— Ответь на мой вопрос.
Он всегда избегает тему Милли. Но все же он должен мне ответить, так что я не позволю ему ускользнуть молчанием. Не в этот раз.
— Думал ли я о ней сегодня? Что уж говорить, когда я смотрю на лицо своей дочери и вижу лицо Милли.
Он не сказал, что видит её, когда смотрит на меня.
— Я не об этом. В тот момент, когда мы занимались сексом, ты думал о ней?
Брови Майлза удивлённо взлетают вверх, глаза расширяются, прежде чем выражение его лица немного расслабляется.
— У меня конечно с головой не все в порядке. Но я не настолько запутался, Эм.
— То есть ты не хотел, чтобы вместо меня была она, или что-то в этом роде?
Он хватается за край моей столешницы и его пальцы белеют от напряжения.
— Нет, я всегда видел тебя как тебя, Эм. Я знаю, что многие, особенно твоя семья, говорят тебе, чтобы ты была больше похожа на Милли. Но я никогда этого не делал. Для меня она всегда была Милли, а ты всегда была моей Эм.
— Твоей Эм, — фыркаю я. — Я всегда чувствовала, что ты ненавидишь меня. Даже когда мы были вместе.
Это не совсем так. Это началось только тогда, когда моя сестра указала мне на те вещи, которые я видела.
— Я… может быть. — Он пожимает плечами, но сохраняет слабую улыбку на лице. — Я никогда не ненавидел тебя, иначе бы я не встречался с тобой.
— Мне было четырнадцать. Это не считается.
— Пятнадцать. Тебе исполнилось шестнадцать буквально через неделю после того, как мы расстались. И все же, Эм, я бы не поддерживал с тобой отношения в течение трёх лет, если бы ненавидел тебя.
— Ты думал о том, чтобы расстаться со мной до того, как мы это сделали?
Я никогда не спрашивала о причине нашего расставания. Я просто полагала, что он устал от меня и гораздо больше интересовался моей сестрой. Нетрудно было догадаться, если принять во внимание то, что вскоре после нашего разрыва, он оказался с Милли. Ну а в его сообщении было только «расстаемся». Меня это больше не волнует. Я просто хочу знать, когда он «разлюбил» меня, потому что если это было в то же время, когда он начал общаться с моей сестрой…
Он немного смеётся, затем делает большой глоток воды.
— Не совсем. Просто, я подумал, что ты стала какая-то странная за последние пару месяцев. Ты не думала об этом раньше?
Я?
— Нет, спасибо, не думала.
— Нет, все не так, Эм. Ты стала такой странной после нашего первого секса. Это навело меня на мысли, что я сделал что-то не так. Или, я не знаю, будто ты никогда даже не хотела этого.
Ой. Да, ладно. После этого я стала вести себя странно, это я могу признать. Но это вина Милли. Я бы никогда не посчитала это странным, если бы она не рассказала мне, что Майлз говорил об этом за моей спиной каждый раз, когда мы делали это.
— Твой возраст испугал меня, — солгала я.
Не то, чтобы это могло что-то изменить, просто я не хочу, чтобы он знал, что Милли играет большую роль в нашем разрыве, ну, или в моих странностях, которые, по-видимому привели к нашему расставанию.
Но его возраст действительно пугал меня. Или люди его возраста. Он ненамного старше меня, меньше чем на год. Тем не менее, в моей школе ребята на класс старше меня были… пугающими. Они были из тех парней, которые смеются над тобой совершенно ни за что, и Майлз дружил с большинством из них.
Эти парни — единственная причина, по которой мы с Майлзом вообще встретились. Если бы они не пытались придираться ко мне из-за моего цвета волос, Майлз даже не посмотрел бы в мою сторону. Благодаря моей сестре, я поверила в то, что он говорил с теми парнями о том, что он лишил меня девственности. Но тогда я была не совсем уверена.
Если бы не я, Майлз никогда бы не встретил Милли, потому что она училась в другой школе.
— Как это тебя испугало? — его руки разжимаются, пальцы уже не белые, а снова розоватые.
У него большие руки, я только заметила. Ладно, какого хрена?
— Я думала ты издеваешься надо мной со своими друзьями.
— Издеваюсь из-за чего?
