отчаянном ударе ладонью в грудь сжало сердце. К горлу снова подступил ком.
Я не могла обнять его в тот момент и ровно так же не могу обнять сейчас.
«Яся со мной». Да. Вот только нас разделяет бетонная стена моих страхов и, как выяснилось, тупости.
Я ничего не могу исправить, я не могу ему ничем помочь, кроме своего присутствия рядом. Но нужно ли оно ему – мое присутствие?
К чёрту эту философию и внутренние качели из решительной нерешительности. Даже если Никита меня прогонит, я хотя бы не буду грызть себя всю оставшуюся ночь за трусость и очередные прятки в своей скорлупе.
Оттолкнулась от кровати, на цыпочках подошла к двери и тихо её открыла. Вошла в гостиную, где в тусклом свете луны на диване сидел Никита. Обнаженный торс, поникшие плечи, опущенная голова и локти, упертые в колени.
Обошла диван и встала напротив парня. Голова его дернулась, взгляд медленно пополз от моих коленей выше.
– Не спится? – спросил он едва слышно.
Неразборчиво повела плечами. Схватила нижний край длинной объемной толстовки и оттянула.
Что я могу ему дать, кроме себя? Ничего. Поэтому отдам ему всё.
– Иди ко мне, – шепнула тихо. – Здесь тебя никто не увидит.
Подошла ближе, накинула на его голову край толстовки и оседлала колени.
Никита придерживал меня, не давая упасть, пока я прятала его, разделяя на двоих одну толстовку. Когда его торс исчез под тканью, потянула капюшон вверх и нырнула вместе с ним в толстовку. Носом уткнулась во влажные волосы, обхватила его шею и застыла так.
Только не прогоняй – промчалась в голове мысль, когда он всё ещё являл собой статую.
Наконец, его руки пришли в движение: легли мне на спину, обхватили талию и притянули меня к горячему торсу.
Протяжный выдох мне в шею – как сигнал того, что стена между нами пала.
Мы делили с ним всё в этом маленьком куполе из плотной ткани голубого цвета, в котором прятались так, словно нашли остров чистого голубого неба среди холодной ночной тьмы.
Глава 39
– Яся, – позвал меня тихий голос.
Словно у черно-белой картинки моего сна кто-то включил звук.
– М, – нехотя шевельнула головой, но глаза открывать совсем не хотелось.
Не хотелось, вообще, ничего, кроме сна, который у меня и так всегда был в дефиците.
– Яся, – снова этот шепот в макушку. – Мы на пары опоздаем.
Распахнула глаза и сразу увидела журнальный столик.
Мы уснули в гостиной?! Я же помню, что под утро собиралась уйти в комнату. Видимо, дальше «собирательств» дело не пошло.
Спиной почувствовала уютное тепло Никиты и обнаружила его руку под своей головой.
Резко села, запуталась в пледе и едва не свалилась с края дивана.
– Аккуратнее, – хохотнул Никита, дернув за край пледа на себя, чтобы хоть как-то меня поймать.
– Который… сколько… какой сейчас час? – растеряно села, убрала с лица волосы и всеми силами старалась не встречаться с Никитой взглядом.
– Почти восемь утра, – пробормотал он сонно и с гримасой страдания и боли стал шевелить рукой, которая была под моей головой.
– Что с рукой? – придвинулась поближе и докоснулась до его пальцев. – Какие холодные. Это я так тебе руку отлежала?
– Нет, – Никита продолжал едва шевелить пальцами, пока на его руке выше запястья вздувались вены. – Она свисала с дивана и минут двадцать назад потеряла чувствительность.
– Почему ты меня двадцать минут назад не разбудил?
Хотелось шлепнуть его по лбу за глупое джентльменство.
– Я будил, но ты сказала еще пять минут. И так четыре раза.
А вот теперь захотелось дать по лбу себе.
– Прости, – виновато поджала губы. – Больно?
– Да нет, не больно. Просто такое ощущение, что тысячи блох под кожей прыгают.
– Это с меня, наверное, попадало, – попыталась я отшутиться и, кажется, получилось, раз Никита улыбнулся и даже сел рядом со мной на диване.
– Завтракаем и едем? – спросил он, повернув ко мне голову со взъерошенными волосами.
– Я всё приготовлю. Ты пока поотгоняй блох, – стянула с ног плед и накинула на голые плечи парня.
Оттягивая на ходу край толстовки к коленям и закатывая рукава, подошла к холодильнику. Достала пакет молока, на полке над плитой обнаружила коробку с овсяными хлопьями.
Что ж, значит на завтрак будет овсянка.
Движения мои выходили рваными, торопливыми и слишком нервными. Всему виной чувство неловкости и стыда.
Мы провели вместе ночь! Мы. Спали. В. Одной. Постели.
В какой момент я потеряла осторожность? Куда делось моё чувство самосохранения?
– Тебе помочь? – подпрыгнула от вопроса, разорвавшего мои панические мысли.
Никита встал с дивана и болтая рукой так, будто стряхивал ртутный градусник, подошёл к столу, что разделял нас.
– Нет. Это всего лишь каша.
– Как знаешь, – сел он за стол. – Кастрюли в нижнем ящике.
– Угу, – наклонилась, достала небольшую кастрюльку и зависла, не зная, как включить плиту. Нажала одну сенсорную кнопку, другую, но ничего не произошло.
Чёрт! Придется к нему обратиться, а значит, снова посмотреть в глаза, а это значит, – снова залиться стыдом и быть удушенной собственными страхами, которые сейчас мечутся в голове точно в такой же панике, что и я внешне.
Вдохнула поглубже, расправила плечи и повернулась к парню, старательно избегая контакта глаз.
– Помоги… пожалуйста, – с трудом выдавила слова.
Улыбнувшись уголком губ, Никита вышел из-за стола, обошёл его по дуге и приблизился ко мне. Нажал какой-то тумблер над плитой и только потом коснулся одной из кнопок самой плиты, запустив самую маленькую конфорку, которая почти мгновенно приняла алый цвет.
Поставила на нее кастрюлю, быстро залила молоко и приготовилась ждать, когда оно закипит.
– Ты меня боишься или стесняешься? – спросил Никита, который всё ещё стоял практически плечом к плечу со мной.
Утро
