Что-то в том, что голос Майлза остаётся серьезным и не колеблется до грусти, позволяет мне поверить, что в этой истории есть нечто большее, чем просто рассказ. Но я до сих пор не понимаю, почему он говорит все это сейчас. Спустя четыре года после её смерти.
— Ты всё-таки потерял себя, но ненадолго. Только в первые три месяца, насколько я знаю.
Он смотрит мимо, в гостиную сзади меня, чтобы не смотреть на меня.
— Она сказала, чтобы я двигался дальше и нашел того, кто первым влюбится в Брук, а не в меня. Таким образом, я был бы уверен, что тот, с кем я останусь, всегда будет хорошо обращаться с нашей дочерью. Примерно за час до того, как у нее начались схватки, Милли сказала, что предпочла бы, чтобы я встречался с тобой, чем с кем-либо ещё, потому что тогда она, по крайне мере, знала бы, что о Брук позаботятся. И ещё кое-что, если вдруг мы вместе решим закончить отношения, то так тому и быть, потому что больше у нас не будет возможности стать ближе.
Милли любила всегда. Она верила в судьбу, и в то, что все происходит не просто так. Но она провела жирную линию, когда дело касалось её дочери.
Даже во время беременности — ну… в любом случае, это был единственный раз, когда она была с Брук, — она уже её защищала. Милли написала списки того, как они с Майлзом будут вести себя первые пару месяцев, кому разрешено видеться с Брук, и так далее. С той секунды, как она узнала, что беременна, Майлз больше не был для неё приоритетом, а Брук была
Конечно, Милли любила Майлза всем своим сердцем, все видели и знали это, но я думаю, как только появляется ребенок, вторая половинка отходит на второй план.
Майлз ещё раз прочищает горло, глядя на меня.
— Одна из последних вещей, которые я обещал Милли заключалась в том, чтобы я никогда не позволил, чтобы с тобой или Брук что-нибудь случилось.
— Со мной?
— Я собираюсь нарушить все обещания, которые дал ей, Эм.
Мои брови смущённо хмурятся, особенно когда я замечаю слезы, накапливающиеся в глазах Майлза.
— Мейв угрожала, что отнимет у меня Брук. Я говорил об этом со своим адвокатом две недели назад, и, по-видимому отцу-одиночке немного сложнее выиграть семейные дела. А это значит, что мне нужно жениться. Правда, я не знаю на ком, но знаю, что она выйдет за меня не потому что влюбится — не так уж и странно — в Брук и захочет помочь мне удержать её. Она выйдет за меня замуж по любой причине. Возможно, чтобы использовать меня, а возможно, чтобы получить известность, используя мою фамилию. Не знаю.
Я не понимаю, зачем он все это мне рассказывает? Но у меня в сердце есть одна идея.
— Но какое отношение это имеет ко мне?
Если Майлз не должен допустить, чтобы со мной что-то случилось, как эта ситуация нарушает данное им обещание?
— Потому что, если все это не сработает, и я потеряю Брук, тебя попросят забрать её к себе. Я не уверен, что мне будет позволено видеть ее дома. Если да, вам лучше поверить, что вы не сможете переселить меня. Если нет, я не могу быть рядом, и когда я уйду, у меня не будет возможности убедиться, что с тобой все в порядке.
Это приводит к тому, что он нарушит свое обещание. И то, что он просит какую-то случайную девушку выйти за него замуж, также нарушает данное им обещание. Все понятно.
И тут над моей головой загорается лампочка.
Для того, чтобы Майлзу избежать нарушения обещаний понадоблюсь я, ведь я уже люблю Брук гораздо больше чем его.
И, наконец, я понимаю, почему он вообще здесь. Он здесь не потому, что хотел, чтобы я что-нибудь съела или рассказала ему случайные вещи о моей жизни четырёхлетней давности. Он здесь совсем по другой причине.
— Что ты хочешь от меня, Майлз? — спрашиваю я, уже зная ответ.
Он облизывает губы.
— Я не собираюсь просить тебя выйти за меня замуж…
— Тогда зачем ты все это мне рассказал?
Я бы могла жить счастливо, не зная того, что моя сестра чувствовала, что умрет.