Я пожимаю плечами.
— Я не знаю. Наш первый раз был не совсем лучшим. Так что, может быть, ты сказал им, какая я ужасная, или что-то в этом роде. Эта мысль беспокоила меня, поэтому я стала странной, — или что-то вроде того.
Майлз делает ещё глоток воды, на этот раз слегка ухмыляясь.
— Эм, это был мой первый раз тоже, понимаешь? Это было отстойно, потому что ни один из нас никогда этого не делал. Зачем мне рассказывать об этом своим друзьям? И знаешь, если бы я сделал это, я бы рассказал им как про самую лучшую ночь в моей жизни, какой она, вероятно, была тогда.
Я и в самом деле не знала этого. Даже не рассматривала такой вариант. Правда, раньше я слишком много слушала свою сестру. Если она сказала, что Майлз говорил обо мне, значит так и было. Я верила ей. Хотя, когда она предложила мне расстаться с ним, я просто не смогла. Я любила Майлза. По крайней мере, той любовью, какой может любить подросток.
— Ну, в любом случае, Милли подходила тебе больше, — небрежно говорю я, надеясь уйти от этой темы.
Тем не менее, это правда. Майлз никогда не был со мной по-настоящему счастлив, возможно, потому, что я не очень любила людей, которые постоянно сравнивали меня с моей сестрой-близнецом каждый день. Это делало меня неуверенной в себе, и он знал это. Хотя он никогда не раздражался, когда я плакалась ему об этом. Он просто обнимал меня и говорил, что мне можно грустить.
Я все ещё думаю, что его это раздражало.
И даже в пятнадцать лет я боялась, что Майлз втайне хочет, чтобы я была своей сестрой.
Ну или я просто была тупым, закомплексованным подростком и ещё не вполне осознавала факт того, что у Майлза и так полно других проблем, которые нужно решить.
— Я тоже так думал. Не тогда, когда мы были вместе, а после, — он качает головой, — но потом она умерла.
— Ты думала выходить замуж в будущем?
Какого черта наш разговор пришел к этому? Майлз и я не разговариваем. Во всяком случае мы не так с ним близки. Мы не делимся грязными секретами, не ведём серьезных разговоров, особенно о жизни других людей. Это не про нас.
Всего десять минут назад мне хотелось взять его за горло и крепко сжать, просто чтобы избавиться от него. Но, я полагаю, что вернуться к старым привычкам легко. Нахуй тебя за такие привычки.
Майлз проводит рукой по лицу, испуская смесь из стона из вздоха, как будто он не знает, кричать ему или плакать. Его голубые глаза встречаются с моими, и я немного удивлена обнаружив, что он покраснел и вот-вот заплачет.
Мне это не нравится. Совсем не нравится.
Утешать людей — не мое, а утешать Майлза — тем более. Если он начнет плакать по Милли, я присоединюсь к нему, потому что она все ещё моя сестра, и я все ещё грущу по ней. Но не плачу. Я никогда не плачу. Уже нет.
— Я… ээ, — он прочищает горло, выталкивая из лёгких ещё одну волну воздуха. Это похоже на дуновение воздуха, которое люди выпускают, когда они начинают плакать и пытаются подавить слезы. — Я всегда думал, что женюсь на Милли. Я никогда не позволял себе думать дальше этого, представлять свою жизнь без нее. И даже после её смерти я никогда не думал об этом. Но две недели назад все изменилось.
— Почему?
Странно упоминать об этом. Он мог бы легко сказать что-то вроде того, что не думал об этом годами и только недавно понял, что, возможно, ему действительно придется двигаться дальше. Или солгать мне и сказать, что он не думает об этом. Но «две недели»? Это уже что-то конкретное.
— Знаешь, за пару дней до рождения Брук, у Милли было такое чувство, что вот-вот произойдет что-то плохое. Она продолжала настаивать на том, чтобы я пообещал ей не потерять себя, если вдруг она умрет при родах. Я отверг ее опасения, и говорил, что все будет хорошо, смотреться — говорит он вместо ответа на мой вопрос. Как обычно.
Он никогда не говорил мне об этом, и я не уверена, что мои родители вообще знали, что Милли чувствовала, что умрет. Какого хрена она ничего мне не сказала?
