Меня использовали и выкинули — это факт.
И знаете, что я вам скажу? Лучше бы мать ещё раз избила меня и делала бы это снова и снова каждый божий день, чем вот так — без конца и края корчиться в агонии от расстрелянного в упор сердца тем, кому оно доверилось и кого полюбило.
Я была не в силах дышать. Я была не в силах спать. Я была не в силах жить от этого очередного пинка под зад. Я была один на один со своей болью. И чуть не помешалась от неё, когда в понедельник вечером из глубин дома послышались вопли матери, только что пришедшей с работы:
— Мерзкое бесовское отродье! Гадкая мерзопакостная дрянь! Ошибка этого мира! Сволочь! Пакость! Тварь!
— Что случилось, Алечка? — спросила свою дочь взволнованная бабка.
— Этот богомерзкий интриган Басов написал мне!
Вероника
— И что именно он написал тебе? — уточнила бабка.
— Не знаю! — почти в отчаянии простонала мать.
— В смысле?
— Примерно полчаса назад этот гад отправил мне несколько сообщений, но я не успела их просмотреть. По дороге встретила главную по дому, и мы разговорились. А сейчас гляжу, и все они удалены.
— Так может, этот парень по ошибке тебе что-то прислал?
— Нет, мама, эта гнусная гнусь ничего просто так не делает и не ошибается.
— Ну, как знаешь...
— Попомни моё слово, это неспроста!
Дальше их разговор пошёл уже на пониженных тонах, в которых я не смогла расслышать более ни слова. Вот только мне и того было достаточно, чтобы ментально сгореть дотла и разлететься бесформенно кучкой пепла.
Басов нашёл время, чтобы нечаянно отправить моей матери парочку сообщений, а вот для меня не сподобился. Да и зачем, правда? Ему больше не нужна дурочка Вероника Истомина, влюблённая в него до усрачки.
Но ведь и я знала, на что именно подписывалась, не так ли? Абсолютно всей гимназии был известен тот факт, что Басов не встречается с девчонками. Гуляет? Да. Зажигает для них звёзды? Да. Мастерски развешивает лапшу на их доверчивых ушках? О да!
Но серьёзные отношения? П-ф-ф-ф... на кой, если к нему на приём по разбиванию сердец выстроилась целая орда глупеньких, верящих в чудеса девчонок?
Вот и я попалась в типичную женскую ловушку, что сама же для себя расставила. Я решила, что особенная, не такая, как все. Что где-то глубоко внутри меня спрятан маленький, сморщенный изюм, который Ярослав каким-то чудом разглядел. Что именно со мной гранитное сердце этого неприступного парня вдруг оживёт и забьётся. Что Басов влюбится по-настоящему и потеряет голову, мечтая обо мне днями и ночами напролёт.
Ха-ха!
Мораль?
Будьте умнее. Не будьте, как Ника.
В противном же случае вам светит тоже, что прилетело в меня железобетонной плитой и расплющило, словно жалкий мешок с костями. Живой труп — лежать, реветь, не спать, проклинать себя за способность чувствовать. И мечтать о том, чтобы заиметь себе такое же равнодушное, каменное сердце, как и у моего кумира.
Ибо да, я до сих пор отчаянно любила того, для кого являлась по сути всего лишь дыркой от бублика, которую Басов весело и задорно повертел на причинном месте.
Спустя девять кругов ада, что я прошла за последние дни, наступила суббота и наконец-то мать решила, что с меня хватит затворничества. Да и мой классный руководитель настойчиво требовал медицинскую справку, которую, по понятным причинам, брать было слишком рискованно для моей безумной матери, падкой на телесные наказания собственного чада. А то вдруг кто чего не так поймёт? Ведь на самом же деле она хорошая и даже выделила мне свой дорогой тональный крем, чтобы замаскировать синяк на скуле.
Заботливая любимая мамочка, сю-сю-сю!
Ах, как бы не сдохнуть от передозировки сарказмом в собственном организме, м-м?
Надеюсь, не стоит говорить, что в гимназию я шла словно на смертную казнь? Ибо да, я была в ужасе. Захлёбывалась отчаянием перед встречей с тем, кто вытер об меня ноги. Глотала горький ком, что будто бы приколоченный стоял в горле, и умоляла небо дать мне сил выстоять в этом неравном бою с тенью.
Не упасть ниц.
Не орать во всю глотку «за что?»
