Первые две карты "любовь" и "жаркая, как огонь". Появившаяся на плотно стиснутых губах улыбка… Все же так хорошо начиналось. Я даже успел подумать, что Ляля понятия не имеет насколько яркий и жаркий этот "огонь", но, сравнив происходящее между мной и Кошкой этим словом, попала в точку. Ведь так и есть. Да блядь, то что мы творили не попадало под определение "заниматься сексом" или "заниматься любовью". Язык не поворачивался назвать сексом вспыхивающее между нами по щелчку. Мы именно горели. Вспыхивали, как порох, и горели. Вместе.
Две карты. За ней третья. И в одну секунду, все вывернулось в какой-то ебучий кошмар, где блядская филофобия получила подтверждение "бесконечным повторением", а последняя, неозвученная карта оказалась понятной уже без слов.
И мне, и Кошке.
Новый шажок.
За ним второй и уже мой навстречу. Треск льда асфальта…
Похуй!
Я выкидываю сигарету. Сгребая в охапку, прижимаю Гелю к себе и рычу, когда она начинает хлюпать носом.
— Кошка, это все пиздеж! Я не верю! И ты не верь! — повторяю раз за разом, убеждая ее, а не себя.
Только выходит настолько хреново и так погано, что Геля не успокаивается, а наоборот, начинает реветь сильнее. И каждый новый ее всхлип рвет меня на клочки, бьёт куда-то в грудину, проламывая ребра, что сам не понимая что творю, хватаю ее на руки и несу к машине. Чтобы усадить на сиденье и увести домой.
Туда, где нет ебучего льда под ногами.
Туда, где все можно и получится исправить.
Главное — найти способ как это сделать.
И я найду. Потому что знаю с чего стоит начинать любые поиски.
Ноутбук на коленях, больше тридцати открытых вкладок в окне браузера, храпящая у стенки Текла и нервно кусающая губы Кошка.
Прочитав очередную статью про гадания на картах Таро, я тру переносицу, радуясь тому, что с легкостью вспомню все прочитанное и могу не выписывать совпадающее или расходящееся в текстах об одном и том же.
— А тут что?
— Все то же самое, Гель. Практически слово в слово.
— Может, еще кофе? Будешь?
— Буду.
— Я сейчас.
Подскочив на ноги, Геля летит на кухню, где щелкает кнопкой включения чайника и открывает воду, чтобы сполоснуть кружку, из которой мы уже выпили литров сто кофе. И пока она наливает новую, я успеваю прочитать ещё одну статью — последнюю из вкладок, которым можно доверять по количеству положительных отзывов и благодарных комментариев новичков.
— Держи, Совунчик.
Протянув мне кружку, пристраивается рядом и снова спрашивает, заглянув в экран ноутбука:
— А тут?
— Та же ботва.
— Это плохо?
— С точки зрения статистики, нет.
— А с другой?
— И с другой тоже нет. Если в двадцати восьми из тридцати случаев пишется одно и тоже, к этому можно прислушаться.
Я делаю глоток и передаю кружку Геле, чтобы она тоже попила и отвлеклась от дерготни. Хотя бы на то, чтобы поплеваться.
— Четыре ложки, да? — спрашиваю, откладывая ноутбук и придвигаясь спиной к стене.
— Пять бабахнула. И сахар закончился. И молоко. И сгущенка, — нервно прыскает и кривится, зачем-то повторяя издевательство над собой. — Буэ-э-э! Вот же дрянь!
— Это вам не “Нескафе”, - ляпаю давно забытый и так вовремя всплывший слоган из рекламы и начинаю ржать, недовольному всхрапыванию Теклы — единственной, кому по барабану карты, их значение и расклады.
Просмеявшись, закрываю глаза на несколько секунд. Тяну к себе и обнимаю хихикающую Кошку. Чтобы посидеть, опустив подбородок на ее плечо, и обдумать прочитанное, а после, когда она успокоится, прижаться губами к макушке и попросить:
— Гель, давай сейчас абстрагируемся и посмотрим на все без нервов?
— Я попробую.
Неуверенный кивок, за которым начинается возня. Кошка в буквальном смысле пытается закутаться в меня — вжимается в грудь спиной, плотнее обнимает себя моими руками, — и после, спрятавшись, снова кивает:
— Я готова.
Готова… а сама, никак не может определиться что ей делать с подрагивающими пальцами: то ли переплести с моими, то ли сцепить в замок или спрятать под мои ладони.
