последний раз.
— Вероника, вы не подумайте, что Захар специально именно с вами так … холоден.
Да что вы говорите?! — кричит моё нутро, но я лишь поджимаю губы.
— Понимаете, у него обстоятельства. Он не любит женщин. ВСЕХ.
Застываю как птичка на проводе. Яровой гей???
— Он по мальчикам?
— Боже, что вы! Нет, конечно.
Выдохнула.
— Он просто женоненавистник что ли, — сокрушается женщина о печальной судьбе её хозяина. — Бедняжка.
А я вдруг подумала, что лучше бы Панталонович был геем. Ну, ведь проще жить, зная, что переспала и скоро родишь от гея, чем принять факт тотальной ненависти только потому, что ты посмела родиться женщиной.
— Ага. Совсем бедный.
На мозги.
Чувствую, если меня не выкинут отсюда через неделю, сразу по возвращении Ярового, то я, наверное, сама отсюда сбегу.
Вероника
Неделя пролетела так быстро, что когда я уже привычно прошлёпала на кухню за порцией кофеина от полюбившейся кофемашины, то никак не ожидала хмурого бурчания позади себя.
— А здороваться вас родители тоже не научили?
Глаза, которые спали и не желали просыпаться, распахнулись мгновенно, а чашка из дрогнувших пальцев перевернулась, заливая кофейной жижей и молочной пенкой всю столешницу.
— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — взвизвигнула я, бросаясь на спасение любимых накрахмаленных и белоснежных салфеток Варвары Петровны.
Повыдергивала несчастное плетение из-под мисок с печеньем и курагой, так с ними зажатыми в руках и повернулась к этому недоброжелателю.
— И вам доброе утро, Захар Пантелеймонович. Уже прилетели?! Как замечательно, что предупредили о своём возвращении. Лика очень скучала по папе.
Удавись, паразит такой, своими невысказанными ядовитыми замечаниями.
— А ещё и чертыхаетесь! Трижды! И кто вам сказал, что утро у меня доброе?! — непробиваемый Яровой пронзает меня недовольным взглядом и снова возвращается к изучению бумаг, разложенных перед ним по столу большим веером.
И как я его сразу не заметила?!
— И действительно, в вашем случае утро добрым не бывает. Извините, — парирую подкол, пропуская его замечание насчёт чертовщины. — Вы, наверное, на работе только на французском общаетесь? И, естественно, ни единого некультурного слова.
— Моя работа вас не должна касаться, но в любом случае я там не занимаюсь воспитанием детей.
Вздыхаю. Непробиваемый Тор. Ни капли юмора. Вот даже росинки не намечается.
Кофе пить расхотелось. Завтракать тоже. Хозяин занят, к моей большой радости. Подтягиваю обратно на плечо вечно сползающую лямку пижамы и собираюсь рвать когти в детскую. Радовать мою подопечную возвращением бога на Олимп.
— Стоять! Не так быстро, Вероника Андреевна.
Чёрт! Прячу руки за спину, чтобы некоторые не увидели моих нервно сжатых кулаков. С утра я плохо контролирую свои эмоции, а с этим бычарой вообще отвратительно и регулярно.
— Ближе, Земляникина, я не кусаюсь.
— Да неужели! — вырывается из меня, так как я точно помню, кусается и ещё как.
Его брови взлетают вверх на мой необдуманный выпад, но делаю любимое лицо «сковородка» и смело шагаю к столу.
— Посмотрите, узнаёте? — и указывает кивком головы на тот самый бумажный веер.
Приглядываюсь. Конечно, узнаю. Сложно саму себя не узнать. Пусть это даже чёрно-белые распечатки, по всей видимости, с камер наблюдения. Сказать, что я не удивлена, это нагло соврать.
— Естественно. Фотки старые. К чему эта показательная порка, Захар Пантелеймонович? Не думаю, что прогулка по парку, езда на общественном транспорте и выход в кино имеют черты вселенского заговора против мира.
Яровой ухмыляется. И всё, но по спине у меня бежит холодок. Страшный мужчина, и это я не про его внешность.
— Кто это? — тычет пальцем в моего бывшего, тогда ещё настоящего.
— Вы же знаете.
Он молчит, даже не глядя на меня. Делаю короткий вдох и чувствую запах его парфюма. Как в ту ночь. И снова чёрт!
— Это мой парень. Бывший с некоторых пор. Райданов Владимир.
— И как давно бывший?
— С некоторых.
— Точнее.
— Посекундно?
— Вероника Андреевна! — повышает он голос, а по мне словно плетью ударили.
— Два месяца назад. С хвостиком.
Не считала, так как с тех пор у меня появились более интересные занятия- поиски работы и незапланированная беременность, но, естественно, обо всём этом молчу.
— А это? — и он переворачивает парочку чистых листов изображением вверх.
Сглатываю. Слишком громко.
Яровой смотрит на меня как удав на своего самого противного кролика. Сейчас сожрёт. На фотке я поднимаюсь, а потом и спускаюсь из своей женской консультации. Пришлось ехать на этой неделе- пересдать неудачные с прошлого раза анализы.
— А это, господин Яровой, называется женской консультацией. Куда девушки ходят проверить своё женское здоровье. Подробности?
Снова ноль реакции.
— Буду рад, — сухо выдаёт мужчина, и как фокусник выдёргивает из ниоткуда стопку бумаг, скреплённых степлером.
Мне хватает одного короткого взгляда, чтобы понять — всё! Ибо это распечатка акушерской карты из консультации с моей фамилией, именем и прочим.
— Ну хорошо, Захар Панталонович! — он дёргается, да мне всё равно. Я уже уволена. — Подробности. Когда мужчина и женщина занимаются незащищённым сексом, то в итоге можно забеременеть. Вау! Странно, что при наличии замечательной дочери вам об этом неизвестно.
— Земляникина, кажется, я уже просил не зарываться!
— Не помню. Прости, гормоны! — ехидничаю дальше. — Я свободна? Могу ли отправиться в свою комнату и приступить к сбору вещей?
— Кто отец? Ваш бывший? Из-за этого расстались?
Ого! Сколько вопросов!
— А это вас, Захар Панталонович, абсолютно не касается! Я собираю вещи!
Всё равно хотела уходить по его возвращении. Знала, что так будет. Хотя с Ликой мы очень сдружились, что даже для меня удивительно, а как радовалась Варвара Петровна.
— Вещи? Куда? В поход? Папа! Папочка! Ура! — маленький ураган проносится мимо меня и вмиг запрыгивает на руки отца.
Яровой в одно движение смахивает все распечатки в одну кучу и на противоположный край стола. Мне же предупреждающий взгляд, что чуть собственной печенью не поперхнулась. Столько желчи в голубом взгляде, что даже страшно представить, что такого сделали женщины этому мужчине.
— Я скучал, моя конфетка! — бархатистой лентой шепчет Захар, но я-то стою рядом.
Вот тогда ночью я тоже слышала нечто похожее, только не с нотками нежности, а с нотами исчерпывающей страсти и желания. Быстро моргаю, сбрасывая наваждение. Не сейчас.
А мужчина с меня глаз не спускает. Всё наблюдает, инквизитор честных женщин.
— И я, папочка! Так сильно. И когда вчера ты не позвонил сказать, что возвращаешься, очень загрустила. И Ники предложила сходить сегодня в настоящий поход! В лес! С палатками и костром!
Да, предложила и даже всё подготовила, но не судьба! А жаль. И мне вдвойне. Сама
