трубку не хотелось совершенно, но перспектива встретиться сразу на линейке первого сентября казалась мне еще хуже и я ответила.
— Не знаю где тебя носит, — ледяным тоном произнес Виталик, — но у нашего сына через час линейка. И хочу напомнить, что у нашего сына порок сердца, ему нельзя волноваться. А у моей мамы давление и нервы, так что изобрази на роже что-то приличное, когда приедешь. — И положил трубку.
Я тут же перезвонила. Как он посмел. Как будто это он, а не я, лежал в больнице в Андрюшей в счет своего отпуска, он, а не я, навещал свекровь в больнице после сердечного приступа. Вот гад…
Но он не взял трубку.
Я успела успокоиться, пока ехала в такси, и во двор школы зашла улыбаясь. Чего не сделаешь ради сына, даже позволишь неверному мужу себя обнять и взять под руку. Руку тут же больно сдавили. И пока свекровь бегала за Андрюхой, которому все было ново и интересно, Виталик меня отчитывал, впиваясь пальцами мне в руку чуть выше локтя.
— Как ты посмела не ночевать дома. Психованная. Свалила к своему любовнику, да? — шипел он мне на ухо.
— То то я смотрю ты сильно волновался, так сильно, что позвонил только утром. За весь вечер у меня ни одного звонка от тебя не было.
Он фыркнул и явно собирался сказать еще что-то такое же гадкое, но тут толпа родителей и детей зашевелилась, дети ушли на линейку, а свекровь к нам. Виталик тут же меня отпустил.
— Алиночка, ты же останешься потом с нами? — спросила она, подходя.
— Я не смогу, — пришлось улыбаться, хотя рука нещадно болела. — Мне надо на работу, сегодня же пятница. — Я не собиралась врать, но поведение мужа начинало меня откровенно пугать. Он вел себя так, как будто это я ему изменяла, а не наоборот.
Впрочем, свекровь нисколько не расстроилась, особенно когда выяснилось, что Виталик все таки взял отпуск и может после линейки пойти с ней и Андрюшей в пиццерию.
Тамара Васильевна не стала мне звонить. Мы заранее договорились, так что когда все закончилось, я вышла из школы, запрыгнула в высоченный внедорожник, продиктовала адрес и мы поехали.
Было очень горько возвращаться в квартиру, которую я обустраивала столько лет для своей семьи. Полную хороших воспоминаний, отравленных изменой. Поэтому я постаралась не задерживаться. Вещи я смогла забрать все, даже те, что хранила на антресоли в шкафу. Андрюхины трогать не стала, уж на детскую одежду моей зарплаты точно хватит, особенно если мне ее и правда добавят.
Оставалась только драцена. Она так и стояла в коридоре, мертвая, с поникшими листьями.
Мы ее выбросили, вместе с кадкой.
***
Выходные пролетели в хлопотах по обустройству на новом месте, разведывании маршрута до работы и прочих нужных, но до ужаса скучных делах.
Муж мне не звонил и я малодушно тоже решила отложить наши разборки на более позднее время.
В понедельник все было как обычно. Было бы.
Но день был солнечный и я забылась, как обычно расстегнула, не глядя, рукава блузки, закатала их, не боясь помять — на презентации я планировала быть в строгом пиджаке поверх нее.
— Что это?! — мой босс вышел из кабинета в приемную с очередной папкой в руках, сощурился, бросил папку на стол и больно дернул рукав блузки еще выше вверх, к плечу. Я вырвала руку, отшатнулась, не понимая почему он вдруг так разозлился, а потом увидела.
На моей руке, начинаясь сразу выше локтя, процветали в желтизну сине-фиолетовые следы от пальцев.
Станислав.
Я вышел из кабинета с очередными документами в руках. Сегодня Алина сняла пиджак и осталась в белой блузке через которую соблазнительно просвечивал кружевной бюсгальтер. И почему я раньше не замечал, как она хороша? Но тут она повернулась и я увидел синяки у нее на руке. И будто обезумел. Бросился к ней, задрал рукав ее блузки еще выше. Четкий такой рисунок, который появляется, если кого-то слишком сильно схватить за руку.
— Кто?! — кажется, лицо мне перекосило, потому что Алина отшатнулась в недоумении, затем она поняла, о чем я. Потому что выдернула руку и быстро оправила рукав, застегнула манжет на пуговицы. Надо же, какие у нее ноготки, как миндальные орешки…
— Ничего страшного, — она попыталась улыбнуться, одновременно отходя от меня так, чтобы между нами был стол. Гм, зря я так резко, теперь она напугана.
— Алина, — стараюсь говорить спокойно, — вообще такие следы можно снимать в полиции как побои. Это сделал твой муж?
— Он не хотел.
— Я тоже не хотел, — меняю тактику, — но вот, — протягиваю ей папку, — твоего недомужа я увольняю. Никто в моей компании не смеет даже пытаться дать мне в морду. И тем более — терроризировать моих сотрудников. — Она молча забрала у меня документы.
— А это, — я протянул ей отдельный листок, — как я и обещал, прибавка к зарплате. К тому же, если будут проблемы с какими-то лекарствами для твоего сына, обращайся ко мне, помогу. — Оставил ее удивляться сумме прибавки и ушел в кабинет.
В кабинете попытался заняться делами, но Алина не шла у меня из головы. Такая хрупкая и нежная. Всегда любил совершенно другой тип женщин, пышных, плотных, чтоб было за что взяться, чтоб не страшно было сломать. Сейчас же у меня не шла из головы картинка, где мы валяемся на тахте, Алина в моих обьятиях, легкая, как пушинка, и если бы не моя бывшая ассистентка, решившая войти к нам в самый неподходящий момент, то это бы не закончилось так просто и быстро.
Вот и сейчас хочется пересесть из-за своего личного стола за переговорный, ведь оттуда так хорошо просматривается приемная и Алина. Беру лэптоп и пересаживаюсь. Стулья не такие удобные, как мое кресло, но с этой точки вся приемная как на ладони. Вот Алина собирает бумаги и ловко сортирует их по папкам, а папки по шкафам. Вот заходит женщина, кажется, из отдела кадров и уносит с собой приказы. Значит, скоро ее недомуж узнает, что из компании он уволен. Пусть скажет спасибо, что по обычному сокращению, мог бы и с волчьим билетом вылететь.
Не знаю, сколько я так просидел, любуясь своей личной помощницей, пока дверь приемной не распахнулась, ударяясь о стену.
Оу, кажется к нам пожаловал уволенный. Сейчас будет весело.
Алина
— Кто?! — у Станислава, моего босса, вдруг стало очень страшное лицо, когда
