– Какая жалость.
Что-то в голосе мужа заставляет насторожиться. Неужели любимый имеет к этому какое-то отношение? В мыслях мелькает давний разговор между нами:
…они сделали ставки на меня… Снежная королева… Они спорили, кто будет первым…
– Стэфан?
– Лапочка, извини, у меня важный разговор на линии, – Стэфан обаятельно улыбается, вставая со своего места. – Мы их разнесем, – прикладывая телефон к уху, усмехается муж, направляясь к двери ведущей из гостиной. – Ты же знаешь, Борис, когда сражаешься за правое дело, не только можно, но и нужно играть грязно.
Дверь за мужем закрывается, оставляя меня со своими мыслями один на один.
У меня не осталось никаких сомнений – Стэфан нашел каждого из них, до одного. Стэфан сделал все это ради меня. Так уж у нас повелось с самого начала: он бережет мой покой, а я его.
Будто тянет невидимой силой и я, поднявшись, иду в детскую комнату сыночка. Сколько всего мы пережили со Стэфаном! И не сосчитать. Мои родители, ревность, недоверие, преждевременные роды… Вера.
Вера. Кто бы мог подумать, что женщина с таким говорящим именем – ВЕРА, женщина, которую я знала всю свою сознательную жизнь, пойдет на такое страшное преступление? Страшно даже представить, что она могла навредить моему малышу! Словно поняв, какое страшное совершила преступление, за несколько дней до ареста женщина скончалась от обширного инфаркта. Ушла от отвесности, а, судя по всему, от совести и от человечности она ушла уже очень давно.
Если бы не ее личный дневник, в котором она изливала душу, возможно, мы бы никогда и не узнали, какие демоны грызли ее изнутри. Только больному человеку могло прийти в голову, что можно «все исправить», убив ничем не повинного младенца.
Перенести с моей мамы на меня то самое черное пятно, которое не давало ей жить все эти годы из-за отвратительного в своей жестокости поступка ее брата. Как она писала на страницах своего дневника – только в ее силах исправить «ошибку». Что было в ее голове, когда представляла меня на месте моей мамы, одному Богу известно. Больной разум все перевернул, исказил.
Удивительно, но именно отец каким-то шестым чувством осознал, что к этому причастна Вера. Возможно, его подтолкнуло к этой мысли лекарство для диабетиков, оставленное так небрежной женщиной в доме родителей. То самое, которое она подсыпала мне раз за разом в еду, вызывая приступы мигрени. Для приступа мигрени, как оказалось, всего-то нужно сочетание двух или более триггеров. Пресловутые глутамат калия, авторизированные дрожжи, гидролизованный белок и казеинат натрия – именно они и явились триггерами моей мигрени и осложнения беременности. Да, еще не стоит забывать большого количества тирамина, который сыпала мне в чай Вера. Он оказывал стимулирующее действие на мою ослабленную нервную систему.
Прячу эти страшные воспоминания в самый дальний уголок души. Пусть они будут там, далеко… похороненные за плинтусом.
Родители. Простили ли мы их со Стэфаном? Простить, значит, оправдать ту жестокость, что они сотворили с нами, а значит, предать себя. Не знаю… Но МЫ действительно выпустили боль. Сами собой пришли к ответу, почему все так сложилось. Потому, что иначе не умели, не знали, потому, что сами был недолюблены, потому что их так воспитывали. Мама с папой дали то, что могли.
И я точно уверена в одном: мы со Стэфаном их ПРИНЯЛИ такими, какие они есть. Рождение Руслана будто всех нас встряхнуло, заставило повернуться Землю вокруг оси. Я словно повзрослела, научилась не только слушать слова, но и видеть поступки. Я поняла, что счастье – это не когда все идеально. Счастье – это когда ты живёшь и знаешь, что ты нужен. Счастье – когда рядом любимый человек, который тебя любит, и всегда готов поддержать в трудную минуту, и быть с тобой всегда рядом. Да, все не так просто, а порой и трудно, но это жизнь.