Жду, когда ладошки успокоятся, и медленно озвучиваю все что делала Ляля, проводя параллель каждого ее движения и произнесенного слова с только что прочитанным. И получающаяся картинка — особенно если обезличить себя, участвовавшего в этом гадании, — уже не так плоха или катастрофична, как могло и показалось нам обоим. Она приобрела диаметрально противоположное значение, только там, где я смог посмотреть с другого ракурса, Кошку колотит от одного упоминания о карте Смерти. И это начинает бесить.
Мне приходится взять паузу, чтобы не сорваться на ор, а Геля подуспокоилась и смогла услышать самое главное, каким бы страшным это не показалось — Ляле надо было плясать не от первой, хорошей, карты, а от последней. И не потому что она плохая, а потому что старшая. Все остальные, хоть и были выложены раньше, лишь дополняют и уточняют смысловую нагрузку. Только достучаться до Кошки получается далеко не с первого раза.
— Кошка, блин! Да поверь ты мне! Здесь Смерть нихрена не про смерть!
Я злюсь и не нахожу ничего лучшего, как усадить ее на бедра, развернув к себе лицом.
— Давай ещё раз с самого начала! Я на что гадал?
— На отношения. Наши.
— Правильно! — киваю. — На отношения, а не на что-то другое. Так!?
— Так.
— Уже хорошо. Хоть какой-то прогресс, — выдыхаю и в сотый раз завожу пластинку, наплевав на обезличивание и смягчающие формулировки. — Мне выпала карта Смерти, так?
— Так.
— У нее есть основное значение — изменения, завершение чего-либо, и дополнительные. Так?
— Ну так.
— Не “ну так”, а так! — не выдерживаю я. — Нас интересуют оба. И основное, и дополнительное, которое трактуется исключительно и применительно к заданному вопросу. Так?
— Ну да. Но там же…
— Стоять! — рявкаю, останавливая попытку уехать в дебри. — Я спросил про отношения и услышал бы нифига не про смерть, а о том, что что-то изменится или уже изменилось, — смотрю во все еще не верящие глаза и, скрежетнув зубами, пальцем тычу в ноутбук. — Блядь, Кошкина! Открой и прочитай сама, если не веришь и думаешь, что я тебе вру или мог что-то перепутать и забыть! Это принцип гадания и не я его придумал!
Может, мне все же и не стоило срываться в ор, но результат превзошел ожидания — Кошка в одно мгновение вскинулась и наехала в ответ:
— Думаешь, я не помню, что у тебя память что ли!?
— А ты реально помнишь? — не останавливаясь, завожу ее еще сильнее и ликую, услышав язвительное:
— Прикинь, помню! Я склеротичка что ли!? — выгнув бровь и скрестив руки на груди, она сверлит меня взглядом, требуя ответить, и хмыкает, когда я отрицательно мотаю головой. — И чего тогда орать?
— А чтобы ты меня выслушала.
— Так ты говори.
— А я и скажу!
— Ну так скажи!
— А я что делаю!? — выжидательно смотрю и уже спокойнее продолжаю. — Пляшем от первой карты и ее значения. Так?
— Так!
— Аминь, блядь! — вскинув руки вверх, опускаю одну и начинаю загибать пальцы. — Что мы имеем бонусом к главной карте? Первое — любовь. Так?
— Совунчик, блин! Я тебя по башке тресну, если ты не перестанешь постоянно “такать”!
— Так!? — повторяю и киваю едкому фырканью:
— Нет, блин! У нас все что угодно, но конечно же не любовь!
— С первым разобрались. Второе, — демонстративно загибаю палец, — жаркая, как огонь. У нас же жарко, так?
— Совунчик… — замахнувшись, Кошка снова фыркнула и закатила глаза. — Ты меня задолбать решил, да? Ладно… у нас жарко. О-о-очень жарко!
— И последнее, — загибаю третий палец. — Повторение или бесконечность. Напомнить тебе сколько раз мы вчера “повторяли”?
— Напомнить тебе, что я не склеротичка? — передразнив меня, Геля посмотрела на мои губы и ползущую на них улыбку и улыбнулась сама. — Ну и что тогда все значит?
— А то и значит, что в моей жизни произошли изменения и появилась любовь, с которой у меня будет много, часто и о-о-очень жарко, — не удержавшись, я закатываю глаза и причмокиваю губами, чтобы после этого задумчиво спросить. — Интересно, с кем?