Не ползти за ним на коленях, когда он с улыбкой, кинет мне в лицо жестокую правду и уйдёт, безжалостно чеканя шаг, прицелившись на новую лёгкую победу. А я вернусь в своё серое, унылое существование, с отчаянием представляя, что где-то там праздно проживает дни мой жестокий бог, целует свою новую фаворитку, шепчет ей на ухо лживые песни о вечной любви, а затем делает с её податливым телом всё, что захочется. Абсолютно всё!
И снова по кругу.
Вот только напрасно я храбрилась и тысячи раз внутренне умирала, представляя нашу встречу. Потому что Басова не оказалось сегодня в гимназии. И этот неоспоримый факт окончательно раскатал меня асфальтоукладчиком.
Задыхаясь от рыданий после занятий, которые, казалось бы, прошли мимо меня, я стояла в холе гимназии и растерянно смотрела по сторонам. Кто-то обсуждал планы на выходные, кто-то смеялся, девчонки возле огромного зеркала в пол наводили красоту, а я была в этой мешанине кипучей деятельности конкретным аутсайдером — один на один со своей нестихающей болью и не знала, что делать дальше. Я сорвалась с места и кинулась неведомо куда, не разбирая дороги. Чтобы выплакать всю свою горечь, разочарование, страх и отчаяние. Чтобы ещё раз ментально сдохнуть от горя. А затем вновь воскреснуть никому не нужной Вероникой Истоминой.
Ближайшая по коридору дверь. Пустой школьный туалет на несколько кабинок, в одну из которых я влетела и шлёпнулась на унитаз. А затем закрыла лицо дрожащими ладошками и дала волю горьким слезам.
Я плакала и не могла остановиться. Судорожно всхлипывала, чувствуя удушье. И до крови кусала губы, пытаясь этой болью хоть немного заглушить ту, что разрушительным торнадо бушевала за рёбрами, в истоптанной дорогими ботинками душе.
Хлопок двери и громкие шаги по кафелю прозвучали в тишине уборной словно хлёсткие удары плетью по оголённым проводам.
Замираю, боясь пошевелиться или хотя бы пикнуть. А затем обречённо выдыхаю, когда дверца в мою кабинку неожиданно распахивается. И та, кто стоит сейчас передо мной, окончательно повергает меня в тихий, неописуемый ужас.
Ну, супер!
Только Марты Максимовской мне сейчас не хватало для полного счастья!
Внутри вся скукоживаюсь от животного, пробирающего до костей ужаса, боязливо вжимаю голову в плечи и смотрю на эту девчонку, принёсшую мне столько унижений, с отчаянной мольбой.
«Видишь? Я же и так раздавлена! Куда ещё больше?»
Глаза в глаза. Сердце пропускает удар, в ожидании того, что ждёт меня дальше. Я больше не под прикрытием Басова — я снова аппетитная мишень для травли и отборных издевательств.
— Чё ревёшь, Истомина? — сводит идеально вычерченные брови Марта и поджимает губы.
— У-ударилась, — перепуганным шёпотом выдавливаю я из себя, не моргая и всё ещё ожидая какой-нибудь пакости в свой адрес.
— В медпункт отвести? — я натурально подвисаю от этого вопроса и не знаю, на какую полку сунуть его в собственных мозгах для осознания.
— Это, — громко сглатываю, — это очередная шутка?
— А тебе разве смешно? — хмыкает она.
— Нет.
— И мне нет, — пожимает Максимовская плечами.
— Ладно, — примирительно выдаю я и принимаюсь рыться в рюкзаке, чтобы достать салфетки и банально занять трясущиеся руки.
— Кто обидел?
— Никто.
— Синяк на щеке старый, — Марта упёрлась плечом в дверной косяк, сложила руки на груди и зачем-то принялась пристально меня рассматривать.
— Да, я, — замешкалась, отвела глаза, — неудачно упала.
— Ну ясно всё с тобой, — кивнула, но никуда не ушла, а продолжила медленно сканировать меня взглядом цепких карих глаз.
— Что тебе нужно от меня? — не выдержала я внутреннего напряжения.
— Значит, медпункт отметаем?
— Да
— Почему?
— Там мне не помогут.
— А где помогут? — улыбнулась Максимовская, но мне её улыбка показалась кровожадным оскалом. А может это просто у страха глаза велики? В любом случае, с меня хватит!
