то сделаю тебя своей королевой задолго до того, как ты достигнешь совершеннолетия, и не хотел навлекать этот позор на твою семью. На тебя. Ты же знаешь, я всегда в первую очередь защищаю тебя. Делал это с того самого момента, как впервые увидел тебя.
— Но. Но ты… — Она смотрит на мои губы, а затем в глаза.
— С первого гребаного дня, когда я увидел тебя, Хэвенли. С первого гребаного дня.
Мне надоело играть в игры, и я тяну ее за собой.
— Что ты делаешь? — спрашивает она, когда я веду ее через комнату к боковой двери.
— Вот, — отвечаю я, включая свет.
Отпускаю ее запястье и позволяю ей войти в комнату. Она оглядывается, а затем подносит руку к губам, когда видит, что именно я сделал.
Хэвенли
Я чувствую, как по моим щекам текут слезы, когда вижу, что сделал Карлос. Закрываю глаза и снова открываю их, чтобы убедиться, не сплю ли я, потому что это не может быть реальностью. Эта мечта, которая всегда была в моем сердце и которую никогда никому не рассказывала. За исключением одного человека.
— Ты запомнил. — Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Карлоса, который все еще стоит в дверях. Только тогда понимаю, насколько он растрепан. На его штанах небольшая прорезь, а на рубашке сбоку видны следы грязи, которые, уверена, остались от пробежки по саду. Я не видела его таким с тех пор, как мы были моложе.
Однако выражение его лица непроницаемо, и я наблюдаю, как он тяжело сглатывает, будто пытается сдержать все свои эмоции. Он на грани чего-то, но я не знаю чего.
Я отрываю от него взгляд и снова оглядываю комнату, которая была превращена в детскую. Но не для одного ребенка, а для двойняшек. И она украшена не только для малышей, но и для детей постарше. Комната в два раза больше спальни Карлоса, которая похожа на отдельное крыло дворца. Колыбельки, пеленальные столики и маленькие кровати украшают комнату, окруженную таким количеством игрушек, что большинство детей не знало бы, что с ними делать.
— Ты сказала, что хочешь по крайней мере четверых близких по возрасту. И что, пока те будут маленькими, ты хочешь, чтобы они все жили в одной комнате, чтобы они могли быть как можно ближе.
— Не разлей вода, — говорим мы одновременно.
Улыбаюсь воспоминанию и оборачиваюсь, чтобы снова осмотреть детскую. Она прекраснее, чем я могла представить в любом из своих мечтаний. Это было то, о чем я говорила с ним так давно, что удивлена, что он запомнил. После того, как потеряла своих родителей, а затем мой брат отдалился на некоторое время, я поняла что хочу иметь семью, которая близка. Что если бы что-нибудь когда-нибудь случилось со мной или моим мужем, то я бы знала, что наши дети будут друг у друга.
— Наши дети, — шепчет он мне на ухо. Я даже не слышала, как он подошел ко мне сзади. — Ты говорила той ночью о наших детях. Когда эти слова слетели с твоих губ, я знал, что дам тебе это.
Скатывается еще одна слеза, и я поворачиваюсь в его объятиях, чтобы посмотреть на него. Он касается моей щеки большим пальцев, и я вижу, что на его лице отражается неуверенность. Если бы я не знала его так хорошо, как знаю, то не заметила бы этого. Затем его лицо немного напрягается, будто он превозмогает себя.
— Так и будет, — рычит он.
Звук словно гром в его груди, низкий и глубокий. Он заставляет мои глаза расшириться от удивления. За эти годы я много раз видела, как Карлос огрызался на людей, особенно с тех пор, как занял трон, но никогда он не говорил так со мной.
— Ты никогда не будешь с моим братом. И наплевать, даже если мне придется запретить ему въезд в страну. Роми никогда даже пальцем тебя не тронет. Только я заслуживаю твоих прикосновений, и это не обсуждается.
Внезапно он поднимает меня за бедра и усаживает на комод. Он сбрасывает с него детские игрушки и сложенную одежду, когда все вокруг него словно покрывается густой ревностью. Именно тогда я замечаю фотографию на комоде рядом со мной. На ней мы вдвоем в его кабинете. Я лежу на полу перед его столом и читаю книгу, а он смотрит на меня. Даже не знаю, когда она была сделана. Но это то, что мы делали тысячу раз раньше, то, что я всегда боялась потерять.
Я чувствую на себе его взгляд, поэтому снова смотрю на Карлоса, который возвышается надо мной, когда встает между моих ног. Он такой большой, что мне приходится еще шире развести ноги так, что я чувствую боль в мышцах. Господи, он такой большой. Не знаю, как не замечала этого раньше, но, вероятно, это потому что мы никогда не были в таком положении.
— Карлос. — Произношу его имя, но это единственное, на что я способна, прежде чем он прерывает меня поцелуем.
Сначала я в шоке и не знаю, что делать, когда его губы скользят по моим. Но через мгновение мои глаза закрываются, и я растворяюсь в нем. Ощущения намного лучше, чем я себе представляла, и я наслаждаюсь этим. Это то, что, как мне казалось, мне хотелось всю жизнь. Чувство возвращения домой захлестывает меня, и внезапно все становится на свои места. Будто в этот момент все наконец стало таким, каким должно быть, а не тем беспорядком, который творится у меня в голове.
Его губы мягче, чем я ожидала. Он скользит языком мне в рот, давая мне попробовать его на вкус. Его вкус подобен корице и желанию, смешанным воедино. Я скольжу руками вверх по его телу, обвивая их вокруг его шеи, в то время как он в собственническом захвате сжимает мои бедра. Хватка говорит мне, что он никогда меня не отпустит. Он стонет мне в рот, и мне кажется, что это пронзает меня до глубины души. Потребность прижаться к нему своим телом слишком сильна, чтобы ее игнорировать, и я пытаюсь притянуть его ближе. Поцелуев больше недостаточно, и я начинаю паниковать и торопиться. Годами сдерживаемое разочарование начинает прорываться в поцелуе, и он становится интенсивнее. Мы становимся ненасытнее, и наши тела пытаются вжаться друг в друга, чтобы нам больше никогда не пришлось расставаться.
Я отстраняюсь, чтобы перевести дыхание, и эмоции накрывают меня волной. Карлос прижимается своим лбом к моему, его
