— А меня никто не смог бы остановить. После аварии я шесть месяцев провел в клинике и только там осознал, что произошло.
— Я могла бы не связываться с тобой… И с такими, как ты.
Дик морщится.
— Могла бы, не могла бы… Все это самокопание. Смысла в этом никакого.
— А ты предпочел обо всем забыть! — почти кричу я. — Как это тебе удается? Взять — и отмахнуться.
— А у меня есть выбор? Если я не в силах что-то изменить, я должен принять это как неизбежность. Кое-что я сумел изменить. Вылечился. У меня жена и трое детей.
— Поздравляю. Но как у тебя хватило наглости баллотироваться в конгресс?
— Поверишь ты или нет, но я думаю, что смогу принести пользу. Улучшить людям жизнь.
Я прекращаю разговор и вылезаю из машины, Дик — тоже. Понятно, почему он так испугался: понял, что я могу разрушить его планы. Я оборачиваюсь и пристально смотрю на него.
— Я приехала сюда, чтобы вывести тебя из игры. Я могла бы устроить такой грандиозный скандал, что даже деньги твоего папочки тебя бы не спасли!
— Да, могла бы. Но я хочу доказать тебе, что сейчас я стараюсь изо всех сил, чтобы загладить свою вину.
— Ты никогда не загладишь свою вину перед тем, кого нет в живых. И не важно, какую жизнь ты ведешь теперь и кому помогаешь. Эмми не вернуть…
После того как мы расстаемся, я брожу по улицам, прежде чем сесть за руль. Нэшвилл изменился, с тех пор как я была здесь в последний раз. На улицах полно туристов с фотоаппаратами, в каждом квартале — по паре неплохих ресторанов и одному паршивенькому магазину сувениров.
Я разглядываю витрину с музыкальными инструментами. Эмми училась играть на гитаре, мечтала стать звездой… Разглядывая афиши предстоящих концертов в «Оле Опри» (Клинт Блэк, Гарт Брукс, Винс Джил), я думаю: «Как бы это понравилось Эмми!» Она от души смеялась, стоило ей услышать, как кто-то начинал утверждать, что музыка в стиле кантри устарела. Ее пристрастие с детства к гитарным переборам считалось весьма странным для жительницы Нью-Йорка. А теперь звезды национальной величины — Клинт и Гарт. Кто бы мог подумать!
Повинуясь какому-то капризу, я захожу в магазин и беру в руки гитару.
— Славная вещица, — говорит молоденький продавец, подходя ко мне и подтягивая джинсы, которые готовы свалиться с его тощих бедер. — Для вас или для кого-то?
— Просто смотрю. — Я осторожно кладу инструмент на место. Когда Адам и Эмили были маленькими, я надеялась, что они тоже будут играть на гитаре и обожать кантри. Но ни тот ни другая не проявляли ни малейшего интереса к ковбоям с разбитым сердцем.
Эмили оживилась, услышав в моем исполнении несколько тактов из песни «Мои карие глаза станут голубыми»; она вообразила, будто я собираюсь купить ей цветные контактные линзы.
— Я уже несколько лет коплю деньги на нее, — говорит продавец, поглаживая отполированный гриф.
— Это так дорого? — удивляюсь я.
— Нет, не очень. Но все, что мне удается заработать, уходит на плату за обучение.
Я сочувственно смотрю на него. Мне понятно, что это такое. В другом углу магазина двое молоденьких музыкантов рассматривают усилитель, и продавец, извинившись, спешит к ним. Я слышу, как один говорит, что ему предстоит играть в клубе, приятели одобрительно хлопают его по плечу.
— Ты все еще берешь уроки у того классного препода? — спрашивает продавец у одного из юношей.
— Нет, сейчас это мне не по карману, — отвечает тот.
— Э… — сочувственно качает головой продавец. — Но ты все-таки не бросай играть!
Я задумчиво брожу по магазину, пытаясь представить себе, какой стала бы сейчас Эмми. Бросила бы писать песни или нет? Может быть, она играла бы дуэтом с Ребой Макинтайр в «Гранд Оле Опри». Или же работала врачом в клинике для бедных в Коста-Рике, а музыкой занималась бы для собственного удовольствия. Или жила в Рочестере, воспитывая двоих сыновей. И ничего этого никогда не будет, потому что ублюдок Дик Бенедикт лишил ее будущего.
Мысль о Дике снова приводит меня в бешенство, я хватаю гитару и замахиваюсь ею. И вдруг понимаю, какой восторг испытывает Пит Таунсенд из группы «Кто», вдребезги разбивая свой инструмент в финале каждого концерта.
— С вами все в порядке? — устремляется ко мне продавец, На его лице ужас. Еще бы — гитара стоит две тысячи долларов.
Опомнившись, я возвращаю гитару на место.
— Простите. Я вспомнила «Кто».
— Что? — уточняет он.
— «Кто».
— Где?
— Вы что, никогда не слышали о группе «Кто»?
Парень ухмыляется:
— Я просто шучу, мэм. Я вас понял. Обожаю «Кто». Если когда-нибудь у меня будет собственная группа, я назову ее «Как».
— Альтернативная музыка, — смеюсь я. — Для любителей рока, кантри и грамматики.
Продавец снова улыбается:
— Да, поклонников рэпа я не охвачу. У них проблемы с грамматикой.
— Не сдавайтесь. Я надеюсь, вы окончите колледж и однажды создадите свою группу.
— Спасибо.
Из магазина я ухожу с теплым чувством. Какой приятный этот молодой человек. Пешком я добираюсь до парка, нахожу свободную скамью и сажусь. Эта часть парка обычно пустует. Кусты еще совсем голые, но несколько ранних цветов пробились из земли даже на тусклом зимнем солнце. Я откидываюсь на спинку и закрываю глаза. Двадцать лет я питала ненависть к Дику — и какой в этом был толк? Что пожнет тот, кто посеет ярость? Гнев разрушителен, хочется ли тебе разбить гитару или загубить чью-нибудь политическую карьеру.
Я приехала в Нэшвилл, чтобы уничтожить Дика. Но теперь, когда я здесь, я не уверена, что это поможет. Если он сойдет с дистанции, в моей жизни ничто не изменится. Эмми не вернется. Так же, как мальчик из магазина может и не стать музыкантом. Я никогда не прощу Дика, но, наверное, мне будет лучше, если я перестану питать к нему ненависть. Адам и его профессора вряд ли докажут это в своих лабораториях, но негативная энергия лишает человека сил Я устала носить в себе гнев.
Я достаю мобильник и некоторое время бездумно нажимаю кнопки. Но потом звоню Дику в офис и после долгого ожидания наконец слышу его голос.
— Да, Хэлли, — неуверенно говорит он.
— Я в Сентенниал-парке. Мне нужно с тобой встретиться.
Повисает долгая пауза. Когда он отвечает, мне кажется, что уже наступила весна.
— Не волнуйся, это людное место. У меня нет мысли тебя застрелить, — успокаиваю его я.
— Это радует, — отзывается он.
Я объясняю, как меня найти, и Дик неохотно соглашается приехать.
— Скажи мне, что ты хочешь, Хэлли? — задает он вопрос и нервно добавляет: — Тебе нужна компенсация?
— Все, что мне нужно, — это справедливость, — говорю я.
