с пятью другими мужчинами, направив оружие на дверь лифта, хотя охрана сказала им, что это я и что я один. Макс никогда не рисковал, и я ценил это.
— Она все еще заперта?
Макс кивнул.
— Она там с Ольгой.
— Хорошо, я выпущу их. Отвези Ольгу домой, а потом отдыхай.
Макс нахмурился.
— Я вернусь. Кто-то должен быть здесь ночью.
— Не ты. Тебе нужны силы. Мне нужны твои силы, — ответил я, мои глаза говорили то, чего я не мог сказать другим своим людям. Очень скоро мне придется нарушить приказ Виктора, и тогда начнется настоящий ад.
Макс кивнул и удалился, а я вошел в квартиру.
Внутри я остановился, уставившись на аккуратный ряд обуви на полке у двери. Конверсы Молли, потрепанные до чертиков, стояли рядом с моими итальянскими туфлями ручной работы. Они были такими маленькими по сравнению с моим сорок пятым размером. Я хотел защитить ее, и был только один вопиюще очевидный способ.
Отпустить ее.
Но это было невозможно. Я не мог отпустить ее так же, как не мог сам спрыгнуть с крыши «Башни». Проклятый инстинкт выживания, который помог мне адаптироваться и процветать в братве Чернова, не позволял мне умереть. Я хотел жить, а чтобы жить, мне нужна была она. Без нее ничто не имело значения.
Я направился в смежную комнату и, войдя, сразу же почувствовал мягкий, легкий аромат Мэллори. Она не пользовалась духами. Я не покупал ничего, потому что запах ее кожи был слишком соблазнительным.
Я подошел к огромному встроенному шкафу, в котором хранилась ее одежда. Переступив через груду вещей на полу, нащупал скрытую клавиатуру. Я набрал пароль, и раздалась серия звуковых сигналов, прежде чем тяжелый замок открылся.
— Spokoyno, Olga, eto ya, — позвал я, толкая дверь.
Ольга стояла, расставив ноги, в центре убежища, в ее непоколебимой хватке был зажат пистолет, направленный прямо на меня. Молли стояла позади нее, наблюдая широко раскрытыми глазами. Как только Ольга увидела меня, она с облегчением опустила оружие.
Экономка поспешила ко мне. Я протянул руку, чтобы приобнять её, хотя мои глаза были прикованы к Мэллори.
— Все хорошо. Теперь все в порядке.
Успокоенная, Ольга выскочила из комнаты, бормоча что-то о выпечке.
Молли приблизилась, обхватив себя руками за талию, ее зеленые глаза видели каждую частичку меня.
— Правда?
Я испустил долгий вздох и покачал головой. Слишком многое нужно было сказать, а слов не хватало, чтобы объяснить все это. Я мотнул головой в сторону коридора.
— Уходим отсюда. Уже поздно.
Поравнявшись со мной, она остановилась. Я не мог встретить ее зеленый взгляд, не тогда, когда все еще видел ее отца, испускающего последний вздох на пластиковом листе на складе в Бруклине.
Она молча вышла, и я последовал за ней, преследуя ее по квартире, пока она не свернула в ванную и не закрыла дверь. Я налил себе выпить и уставился на темный город. Думал ли я, что, сохранив жизнь Генри, Молли останется со мной навсегда? Может, в глубине души так и было. Какой же я дурак. Возможно, я считал, что заточение, игры во власть и все то, что я делал с ней с тех пор, как нашел снова, можно простить, пока живы все, кто ей дорог.
Но теперь, когда Генри мертв, в глазах Молли мою душу уже не спасти.
Она откажется от меня, и я действительно буду потерян.
Молли
Не каждый день ваша домработница вдруг выхватывает пистолет из коробки с хлопьями посреди раскатывания теста для пирога, проводит вас через весь дом в гардероб и одним прикосновением отпирает потайную дверь.
Убежище. У Кирилла в пентхаусе было полноценное убежище, вход в которое находился в моей комнате. Может, я и смогла бы найти его, теперь, когда мой гардероб из дурацких платьев превратился в ленты на полу, но у меня никогда не было желания искать.
Я не могла перестать оглядываться по сторонам. Внутри все было освещено флуоресцентными лампами, а вдоль стен тянулись хорошо укомплектованные металлические стеллажи. Была даже кровать. Это было довольно впечатляюще.
— Ты когда-нибудь была здесь раньше? — спросила я Ольгу.
Она покачала головой, все еще сжимая пистолет, как будто убийцы могли внезапно выскочить из вентиляционных отверстий.
— Нет. Я узнала о том, что здесь есть убежище и как в него войти, несколько минут назад.
— Только как войти в него? Надеюсь, ты также узнала, как из него выйти.
— Мистер Чернов нас выпустит, — убежденно сказала Ольга.
— Господи, ты серьезно? Ты не знаешь, как отсюда выбраться? Что, если с ним что-нибудь случится?
Ольга неодобрительно сузила глаза в ответ на мой вопрос.
— Просто говорю. — Я напряглась, обеспокоенно заламывая руки. Трудно было даже думать о том, что Кирилл пострадает.
— Не нужно просто говорить. Если Кирилл Викторович умрет, мы тоже долго не протянем.
— Очень ободряюще, — пробормотала я.
Ольга скользнула по мне взглядом.
— Ты хочешь жить без него?
Ее лукавый тон подсказал мне, что она знает гораздо больше, чем показывает о моих извращенных, бурных чувствах к хозяину дома.
Никогда.
— Я жила без него семь лет.
— И ты была счастлива? — давила она.
Что ж, тут она меня поймала. Но и в её логике был один маленький изъян.
— Не особенно, однако я была свободна и жива.
Ольга пожала плечами, отмахнувшись от моих слов.
— Свободу переоценивают. Защищенной быть лучше. Желанной, как ты? Это расслабляет.
Я недоверчиво рассмеялась.
— Расслабляет? Я не могу выйти из дома без Кирилла.
Я смирилась с нашими отношениями, но слепое поклонение Ольги Кириллу выводило меня из себя.
— Ты ничего не понимаешь, — тихо сказала Ольга, махнув на меня рукой.
— Я думала, ты будешь возражать против такой власти над кем-то, — так же тихо ответила я.
Она прищурилась, глядя на меня. Не зашла ли я слишком далеко, напомнив ей, что знаю ее прошлое?
— Devushka, есть разница между тем, чтобы принадлежать кому-то, и тем, чтобы тебя держали как ценную чистокровную лошадь. Это такая же разница, как быть рабыней или принцессой… Думаю, мы обе знаем, кто из них ты. Кирилл Викторович любит тебя, именно поэтому он охраняет и защищает тебя. Ты должна ценить его больше.
— У тебя оптимистичный взгляд на жизнь, учитывая твою историю, — вздохнула я, сползая по стене, чтобы сесть, скрестив ноги.
— Спасибо, — чопорно сказала Ольга, убирая пистолет в карман и усаживаясь.
— Я сказала оптимистичный? Я имела в виду травмированный. Я сама согласилась на всё, но мы не должны притворяться, что это нормально, — пробормотала
