Марго почувствовала спазм счастья в животе, который всегда возникал при виде Тревора. В ее мыслях закружилась мантра: «Он такой симпатичный, он такой сексуальный, он такой милый». И хотя прилагательное «милый» было смертельно ненавистным, когда она была моложе, в свои пятьдесят Марго очень нуждалась в чем-то «милом».
— Ты должна была закончить все производственные контракты для рождественского каталога Пибоди, — сообщил ей Тревор. — Крисцентия Пибоди сейчас сидит в моем офисе и ждет документы, которые ей нужно подписать. Что вы все здесь делаете?
— Собрание книжного клуба, — сказала Лакс, обаятельно улыбаясь.
— Правда? Я не знал, что тут есть книжный клуб. Что вы читаете? Вы принимаете новых членов?
— Только женщин, — поспешила вмешаться Эйми.
— Тебе бы не понравилось, — предупредила его Брук. — Мы читаем дамские книги.
— Мне нравятся дамские книги, — улыбнулся Тревор.
— Но тебя не приглашали, — сообщила Лакс.
— Логично. — Тревор засмеялся, придерживая дверь для Марго: он ждал, что она выйдет из зала вместе с ним. Но Марго не двинулась с места.
— Все контракты на моем столе, Тревор, — сказала она, стараясь оставаться спокойной. — Я буду через минуту.
— Минута — это слишком много. Ты нужна мне сейчас. Миссис Пибоди немножко, мягко говоря, нервничает. Давай подпишем документы и покончим с этим, пока она не начала придираться.
Марго посмотрела на собеседниц и вздохнула. Она выскочила из конференц-зала, помчалась в свой офис, сгребла со стола контракты и быстро прибежала в офис Тревора. Для женщины пятидесяти лет, скованной обтягивающей прямой юбкой и туфлями на каблуках, она двигалась с поразительной скоростью.
«Если мне удастся подписать эти контракты быстро, — думала она, — может, я успею ухватить конец истории Брук».
— О-о-о!! Конец! Хороший каламбур, — сказала она себе уже перед дверью кабинета Тревора. Держа в руках контракты, Марго прогнала из своих мыслей образы Энрике и Брук, поправила блузку и вошла внутрь.
Крисцентия Пибоди и ее личная помощница Барбара, выглядевшие как уютные домохозяйки из Коннектикута, пили чай и болтали с Тревором.
— А вот и Марго, — объявил Тревор громко, когда она вошла.
— Только что из типографии! — весело сказала Марго, помахивая контрактами в воздухе. — Контракты для вашего рождественского клитора.
Обе женщины подняли на нее недоуменные взгляды, их одинаковые губы, накрашенные розовой помадой, сложились в круглое «о» удивления.
— Каталога, Марго, — поправил ее Тревор.
— Что?
— Рождественского каталога.
— Разве я не так сказала?
— Нет, я полагаю, вы сказали «клитора», — уточнила Барбара.
— О, слава Богу, — выдохнула Крисцентия, — я тоже услышала «клитор» и подумала, что у меня галлюцинации.
— О, — спокойно произнесла Марго своим ровным голосом, — я прошу прощения Я имела в виду каталог, а не… не другое слово. Может, продолжим?
Вернувшись к своему столу в офисе после собрания Вторничного клуба эротики, Лакс обнаружила электронное письмо от юриста. В письме говорилось о ее пятидесятипроцентной доле во владении частным особняком в Квинсе[3]. Ее тетя, проститутка (или «просто-тетка», как выражалась мать Лакс, говоря о своей сводной сестре), вошла в долю еще с одной женщиной и купила его много лет назад, когда цены на недвижимость были намного ниже. Эти две женщины жили там, не привлекая к себе внимания, двадцать лет. Когда они отошли от дел, сдали его в аренду другим «просто-теткам».
