— Уму непостижимо, — подпёрла подбородок ладонью бабушка.
— Я, видите ли, оказалась не в силах соблазнить его чтением. А ещё, не могу зваться педагогом с большой буквы по причине того, что посмела выделить себе в классе любимчиков. И вообще, литература нужна только пяти процентам учеников, и он в это скромное число никак не входит, а потому не станет тратить свои драгоценные силы на псевдонауку.
— Ой, дурачок, — покачала головой бабуля.
— Вот! Но это ты понимаешь, мама. И я понимаю. А у Ярослава Басова дура лишь одна — это я. Да и кем я только за прошедший месяц у него не была! Вот вам самое приличное — Алевтина Психопатовна, Дарт Вейдеровна, Изжога Петровна, Горгона Гитлеровна, Аля-Шлёп-Нога, Хромая Хрю и вишенка на торте — Тупая Корова.
— Промыслительно, — перекрестилась бабушка, — но ты, Алечка, не бери на свой счёт. Просто мальчик бесноватый! Ему бы причаститься, покаяться, да святой водой умыться, глядишь, и толк будет.
— Ему уже ничем не поможешь, — отмахнулась от советов мама, — высокомерный и тщеславный хам. И кончит он плохо, вот попомните мои слова.
Но уже в следующее мгновение, мать перевела на меня хмурый взгляд и строго-настрого наказала:
— А ты, Вера, в сторону этого Басова даже смотреть не вздумай!
— И зачем бы мне оно было надо? — подавилась я кусочком сырника, искренне удивившись такому повороту разговора.
— Потому что знаю, как он умеет невинным девушкам головы дурить. Сама лично это видела. Да только намерения у него бесстыжие и греховные. Да и вообще, помни, что мальчики для тебя — это табу!
— Мам, — тепло улыбнулась я родительнице и сжала её холодную кисть, — не волнуйся, мне этот парень неинтересен от слова «совсем». И это обстоятельство не изменится, обещаю тебе.
— Вот и славно! — кивнула женщина и встала из-за стола, а потом снова приняла грозный вид, напоминая, — И не забудь про стихи.
Вероника
И я не забыла. Весь учебный день, в любую свободную минуту и на переменах я зубрила строчки, снова и снова, пока они всё-таки не отложились в моей голове. Наконец-то я облегчённо выдохнула и с победной улыбкой смяла ненавистный лист. А затем по пути в столовую швырнула его в урну, чтобы, не дай бог, никто не увидел, чем именно я тут занимаюсь в свободное от учёбы время.
Ещё чего не хватало, чтобы в гимназии разнюхали, что я пою в церковном хоре. Тогда обидная кличка «вешалка» покажется мне ласковым прозвищем.
Прошла в пахнущее сдобными булочками помещение, взяла себя поднос и кое-что перекусить, а затем уселась за свой одинокий столик в самом конце помещения, принимаясь открывать тетрапак с соком, да так и замерла, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Потому что на входе в столовую стоял не кто иной, как Рафаэль Аммо и планомерно вчитывался в строки, смятого мною, листка.
На глаза тут же навернулись слёзы, стоило мне только представить, как парень прямо сейчас примется издевательски зачитывать стихи во всеуслышание, взобравшись на табуретку. А затем все станут смеяться, тыча в меня пальцем и называя чокнутой монашкой.
Грудь от паники заходила ходуном, тело мгновенно покрылось испариной страха, а внутренности скрутило тугим узлом, вызывая у меня резкий приступ тошноты.
Всё!
Сейчас я стану аутом. Посмешищем. Девочкой для словесного битья и всеобщих издевательств.
И единственным человеком, кто ещё мог мне помочь, была я сама. Я тут же вскочила с места и бросилась к Рафаэлю, чтобы, если надо, кинуться ему в ноги и умолять не топить меня. Но уже спустя пару торопливых шагов остановилась и замерла каменным изваянием.
И всё, потому что Аммо медленно сложил лист вчетверо, а затем сунул его во внутренний карман форменного кардигана. И всё это делал, смотря на меня в упор. А затем улыбнулся и глянул исподлобья как тот самый танцующий клоун Пеннивайз, приложив указательный палец к губам и призывая меня к молчанию.
А я?
А я сглотнула напряжение и снова села за свой стол, молясь всем известным мне богам, чтобы Рафаэль Аммо не разболтал всем и вся мой самый страшный секрет. Но спустя несколько уроков решила, что пойду к нему и лично попрошу не делать из меня школьного изгоя.
