class="p1">– Во двор сворачиваем, – отвечает отец. – Спускайся.
В любой другой ситуации я бы давно была в галерее – занималась организационными вопросами, встречала гостей, проверяла, вовремя ли приехала служба кейтеринга, но сегодня я – почетный гость, и Дарья освободила меня от работы, поэтому забрать меня из дома и отвезти на выставку должны родители.
– Привет, милая, – говорит мама, когда я ныряю на заднее сиденье автомобиля. – Это то платье, которое тебе Света из Милана привезла?
– Да, – отвечаю я, расправляя шелковый подол. – Не считаешь, что слишком открытое?
Мама закатывает глаза и улыбается:
– Обычно это мой вопрос. А ты выглядишь сногсшибательно.
Папа согласно кивает и, выезжая с парковочного места, на мгновение удерживает мой взгляд в зеркале заднего вида.
Среди членов семьи мое участие в выставке произвело настоящий фурор. Мне кажется, никогда еще отец не гордился мной сильнее, чем в тот момент, когда я впервые рассказала ему о предложении Дарьи. В тот же вечер он обзвонил всех родственников и близких друзей и заранее оповестил, чтобы они не планировали ничего на вечер шестого июня, а в офисе на инфостенде повесил афишу, чтобы ни один из сотрудников не пропустил ценную информацию о том, что дочь их босса – художница.
Несмотря на то что мы приезжаем к галерее вовремя, нам с трудом удается найти место на парковке. По красной ковровой дорожке мы идем под аккомпанемент скрипки, а в холле попадаем под перекрестный огонь фотоаппаратов. Я всегда знала, что в планах Дарьи было превратить открытие в светское мероприятие, но то, что я вижу, превосходит все мои ожидания. В волнении судорожно цепляюсь пальцами за рукав пиджака папы, с благодарностью ощущая, как он накрывает их своей теплой ладонью.
Просторный лабиринт залов и переходов, выделенных для выставки, полон шумящей толпы. Нарядно одетые люди деловито переходят от картины к картине с бокалами шампанского в руках, сверяются с каталогом, о чем-то перешептываются. Среди лиц я замечаю завсегдатаев арт-тусовок Москвы, нескольких молодых актрис и блогеров-миллионников.
– Прекрасная организация, – искренне хвалит Дарью отец, когда она подходит поприветствовать нас. – Благодарю вас за то, что оценили талант нашей дочери.
– Не стоит, – она тепло улыбается. – У Мирославы большое будущее. Я рада, что она начинает свою карьеру в стенах нашей галереи.
Смотрю на папу с мамой и вижу, как их лица светятся от удовольствия. Все-таки, что бы ни случалось в жизни, родители всегда были и остаются моими самыми большими поклонниками.
Я плохо помню, что происходило дальше. Была официальная часть, на которой Дарья благодарила спонсоров и художников, за которой последовали выступление арфистки и танцоров. Была сотня знакомств, позирований для фотографий и улыбок, от которых у меня вскоре начало сводить скулы. Но сейчас, по прошествии двух часов, я могу с уверенностью сказать, что все прошло успешно. Не сомневаюсь, что по хэштегу выставки уже выложены сотни фотографий, а завтра информацию об открытии можно будет прочесть в колонке мероприятий на многих популярных сайтах.
– Упиваешься успехом? – спрашивает папа, обнимая меня за плечи.
– Я… – оборачиваюсь и смотрю на него вопрошающе. – Думаешь это успех?
– Мира, – он легонько встряхивает меня, – выставка отличная. Разве толпы журналистов и фотографов, осаждающие тебя весь вечер, не убедили тебя? Может быть, ты тогда посмотришь на уголок со своими работами?
Он разворачивает меня к противоположной стене, на которой висят четыре мои картины, и я вижу то же, что и на протяжении всего вечера: порядка десяти человек с интересом рассматривают написанные мною мрачные, нависающие над долиной горы, снежные пики и бушующие морские глубины. Эти картины, причудливым образом переплетенные с моим душевным состоянием этой весной, стали самым сильным из того, что я написала в своей жизни. И, наверное, не могли бы появиться, если бы не драматическая история моих неудавшихся отношений с Даниилом Благовым. Когда я писала их в уединении своей комнаты, я часто ловила себя на том, что вижу перед собой таинственные синие глаза, насмешливую улыбку, слышу бархатистый тембр голоса. И обида, боль, раздражение, выплеснутые красками на холст, освобождали меня, давая возможность вновь дышать полной грудью и видеть мир во всем его многообразии.
– Я так горжусь тобой, – произносит папа, возвращая меня к реальности.
– Спасибо, пап, – шепчу в ответ тихо, чтобы нас никто не услышал, и благодарно сжимаю его ладонь. – Рада, что ты здесь.
Несмотря на то что у меня нет никаких причин для беспокойства, внезапно по спине бежит пугающий холодок. Я резко оборачиваюсь в поисках источника этого ощущения, но вижу лишь редеющую толпу людей.
– Что случилось? – спрашивает отец.
– Ничего, – пожимаю плечами. – Просто показалось. Я пойду Дарью поищу.
Своего куратора я не нахожу, зато встречаю восторженную Нику. После того случая в кафе она больше никогда не заводила со мной разговора о неудавшихся отношениях с Благовым, поэтому мы смогли по-настоящему сблизиться.
– А вот и наша звезда! – произносит она, целуя меня в обе щеки. – Извини, что опоздала. Такое ощущение, что всем сегодня понадобилось приехать в центр.
– Брось, Ника! – улыбаюсь я. – Рада, что ты смогла приехать.
– Крутая тусовка, – говорит она, осматриваясь вокруг. – А afterparty будет?
– Будет. Останешься со мной?
– О нет, – внезапно бормочет она, хмуря брови. – Не смотри туда.
Несмотря на предупреждение, я прослеживаю за ее ошарашенным взглядом и сама замираю как громом пораженная.
В десяти метрах от нас я вижу Сашу с огромным букетом цветов. После нашей внезапной встречи на Тверской и сцены, которая за этим последовала, я с ним не встречалась. Но, странным образом, сейчас воспринимаю его появление спокойно.
– Твой сталкер, – шепчет Ника, хватая меня за локоть. – Помочь тебе сбежать?
Отрицательно качаю головой и жду, когда Саша подойдет ко мне.
– Ник, – прошу я, – оставишь нас, ладно?
– Ладно, – недовольно соглашается она. – Но я буду неподалеку, чтобы отбить тебя, если он опять начнет распускать свои лапы.
Когда Ника отходит, я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю.
– Привет, – здоровается Саша, останавливаясь в метре от меня.
– Привет. Как ты узнал о выставке?
– Костя сказал, – признается он смущенно. – Думаю, ты не очень рада меня видеть, но я не мог пропустить твою первую выставку. Это тебе, – он протягивает цветы.
– Спасибо, Саш, – несколько скованно принимаю букет. – Не стоило беспокоиться.
– Мира, ты прости меня за ту выходку, – внезапно просит он, переминаясь с ноги на ногу. – Сорвался.
– Я уже забыла, – отвечаю я, удивительным образом не ощущая в душе ничего, кроме дружеского тепла.
– Я… в Штаты улетаю на следующей неделе, – признается Саша. – «Колорадо» выбрали меня на драфте. Ближе к зиме смогу