Лакс, прекрасно зная, откуда берутся деньги, очень любила свою тетю «просто-тетку». Так как она была единственной кровной родственницей, которая навещала тетю в больнице, Лакс получила в наследство пятидесятипроцентную долю во владении домом и постоянный доход от его аренды. Деньги доставляли в белом конверте в офис ее юриста первого числа каждого месяца. Половина шла на счет Лакс. За последние годы сумма на счете превысила 30 000 долларов. Лакс никогда не видела белый конверт или самих денег, обычно представляющих собой пачку двадцатидолларовых бумажек, потускневших от прикосновений множества рук.
Лакс быстро пробежала глазами письмо от юриста и приняла немедленное решение. Та вторая проститутка была при смерти и с радостью продала бы вторую половину дома за 20 000 долларов при условии, что получит деньги тихо, быстро и наличными. Интересует ли это Лакс?
— Да, — набрала Лакс на клавиатуре. — Она примет чек?
— Нет, это должны быть только наличные, — написал ее юрист. — Вы сможете достать деньги ко вторнику?
— Да! Передайте ей мою благодарность.
— Может, выпьем попозже? — ответил юрист. — Отпразднуем переход дома в вашу собственность?
— Не сегодня, — написала Лакс. — Я занята.
Лакс улыбнулась, представив, как лучшая и часто единственная подруга ее тети берет 20 000 долларов наличными и в последний раз едет в Лас-Вегас, прежде чем попрощаться с этим миром. Со стороны этой старушки было очень любезно отдать дом Лакс, и она в ответ хотела сделать ей что-нибудь приятное перед тем, как та уедет в Лас-Вегас, а потом и в более далекое место.
Хотя теперь дом принадлежал ей полностью, Лакс не могла в нем жить. У ее матери случился бы сердечный приступ, если бы она узнала, что «просто-тетка» отдала дом ее дочери, а узнай она, что у Лакс так много денег на счету, ее бы хватил повторный удар. Теперь, когда дом принадлежал ей на сто процентов, Лакс планировала привести его в порядок и, может быть, продать. А может, она будет сдавать его помесячно, а не брать почасовую оплату. Возможно, она даже расскажет о нем матери.
«Просто-тетка» считала, что мать Лакс подлизывается к влиятельным людям и слишком активно сует нос в чужие дела, вместо того чтобы заняться своей собственной жизнью. В устах тетушки все это, конечно, звучало немного иначе. Она говорила Лакс, что ее мать относится к типу женщин, которые добиваются всего посредством минета.
— Да, конечно, — говорила тетушка Лакс, — когда его член у тебя во рту, ты правишь миром, но что случится, когда ты его вытащишь? А тебе лучше его вытащить, если ты вообще собираешься его о чем-то попросить. Я имею в виду, для себя. И это, малышка, то, что обычно называют ловушкой.
Лакс по настоянию тетушки была осмотрительна и не культивировала в себе личность женщины, которая добивается всего при помощи минета. Если она хотела чего-нибудь, то добивалась этого сама.
Лакс окончила школу в старом городе, так и не научившись грамотно писать, понимать сложные мысли или самостоятельно связывать предложения. Несмотря на это, она честно посещала все занятия и оказалась первой среди своих одноклассников. Ее родители думали, что она сразу же бросится рожать детей, но у Лакс был доступ к хорошим средствам предохранения, и ей не нравился ни один из поклонников, норовивших обслюнявить ее лицо. Она с трудом собрала деньги, чтобы поступить в колледж, в котором учебный курс был равен четырем годам школы, втиснутым в два, с одним отличием: в колледже не было несносных детей-разрушителей, делавших учебу невозможной для всех остальных. Лакс вскоре получила степень ассоциата[4]. Затем последовала работа секретарем на Манхэттене. Она была поражена первой суммой, значившейся в чеке. Девушка нашла с друзьями маленькую квартиру и накупила кучу одежды. Когда она унаследовала тетин дом и вместе с ним поступающую арендную плату, Лакс увидела свет в конце туннеля.