренеть как не хочу этого, так что, боже, пожалуйста, не заставляй меня.
Он выронил блокнот. Его руки нашли ее талию, потом бока, потом ряд пуговичек, пришитых к краю ее джемпера. Дальше – ее волосы, выпрямленные волны под пальцами, потом нежный изгиб горла и наконец лицо. Он был везде. И этого было недостаточно.
Хлоя отстранилась и произнесла, запыхавшись:
– Прости меня.
Рэд осторожно снял с нее очки. Теперь она казалась юной и беззащитной, глядя на него расфокусированным взглядом.
– За что, милая?
– За то, что отпустила тебя, и за то, что так долго не могла сюда прийти. Мне надо было быть смелее. Как ты.
– Нет, – твердо и горячо сказал Рэд. – Ты как раз такая смелая, какой и должна быть. Это ты делаешь меня лучше. Ты самый смелый человек из всех, кого я знаю.
Она схватила его за футболку, притянула к себе и снова поцеловала.
В этот раз поцелуй был медленней, не такой нетерпеливый. Выразительные прикосновения. Мягкое давление ее губ:я хочу тебя. То, как она поглаживала его грудь руками:я скучала по тебе. А когда он переплел их пальцы? Словно фрагменты пазла встали на место.Я твой.Его мир стал розовым, как маршмэллоу, электрически-белым, шоколадным, земляным и тропически-океанским. В его мире было хорошо.
Хлоя снова отстранилась, и все немного потускнело.
– Нам нужно поговорить как следует.
О да. Как разумные взрослые люди.
– Или мы могли бы целоваться, пока у нас не кончится кислород.
Она улыбнулась, и сердце Рэда треснуло и снова затянулось.
– Я серьезно, – сказал он. – Если я умру – я умру.
Она рассмеялась, и воздух стал каким-то другим. Чистым.
– Идем, – сказала Хлоя, направляясь в его мастерскую, но не выпуская его руки до тех пор, пока не села, прислонившись к исключительной части стены, возле которой не были свалены в кучу художественные принадлежности.
Рэд сел напротив и попытался не таять от того, как чопорно она скрестила ноги и расправила юбку на коленях. Но потом его улыбка погасла:
– Хлоя, прости меня. Я психанул, вывалил на тебя все дерьмо из своей головы, и мне просто… не надо было так делать. Но ты прочитала мой список и знаешь, что я работаю над этим, и я надеюсь… Что ж, я надеюсь, этого достаточно.
Она мягко сказала:
– Достаточно. Рэд…
– Ой, погоди. Я кое-что забыл. – Он снова взял ее за руку и крепко сжал: – Я люблю тебя!
Уголки ее пышных губ чуточку приподнялись, пока она не взяла их под контроль. Рэд задумался, отчего он вообще считал ее холодной – или высокомерной, – когда, просто приглядевшись как следует, мог различить на ее лице каждую эмоцию, которую она пыталась скрыть под своей маской. А сейчас, с ухмылкой осознал он, сквозь ее напускную суровость просвечивало счастье. С таким же успехом она могла попытаться спрятать солнце под подушку. Он видел каждый выбивающийся наружу лучик.
