как ее тело дрожит и трепещет под моими руками. Она думает, что я одержим желанием трахнуть ее, и, черт возьми, так оно и есть. Я действительно одержим. Но есть что-то такое приятное в том, чтобы полакомится киской маленькой Элоди Стиллуотер.
Я лижу, сосу, с давлением провожу языком по клитору и наслаждаюсь каждой секундой. Хватка Элоди на моих волосах усиливается по мере того, как ускоряю темп. Она даже не осознает, что тянет меня за волосы, и что теперь качает бедрами навстречу моему рту. Она потерялась в блаженстве, проносящемся вверх и вниз по ее телу, и я не хотел бы, чтобы было иначе. Мне хочется, чтобы она использовала мой рот. Чтобы притянула меня к себе и получала необходимое давление. Я хочу, чтобы она оседлала мое гребаное лицо и втирала свою киску в мой рот так сильно, как ей, черт возьми, хочется. Для меня это самая сексуальная вещь во всем гребаном мире.
— Блядь, Рэн. Да! Боже мой, как же это приятно, — говорит она с придыханием.
И от звука ее голоса у меня мурашки бегут по коже. Так чертовски сексуально. Она прижимается своей влагой к моим губам, и я впиваюсь пальцами в ее обнаженные ягодицы, побуждая взять еще больше. Я бы провел с ней весь день, занимаясь этим, если бы мог — пока мой язык не свело бы судорогой, а челюсть не заблокировалась бы и не отказалась закрываться как следует. Это стоило бы боли. Даже если бы мне пришлось есть через чертову соломинку до конца дней, это, черт возьми, стоило бы того.
На вкус она как чистый мед. Я смакую ее сладость, глотаю, пью как нектар. И пьянею от нее. Жажду ее. Отчаянно нуждаюсь во всем, на что могу претендовать.
— Рэн. Рэн… — Она сильнее тянет меня за волосы, и я наслаждаюсь болью от этого, желая большего. И попросил бы об этом, если бы мог, но это потребовало бы от меня прекратить то, что я делаю, а этого не произойдет. — Ах! Рэн! — Элоди произносит мое имя с благоговением, которое делает ее в десять раз благочестивее священника, только что вышедшего из церкви. Звук, с которым она произносит имя, данное мне матерью — музыка для моих ушей. Он наполняет меня диким удовлетворением, которое выплескивается наружу и переполняет мою кровь, превращая меня в костер потребности.
Теперь еще быстрее я провожу кончиком языка по ее клитору, впиваясь ногтями в ее плоть. Отпустив ее правую ягодицу, я провожу рукой по внутренней стороне ее бедра и погружаю пальцы в ее жар — она такая чертовски мокрая. Ее соки вместе с моей слюной намочили внутреннюю поверхность ее бедер, и ощущение ее возбуждения, покрывающего мою кожу, заставляет слишком агрессивное рычание обжигать заднюю стенку моего горла. Я звучу как бешеная собака, обезумевшая и готовая к нападению. Она моя. Эта маленькая, пылкая, великолепная девушка принадлежит мне, и я перережу горло любому мужчине, который попытается отнять ее у меня.
Просовываю в нее палец — сначала только один — и ухмыляюсь, как безжалостный ублюдок, которым и являюсь, когда Элоди начинает биться в конвульсиях у моего рта. Я вхожу в нее едва ли до второй костяшки среднего пальца, но моя милая девочка сжимает его чертовски крепко и уже готова взорваться. Это не займет много времени — малейшее давление поглаживающими движениями на внутреннюю стенку ее киски доведет ее до предела. При обычных обстоятельствах я бы затянул с этим и немного помучил ее. Заставил бы умолять меня об освобождении. Но мы в церкви, и есть такое понятие, как «испытывать удачу». Если бы сегодня не был день похорон Джейсона Стиллуотера, мне было бы все равно, если бы нас поймали.
Я загибаю палец внутри нее, затем медленно выхожу из нее, продолжая лизать и сосать клитор. Когда снова ввожу палец, медленно двигая им внутри, то стараюсь уделить особое внимание той области, которая, как я знаю, сведет ее с ума. Гортанный крик Элоди рикошетом разносится по церкви, как выстрел. При этом звуке мой член дергается, твердея до безумия, умоляя освободить его от стеснения брюк. Я не могу допустить, чтобы это случилось. Если хотя бы подумаю о том, чтобы расстегнуть ширинку и вынуть член, то обратного пути уже не будет. Я не смогу остановить себя…
Быстро ввожу и вывожу пальцы из Элоди, в моей крови разгорается дикий пожар. Она такая мокрая. Такая, блядь, мокрая и тугая, и у нее такой охренительный вкус. Я, черт возьми, больше не могу этого выносить. Отрываю свой рот от нее ровно настолько, чтобы посмотреть на девушку снизу вверх, упиваясь видом ее раскрасневшихся щек, припухших губ, полуприкрытых глаз, зрачки расширены до размеров омутов, и сквозь стиснутые зубы выплевываю проклятие богам. Они создали существо непостижимой красоты, когда выковали Элоди Стиллуотер. Ничто и никто никогда не сможет сравниться с ней.
Я пропал.
Я заблудился.
Я так чертовски потерян…
Она нежно проводит кончиками пальцев по моей щеке, вдоль края челюсти, втягивая нижнюю губу в рот, смачивая ее так, что она становится глянцевой и сияющей. Ее дыхание вырывается из нее, ее грудь вздымается и опускается почти так же быстро, как мои пальцы входят и выходят из нее.
— Кончай, — приказываю я. — Кончи для меня прямо сейчас, блядь.
Глаза Элоди расширяются — на секунду она выглядит полубезумной, но затем я понимаю, что происходит: она подчиняется. Она приближается, кончает, ныряет головой вперед с обрыва с очень большой высоты. Стена экстаза застает ее врасплох. Ее глаза закатываются. Девушка руками хватается за мои плечи и держится за меня изо всех сил, распадаясь на части.
— О, боже мой. О, бооожеее! Обожеобожеобожеобоже! — Ее слова наталкиваются друг на друга, превращаясь в неразборчивый шум, когда она достигает пика оргазма.
Я еще глубже погружаю свое лицо в ее киску, наслаждаясь тем, как ее бедра изгибаются и сжимаются в такт с моим ртом. Обвожу клитор языком, щелкая по нему все быстрее и быстрее, ввожу и вывожу из нее пальцы, быстро просовывая внутрь указательный палец, присоединяя к среднему, заполняя ее до отказа, пока стенки ее киски пульсируют и сжимаются вокруг меня.
Достигнув кульминации, Элоди откидывает голову назад, издавая сдавленный крик, который, наверное, слышен на улице, настолько он громкий, но я не останавливаюсь. Продолжаю, даже когда понимаю, что ее оргазм достиг предела чувствительности. Даже когда она вцепляется в мои плечи, извивается, отчаянно пытаясь сомкнуть ноги. Все, что ей