И сразу же после уроков мне подвернулся такой шанс. Я увидела, как Рафаэль в одиночестве, без привычной свиты из самых популярных парней и девчонок, идёт по коридору в сторону библиотеки.
Я тут же припустила следом. А затем заплетала по бесконечным книжным лабиринтам, пытаясь отыскать, затерявшийся среди высоких стеллажей, статный силуэт. Но тщетно...
Я обессиленно и в полнейшем изнеможении привалилась лбом к полке и полными лёгкими задышала, пытаясь прийти в себя. Но уже спустя секунду вздрогнула, когда поняла, что через зазор книжных корешков на меня смотрят два глаза, цвета спелых каштанов.
— Привет, — пальцы Ярослава Басова неожиданно коснулись моей ладони, которой я со всей силы и до побелевших костяшек стискивала полку.
Я тут же отдёрнула руку и отступила, лопатками упираясь в соседний стеллаж и испуганно хлопая глазами, пока парень, не разрывая со мной зрительного контакта, подходил всё ближе и ближе.
И вот он уже стоит напротив, заложив руки в карманы брюк и с улыбкой смотря на меня.
— Как тебя зовут? — чуть склоняет голову набок, и я физически чувствую, как его взгляд медленно скользит по моему телу снизу вверх.
— Н..., — отрицательно качаю я головой и нервно облизываю губы.
— А дальше? — он неожиданно улыбается мне, и я вижу, как на его левой щеке появляется ямочка.
— Ника.
— Ника, — повторяет он за мной и облизывается, будто бы пробуя каждый звук моего имени на вкус. — А я...
— Я знаю кто ты, — зачем-то выпаливаю я и тут же прижимаю пальцы к губам, коря себя за излишнюю болтливость.
— Оу..., — смеётся он, демонстрируя идеально ровные белоснежные зубы с чуть удлинёнными клыками.
— Ну, то есть..., — тушуюсь я, пытаясь скрыть свою оплошность, но получается откровенно дерьмово.
— То есть не знаешь? — делает он шаг ближе и упирается правой рукой в стеллаж, рядом с моей головой. Теперь Басов почти нависает надо мной. Давит. И ещё больше заставляет нервничать.
Принуждает дышать его запахом. В нём столько всего – бергамот, горький апельсин, кедр, мох, дым...а еще ладан – его я точно ни с чем не спутаю. И этот аромат настолько многогранен, что хочется вдыхать его на постоянной основе, гадая, что же еще скрыто в бесконечных теплых и таинственных оттенках.
— Н... нет. Ой...
Боже! Ну что я несу?
— Ладно, малая, остынь, а то пар из ушей повалит. Я — Ярик, — и он протягивает мне ладонь для рукопожатия.
— А я — Ника, — прячу я руки за спину, игнорируя его приглашение соприкоснуться.
— Я уже это понял. Что на выходных делаешь? — спрашивает, но руку не отводит, только упирается ею в стеллаж в районе моего бедра, заключая тем самым меня в своеобразную клетку.
— Ну..., — пожимаю плечами, решительно не понимая, зачем он у меня это спрашивает.
А потом выпадаю в нерастворимый осадок, когда Ярослав задаёт новый вопрос.
— Со мной гуляешь, да?
— Да? — в шоке округляю я глаза, не в силах понять, что он вообще такое говорит.
— Да. В кино пойдём. Последний ряд, все дела, — улыбается парень так легко и непринуждённо, что я на мгновение подвисаю, не понимая до конца розыгрыш это всё или реальность.
— Кино? — бормочу я, как замшелая тупица. — Я не знаю. Меня мама...
— Так стоп. Ты не знаешь — я знаю. Маму в топку и запоминай — в субботу в семь взрываем.
— Но, Ярик..., — начинаю я наконец-то понимать, что парень ни капельки не шутит.
— Не запомнила, что ли?
— Запомнила, но..., — я пытаюсь донести до него, что ничего не выйдет, но Басов прёт как танк и у меня не хватает духу, чтобы остановить его наступление.
— Главное, что запомнила. Со остальным по ходу разберёмся. Я тебе ещё потом напишу.
— Напишешь? Но...
— Никаких «но», малая.
Быстрым, но нежным движением провёл большим пальцем по моему подбородку, развернулся и наконец-то оставил меня одну.