— Потому что какая-то часть меня надеется, что ты сделаешь это.
ГЛАВА 7
«Может быть, остепенюсь, и сделаю тебя своей женой» — Light by Elijan Woods
Майлз
Я такой глупый. Чертовски глупый.
Какой здравомыслящий человек попросит свою бывшую девушку и сестру-близнеца умершей матери своего ребенка выйти за него замуж? Я, конечно, не спрашивал, но я намекнул.
В комнате тихо. Чертовски тихо. Я буквально слышу, как бьётся сердце в моей груди. И как кровь бежит по моим венам. Если бы кто-нибудь уронил иголку на пол, это бы услышали все.
— Надолго? — спрашивает Эмори, ее голос немного дрожит.
Это странно. Её голос давно не дрожал. Она не нервничала с тех пор, как умерла Милли. Ей пришлось научиться жить без сестры, которая могла бы заступиться за неё.
Моя голова резко поворачивается в её сторону. Мой мозг работает в усиленном режиме, пытаясь перемотать её слова назад, чтобы убедиться, что я правильно все услышал.
— Я не знаю. Я думаю, что органы опеки предоставит мне на это пару месяцев. Может пять-шесть месяцев, а может чуть больше года. Думаю, они просто хотят убедиться, что Брук в хороших руках и находится в доверительных отношениях со мной…
— Один год? — прерывает меня она. — Я знаю, как обстоят дела с социальными службами. Я специализируюсь на социальной работе, как и моя мать. Но мне нужно знать, будет ли это всего лишь один год.
Я киваю.
— Может быть год и месяц? Так менее очевидно. Этого должно быть достаточно, не так ли?
— Иногда они наблюдают годами.
— Да, но я не виноват, что мой брак не сложился. Они увидят, что я пытался.
Эмори делает глубокий вдох, вероятно, сожаления обо всех решениях, которые она делала в своей жизни, которые привели её к такому положению.
— Хорошо. Если я скажу «да», когда мы поженимся?
— Через пару недель. В конце января? Может быть, в середине февраля. Никто не должен знать, что это фиктивный брак. Чем больше людей будут знать об этом, тем выше шансы, что социальные работники узнают об этом.
Я качаю головой, пытаясь отогнать глупые мысли.
— Я скажу Грею, Колину и Аарону. Так что, если хочешь, можешь рассказать Сан.
— Я полагаю, что мои родители не должны знать правду?
У меня не очень хорошие отношения с единственными живыми бабушкой и дедушкой Брук. Они до сих пор винят меня в смерти Милли, и это нормально, потому что я тоже. И учитывая то, что я уже встречался с обеими их дочерями, у меня есть ребенок от их мертвой дочери, и, возможно, женюсь на другой. Не думаю, что буду на их стороне долго, даже если я сейчас там только одной прядью волос. Даже эти волосы будут не в порядке.
— Я не знаю, Эмори. Но я точно знаю, что Брук должна думать, что мы, — я чуть не задыхаюсь от этой мысли, — влюблены.
На случай, если эти тупые социальные работники подумают, что было бы неплохо допросить четырехлетнего ребенка, нам нужно уменьшить вероятность того, что Брук случайно раскроет Эмори и меня. Как бы я ненавидел врать своей дочери, это единственный способ. Они допрашивают малышей?
— Конечно, мы можем рассказать им весь наш план, но ты знаешь своих родителей лучше, чем я…
И я не думаю, что это умный ход, говорить Холли Скотт, которая работает в органах опеки, что мы женимся ради этих гребанных органов опеки.
Она закрывает глаза на секунду, пытаясь собраться с мыслями.
— Они разозлятся. Ты знаешь мою маму, она считает, что брак — это волшебство, а развод никогда не возможен, поэтому с ней и так будет трудно. Если мы скажем ей, что мы женимся, заранее планируя развод, она получит сердечный приступ. Кроме того, моя мать много говорит, не думая. Я думаю, безопаснее будет просто солгать. А мой папа? Как только он выпьет, слова льются из него, как водопад.
— Так ты собираешься… — я сглатываю ком в горле, — выйти за меня?
Она тычет в меня пальцем, ее глаза суживаются.
