Упав на прогретую каменную ладонь, Пол лежал не меньше часа, обдуваемый свежим морским ветром, и смотрел на восток. Там, за Ла-Маншем, отделенная громадным куском суши, которая Пола не интересовала, была Россия. Теперь он был абсолютно уверен, что думал тогда о ней. Об этой невероятной стране, пережившей и не такие "ломки".
Потом он вернулся в Лондон, сохранил себе жизнь и до сих пор верил, что его спасли Бог, море и Россия.
"Я позвоню Рите и попрошу выслать мне рисунок. Любой. Какой Тамаре будет не жаль для меня…" Рассчитавшись за пиво, Пол вышел на улицу и отправился искать таксофон. Прохожие уплетали "фиш-энд-чипс", и Полу тоже захотелось вспомнить вкус излюбленной лондонской закуски. Мимо проносились на велосипедах мальчишки в касках. Он вспомнил, что в России такая мера предосторожности почему-то считается излишней. Может, потому, что русские по природе своей — фаталисты и верят, что человеку суждено то, "что Бог пошлет". Не больше и не меньше.
Теперь Бартон все поневоле сравнивал с Россией, то в пользу одной страны, то другой. Английский климат был, конечно, поприятнее. Сейчас в Лондоне было гораздо теплее, чем даже в Москве — Гольфстрим безропотно делал свое дело. Но Полу было как-то не по себе. Он не то чтобы мерз, но никак не мог согреться. Ярко-красные телефонные будки замаячили на углу. Пол ускорил шаг и через минуту уже дозвонился до Сибири, совершенно забыв, что сейчас там ночь. Поэтому ничуть не удивился, услышав, что Риты нет.
— Спасибо, — сказал он по-русски. — Я позвоню попозже.
— Лучше уж пораньше. Утром. Но ее все равно не будет. Она сейчас в Лондоне.
— Где?! — вскрикнул Пол, но ее муж уже повесил трубку.
Бартон с недоверием посмотрел на свою и, расставшись с ней, вышел из будки. И почти сразу увидел Риту. Когда Пол Бартон снимал кино, то всегда избегал таких поворотов сюжета, потому что в жизни ничего подобного не происходит, а он стремился к неприукрашенному реализму. Но вот сейчас Пол не сидел в зрительном зале, а стоял посреди улицы с раскрытым ртом, наблюдая самую немыслимую ситуацию.
Рита же, напротив, была ничуть не удивлена. Решительной походкой она пересекла улицу, то и дело подбрасывая на плече кожаную коричневую сумку, и остановилась перед ним. "Чересчур близко", — недовольно отметил Пол, хотя в первый момент едва не завопил от радости.
У него чуть не вырвалось: "Вы привезли мне рисунок?" Вместо этого Пол спросил:
— Как вы здесь оказались?
— Прилетела, — она нервно усмехнулась. — Дальше вам бежать некуда, Пол.
— Я бежал не от вас.
— А это уже неважно! Главное, что догнала-то вас я.
Никогда еще Пола не атаковали столь откровенно и грубо. Он совершенно терялся в ее присутствии. Ему хотелось вести себя по-джентльменски, но это довольно затруднительно, когда приходится то и дело сбрасывать женщину со своей шеи.
Он попытался сделать разговор более нейтральным:
— Вы в Лондоне по делам?
Сморщив нос, Рита отмахнулась:
— А… Один наш эмигрант владеет тут художественным салоном. Я привезла…
— Ее рисунки?!
Пол тотчас прикусил язык, но вопрос уже вырвался наружу. Он слишком переполнил его, чтобы остаться невысказанным. Несколько мгновений Рита, сдвинув брови, вглядывалась в его лицо. Затем с недоверием спросила:
— Мистер Бартон, вы играете со мной или на самом деле до сих пор так идиотски влюблены?
— До сих пор? Разве прошел целый век?
Она с шумом выдохнула воздух — не то засмеялась, не то злобно фыркнула.
— Прошел бы век, мы уже с вами не разговаривали б! Хотите прожить век, мой вам совет: поберегите сердце. Как оно у вас? Не бунтует?
Глядя ей в глаза, Пол подумал: "А оно и не успокаивалось…"
— Нет, благодарю вас, — ответил он.
— Я вас давно призываю бросить эти церемонии! — одернула она. — В этом вы с Томкой похожи. Та тоже все извиняется и благодарит.
— Как она? — спросил Пол и побоялся, что не расслышит ответ — так бухало у него в груди.
Рита равнодушно пожала плечами:
— Не знаю. Я не хожу к ней.
— Я осложнил ваши отношения?
— Бросьте, Пол! Я ее просто видеть не могу! Будто вы не знаете… Никогда ей не прошу того, как она с вами обошлась.
— Это я с ней обошелся, — он почти не слышал себя. — Это я виноват.
— Ну уж! Вы же мухи не обидите… Мистер Бартон, мы так и будем болтать посреди улицы? Или вы все же осмелитесь пригласить меня к себе? Я видела ваш дом. Он такой же симпатичный и застенчивый, как вы.
Пол слегка возмутился:
— Вовсе я не застенчивый!
— А насчет "симпатичного" не возражаете? А, мистер Бартон?
"Она хочет, чтобы я рассмеялся, — с досадой подумал Пол. — Тогда я у нее на крючке…"
— Не возражаю, — холодно ответил он.
Ему показалось (или это было на самом деле?!), что крупные Ритины черты на миг исказились отчаянием. Она нервно подкинула сумку, потом полезла что-то искать в ней, наверное, сигареты. Пол невозмутимо наблюдал. Помочь было нечем — он не курил. Даже в те времена, когда безбожно травил себя наркотиками.
— Не хмурьтесь, Пол, — сердито сказала Рита, бросив на него взгляд. — У вас и без того уже такая складка над переносицей, будто вы раковый больной и постоянно терпите боль.
Это его неожиданно рассмешило. Взяв ее грубоватые руки, он встряхнул их и убрал от сумки.
— Пойдемте, Рита. Я угощу вас настоящим английским чаем.
По дороге к дому Пол удрученно думал, что, черт возьми, хочет женщину. Любую. Любого цвета кожи и вероисповедания. Почему бы не эту? По крайней мере, в ней чувствуется страстная натура, близость обещает быть приятной. И потом… Она ведь ради этого прилетела в Англию. И так старается ему угодить. Разве благородно будет отправить ее ни с чем?
Едва он закрыл за собой дверь и прижался к ней спиной, глядя на сильные ноги в прозрачных чулках, как Рита обернулась и сразу все поняла. Шаг навстречу — и они сжали друг друга так, что оба застонали от боли и наслаждения, которое уже начинало сбываться.
— Она ничего не узнает, клянусь тебе, — шептала Рита ему на ухо, пока Пол целовал ее неприкрытую воротом шею.
Ему не терпелось впиться в нее зубами и вырвать кусок, ведь эта женщина была самим дьяволом — она делала с ним, что хотела. Пол выплескивал на нее всю злость и презрение, что накопились в нем — к себе, к ней, ко всем людям на этой земле. Он раздирал ей кожу и внутренности, он убивал ее, а она жила и только изредка просила:
— Потише, тебе станет плохо…
Пол зажимал ей рот — то ладонью, то губами, — и надеялся, она задохнется в его постели. А она все жила… Оргазм исторг из его груди почти звериный рык, такого никогда не случалось раньше. Женщина билась под ним, как в агонии. В тот момент он даже не помнил ее имени.
