— Я не хочу сводить концы с концами, — заявила она ему. — Я хочу жить. Я хочу медицинскую страховку.
— Ты лишишься свободы.
— Свобода дорогого стоит, — ответила Эйми. — Она стоит рук и ног.
— Нет, — засмеялся он. — Только руки!
Она тоже рассмеялась, на мгновение, разделив с ним браваду черного юмора. Той ночью они ходили на открытие выставки, пили кофе и занимались любовью на рассвете. Она опоздала на занятия в школе в первый день, но не пропускала их во второй и ни в один из дней после этого. Она окончила школу с отличием и вышла на работу, которая требовала от нее раннего появления в офисе каждое утро, в то время как он продолжал жить жизнью, позволявшей ему не возвращаться домой по ночам. Он приходил за пару часов до того, как Эйми надо было быть на работе, прыгал в постель и будил ее.
— О, ты не спишь? — спрашивал он.
— Уже нет, — ворчала она.
— Значит, мы можем заняться любовью?
— Нет.
— Я читал, что секс во время беременности — удивительная штука. Все так считают.
— Не в семь утра.
— Вот как, сейчас семь?
Люди, которые никогда не знают, который час, должны умереть. Если они делают это нарочно, чтобы акцентировать собственную необременённость, тогда они перекладывают ответственность на чьи-то плечи. В любом случае Эйми начинала думать, что такой проступок должен караться смертной казнью.
Эйми встала, выпила стакан молока и задумалась о том, пройдет ли когда-нибудь изжога. Потом она прикончила ореховое масло и сандвич с холодцом, ожидая, пока из закусочной принесут лазанью без соли. Закусочная на нижнем этаже была особым, дорогим удовольствием, которое Эйми не могла позволять себе ежедневно. Однако в последнее время из дальних стран стали приходить конверты с цветными марками, и, открывая их, она находила там чеки на внушительные суммы, выписанные на его имя. Она вносила деньги на их общий счет и брала в банке наличные, чтобы оплачивать аренду и другие расходы. Она стала постоянным клиентом закусочной, заказывая у них еду три-четыре раза в неделю.
Героиня фильма «Ребенок Розмари» не считала себя сумасшедшей, когда со зверским аппетитом пожирала сырую печенку, стоя перед холодильником посреди ночи. Мысленно прокручивая эту сцену, Эйми поглощала свою пасту, размышляя, не стоило ли ей заказать порцию печенки. Потягивая воду и молясь о том, чтобы в желудке нашлось место для проглоченных ею калорий, Эйми села на кушетку, собираясь хорошенько подумать о своей жизни. И сразу же заснула.
На следующее утро Эйми проснулась в своей постели в пижаме. В вазе на ночном столике стоял свежий цветок, рядом — стакан сельтерской воды, немного печенья и маленькая записка со словами «Я люблю тебя». Следы его присутствия. Но сам он уже ушел. Эйми выглянула в окно. Она повсюду искала радость, которой ей так не хватало.
А ведь радость была внутри нее. И пусть эту радость омрачали потери и несварение желудка, через три месяца у Эйми должен был родиться ребенок.
И тяжелее всего было то, что ее муж даже не мог посмотреть ей в глаза.
— «Она расслабила ноги и ощутила прикосновения теплого, влажного языка, заскользившего по ее икрам. Глоток ледяного скотча легко пролился в горло, и она почувствовала, как мышцы расслабляются и как впервые за долгое время спадает напряжение задней большеберцовой мышцы».
— Бог мой! Неужто она пишет о своей заднице? — воскликнула Лакс.
Эйми вспыхнула, в комнате воцарилось молчание.
— Нет, не о своей заднице. — Эйми старалась не шипеть.
— А звучит именно так.
— Нет!
— На самом деле в этом нет ничего плохого. — Брук почувствовала, что ей стоит вмешаться.
— Вот моя задница — улица с односторонним движением, это точно, — убежденно сказала Лакс.
Эйми выжидала. Это было не то, чего она хотела. Может, ей стоило уйти из клуба и найти утешение в группе поддержки, созданной специально для беременных женщин? В Интернете можно было найти много подобных групп. «Я не готова говорить о подгузниках и геморрое, — убеждала себя Эйми, — я хочу оставаться в мире взрослых до тех пор, пока это возможно».
— Я не имею ничего против, — заявила Брук, — анального секса.
Марго уставилась на Брук. Ей казалось нелепым, что эта женщина с ее приятным, аристократичным внешним видом, в белой блузке и плиссированной юбке, поддерживает такую тему. Марго не могла себе этого представить, потому что не видела татуировок Брук, которые были скрыты одеждой.
— Но, Брук, у нас нет предстательной железы, — возразила Марго. — У женщин нет простаты, так что ничего приятного в этом нет.
— Мне нравится, — упорствовала Брук. — Что мне не нравится, так это очень большой член.
Тут мнения разошлись. Марго считала, что чем больше, тем лучше, а Брук и Лакс аж подпрыгнули на местах, желая высказать свое мнение об идеальных параметрах пениса.
— Я не… Эй! — Эйми попыталась перекричать шум. — Я пишу не о заднице. Эта мышца находится на ноге.
— Фу! — воскликнула Лакс.
— Облизывание пальцев на ногах может стать удивительным экспериментом, — подметила Брук.
— Нет, — возразила Лакс, — не может.
— Если пальцы чистые, а нога красивая. Я хочу сказать, что это способ показать своему партнеру, что все в нем прекрасно и ты все это хочешь, — Брук рассмеялась.
— Вроде как глотать и не сплевывать, — добавила Марго.
— Точно!
— Вы такие вульгарные, — ахнула Лакс.
— Мой сегодняшний рассказ… — снова начала Эйми.
Но тут раздался удивленный возглас Марго в ответ на заявление Брук о ее предпочтениях:
— Я не могу поверить, что тебе не нравятся большие члены!
— С ними слишком много работы.
— Чем больше, тем лучше. Десять — двенадцать дюймов. Я хочу их все, — сказала Марго, смеясь.
Брук достала из сумки линейку и положила ее на стол.
— Десять или двенадцать дюймов? — Брук приложила один конец линейки к началу лобковой кости, а другой к животу. На двенадцати дюймах линейка доходила ей до начала солнечного сплетения.
— О, — выдохнула Марго, — так выглядят двенадцать дюймов?
— Ага. Так что, согласитесь, это выдумки. Десятидюймовый член бывает только в порнофильмах. Девять — это все еще выше моего пупка, и даже член длиной в восемь дюймов уткнется в мой мочевой пузырь, и я неделю буду лечить инфекцию мочевых путей. Врачи, антибиотики — мне не нужны такие проблемы.
— Дай-ка мне линейку, — попросила Марго.
Брук передала линейку ей, и Марго с головой ушла в измерение расстояния между лобком и подреберьем. Никто не слушал Эйми.