Прошло всего три года, а моя жизнь с того времени так круто поменялась. Работа в крупной фирме, учеба – любимая, но прошлая жизнь. Сейчас все моё время занято сладкими пятками, которые носятся по дому со скоростью ракеты. Хоть и прошло уже три года, до сих пор помню в мельчайших подробностях, как привезли сыночка в стеклянном ящике на колесиках. Спит мой зайчонок…Смотрю на него – копия папы! Так обидно стало! Ну, не капельки моего, ничего. И одна только мысль в голове, при взгляде на это крохотное чудо: только не плачь, только не плачь…
А потом я лежала одна в палате и не знала, что с ним делать. Дня два я к малышу привыкала. Боялась поменять пеленку, звала медсестру, она мне показывала, но сама я еще долго боялась притронуться к своему ангелочку. Как-то медсестра мне сказала, на третий, наверно, день не хочу ли, чтобы она отвезла его в общий бокс, чтобы я могла поспать. В тот момент я держала Руслана на руках, кормила. Я на него посмотрела, а сынок на меня в ответ такими жалобными грустными глазками…
И сердце аж несколько раз перевернулось. Мне тогда показалось, что он будто говорит мне: нет, не отдавай меня! Третий день ребенку, у многих еще фокуса нет, глаза в разные стороны, а мой уже с эмоциями. Ну, или мне так казалось….
Если бы ты только знал, малыш, как я тебя люблю! Я бы отдала все, что у меня есть, чтобы ты был счастлив. Я помню, как ты впервые засмеялся. Как ты впервые пошел. Я помню все.
Беру с детского комода большую деревянную фоторамку на несколько фото.
Вот сыночек со мной играет, а здесь с папой смеется, тут на лугу за цветами мы идем всей семьей. И в роще поет он, и в речке купается…
Как я люблю его. Счастье мое! С материнской годностью смотрю на фото Руслана. Черноволосый, зеленоглазый… Какой же у меня красивый мальчик! И на меня со временем стал чем-то похож.
Улыбаюсь своим мыслям – дети такие трансформеры! Поставив рамочку обратно на место, подхожу к кровати поправить покрывало, взбить подушки. Громко охаю, когда, прибирая кровать сына, под подушкой обнаруживаю целую горсть цветных шуршащих фантиков от конфет и даже… огрызок от яблока!
– Стэфан! – зову мужа. Пусть полюбуется на проделки СВОЕГО сына! Ругаюсь, как только Стэфан преступает порог детской комнаты: – Ты только посмотри, что здесь творится?!
С совершенно невозмутимым лицом муж сгребает в широкую ладонь все это безобразие. Судя по его лицу, Стэфан сейчас включит режим адвоката Дицони-младшего.
– Кать, я и не могу понять, что ты все лезешь с этим порядком именно в детскую комнату? – муж хмурит густые темные брови, прежде чем продолжить. – Если оттуда не воняет чем-то дохлым, зачем трогать? Пацан растет, развивается.
Закатываю глаза. Дай бог мне терпения!
– Я вчера вытащила из-под его кровати…
– Лапочка, не нервничай, – горячая ладонь в успокаивающем жесте ложится на мой округлый живот, – тебе нельзя.
Поднимаю бровь с намеком, будто говоря этим жестом: да неужели?
– Давай, сделаем так, заключим маа-аленькую сделку, я займусь Русланом и…
– Нет, Стэфан! – перебиваю мужа, щуря глаза, как разорённая кошка, упираюсь указательным пальцев в широкую грудь. – Больше никаких сделок. Ты – жулик!
– Что? – почти искренне возмущается муж. – Почему это?
– Мы договорились на второго малыша – девочку! – кладу ладонь поверх руки Стэфана, под которой во всю без устали бабарабнят крохотные ножки. Передразниваю тон, так похожий на своего брутального здоровяка-мужа: – Лапочка, нам нужна дочка! Как же без дочки? Бла-бла-бла! И к чему это привело? М?
– К чему? – обаятельно улыбается этот наглый, бессовестный, невозможный…
– Ты сделал мне двойню! – складываю руки под грудью. Этот жест еще больше подчеркивает мое интересное положение. – МАЛЬЧИКОВ! Это не честно, Стэфан!
– Ну, дорогая от меня это не зависит, – разводит руками подозрительно довольный собой муж. – Но, согласись, я фортовый?
Открываю рот, чтобы ответить, но не успеваю. Дверь в прихожую отворяется. Детский голосок звенит на все помещение:
– Бабуля писла! – радуется сынок и мое сердце тут же тает. Мой зайчонок! – Это тебе, бабуля!
