class="p1">– Ты зачем пришёл? – пресекла я отца, чувствуя, как внутри закипает даже не обида – гнев.
– Да вот, решил взглянуть, как ты тут, – говорил он сдержанно, но я видела, что тоже злится. – Заодно продуктов привезти беспутной дочери.
– А я не просила. Так что не стоило утруждаться, – с вызовом ответила я и тише добавила: – И не стоило приезжать сюда.
Глаза его недобро сверкнули.
– В самом деле? Ты ещё будешь указывать, куда мне приезжать? Ты, которая из себя ничего не представляет. Полный ноль. Ничтожество. Пустое место.
– Не говори так со мной… – вякнула я, но отец уже вошёл в свою стихию.
– Тебе двадцать два. Ты ничего не умеешь, ни на что не способна. Ты даже выучиться не смогла. Ты можешь только пить, гулять, веселиться, ну и шляться по магазинам. Ты – трутень, паразит, никчёмное существо. Ещё и распутная, оказывается, – он брезгливо кивнул на Руслана.
– Да мы просто друзья, ничего такого у нас не было!
Отца, судя по его выражению, так и тянуло вывернуть содержимое желудка, но он с этим позывом боролся, хоть и с большим трудом.
– Ты даже мать свою бесстыжую переплюнула, та хотя бы не пила.
Меня уже колотило от рыданий, которые всеми силами сдерживала внутри. Пока ещё сдерживала.
– Ты оскорбляешь и унижаешь меня в моём же собственном доме! – надрывно произнесла я, когда он наконец замолк. – Я прошу тебя уйти.
Его лицо, грубое, с массивной квадратной челюстью, крупным носом, тёмными густыми бровями, неожиданно разгладилось. Губы изогнулись в усмешке.
– В твоём собственном доме? Ты в моём доме. Ты здесь живёшь по моей милости.
– Что за ерунда! Ты же этот дом подарил маме, когда вы разводились. И теперь он мой. Завещания у неё не было, но я…
____________________________________________________
Scio erit in lecto fortissimus* – на латыни "В постели я Геракл"
– Подарил? – хмыкнув, перебил он. – С какой стати? С чего бы мне дарить ей дом? За какие такие заслуги? За то, что она была дрянной женой и такой же дрянной матерью? Или за то, что не постыдилась привести любовника в супружескую спальню?
– Я понимаю, что у тебя есть причина злиться на маму, но она мертва. Можешь хотя бы теперь оставить её в покое?
– Это ты злишься, причём на правду. А я просто констатирую факты. Адель – дрянная женщина, дрянная жена и дрянная мать. Если бы не ты, я вышвырнул бы её тогда на улицу в одних трусах. И плевать мне было бы, что с ней станет. Но дочь есть дочь, поэтому и впустил Адель пожить здесь. Вместе с тобой. Чтобы у тебя, не у неё, а у тебя, была крыша над головой. И чтобы я мог приезжать, когда захочу, встречаться с тобой.
– Не очень-то часто ты хотел встречаться, – не удержалась я.
Прозвучало как упрёк, хотя на самом деле я только в детстве немного скучала по отцу, а лет с четырнадцати ненавидела те моменты, когда он нас навещал. К счастью, действительно очень редкие. Потому что его приезд знаменовал собой скандал и ругань в нашем тихом уютном доме. Впрочем, отец упрёк пропустил мимо ушей.
– Дарить же дом Адель у меня и мысли не было. Я пока ещё в своём уме. Так что по документам это моя собственность, и ты живёшь в моём доме, и приезжаю я к себе домой. И деньги, на которые ты живёшь, а точнее прожигаешь свою жизнь, тоже мои. Так что сбавь свой гонор.
Если честно, то от этой новости я просто онемела, ошарашенная. Мама никогда, даже полунамёком не говорила, что дом не её, что нас просто временно пустили пожить.
– Я виню себя за то, что позволил тебе жить с Адель. Это была моя ошибка. Видел же, что её влияние тебя портит. Надо было отправить тебя в какой-нибудь закрытый пансион, подальше от неё…
Я аж поперхнулась. Ладно бы ещё он заявил – надо было оставить себе… Словно уловив мои мысли, он неожиданно спокойно и даже с сожалением произнёс:
– Тогда я не мог взять тебя к себе. Это было… опасно. Сложное было время. А позже я видел, как ты привязана к Адель, и, в общем, проявил малодушие и слабость. Зря, конечно. Ты умудрилась перенять от неё всё самое дурное. А сейчас, гляжу, ты совсем с катушек слетела. При Адель здесь хотя бы порядок был и в загулы она не пускалась. А это уж вообще последнее дело. Но ничего, я не позволю тебе разрушить свою жизнь. Я возьмусь за тебя. Уж лучше поздно, чем никогда.
– Что поздно? Как? Ты это о чём? – пролепетала я, уже обессилев от этого разговора.
– Я забираю тебя к себе.
– Куда? – растерялась я.
– К себе. Отныне ты будешь жить со мной. До конца недели собери вещи и переедешь…
– Но мне уже двадцать два! В таком возрасте люди перестают жить с родителями, а не переезжают к ним.
– А ещё в таком возрасте люди имеют работу, специальность или хотя бы заканчивают обучение. Но это я говорю о тех людях, у которых есть цель и они её добиваются. А не о тех, кто не способен ни на что, кроме как спускать отцовские деньги на свои сомнительные развлечения. Ты, увы, из последних.
Он снова стал кипятиться.
– Ты оглянись вокруг, посмотри на себя. Неужто тебе самой не противно? Неужто не жалко времени, которое ты попросту тратишь впустую? Неужто тебе самой не хочется чего-то добиться?
Он посмотрел на меня выжидающе, но затем, вздохнув, махнул рукой. Мол, и так со мной всё ясно – ловить тут нечего.
– В общем, чтобы до конца недели приготовилась к переезду.
– А если я не соглашусь?
– Значит, ищи себе другой дом, этот я забираю. И на жизнь тоже добывай сама. Я не собираюсь больше спонсировать твои пьянки и наблюдать со стороны, как ты скатываешься на самое дно.
Я обречённо молчала. Можно было, конечно, спорить, качать права, но с отцом такие номера не проходили. Он бы ещё больше разозлился и точно лишил бы меня денег немедленно, тут уж без вариантов.
– До конца недели, – повторил он и, наконец, ушёл.
Как только за ним
