Он взял ее руки и сжал в своих костлявых ладонях.
— Сера, ты — прелесть!
— Не я. Вот кто… — Ее взгляд вознесся над его плечом к Холту. Тот стоял в ленивой позе, прислонившись к машине, и с интересом наблюдал за разворачивающейся на его глазах сценой.
Райан выпустил ее руки и обернулся.
— Спасибо, приятель! — поблагодарил он с теплотой и волнением в голосе. — А то я уж приготовился жить на другом конце улицы. Приучал себя к мысли, что буду постоянно видеть перед собой нечто вроде картины Лоури.
Представляешь, да? Дохлые, как палки, мужчины, идущие на завод и обратно, маленькие грузовички, маленькие домики — наподобие спичечных коробков…
— Слишком много болтаешь. — Кирсти положила ладонь ему на руку. — Тебе нужно отдохнуть, набраться сил.
— И отрастить волосы. — Райан поморщился, глядя на Серену. — Как тебе нравится мой новый имидж каторжника, Сера? Меня заверили, что они отрастут, но пока никаких признаков.
Вид у него, действительно, был ужасный. Серена почувствовала, как защипало в глазах. На обоженной стороне его головы пучки волос перемежались лысыми пятнами; остальная часть была коротко острижена, почти под ежик.
— Ты выглядишь нормально, — тихо сказала она. — Входи в дом.
— Я попросил, чтобы мне сделали трансплантацию головы, — сострил Райан. — Но они, похоже, это не практикуют.
Серена взяла его за руку и повела в фургон. Кирсти с девочкой и Холт задержались на несколько минут на улице.
— Как ты себя чувствуешь? — серьезно спросила она.
— Вполне. — Он поджал губы. — На полгодика хватит.
— Райан… не…
— Ничего не изменилось, Сера.
В его глазах застыла безнадежность.
Девушка смахнула слезы.
— Эй, не плачь. — Он улыбнулся. — Я того не стою. Подрывник — да и только. Натворил вам тут делов, да?
— Какие у тебя планы, любовь моя?
— Перво-наперво женюсь на Кирсти, — тихо ответил он, уже без тени усмешки. — Для меня сейчас это самое главное.
— А потом?
— Потом мы вернемся в Австралию, Сера. Кирсти лучше быть там, когда произойдет неизбежное. По крайней мере, рядом ее сестра…
Серена плотно сжала губы и, призвав на помощь все свое самообладание, промолвила:
— Я буду скучать по тебе.
— Я тоже, Сера.
До них донеслись голоса Кирсти и Холта, приблизившихся к фургону.
— Сера, — быстро проговорил Райан, — помнишь, что я тебе говорил? О фигуре в капюшоне?
Она выставила вперед ладонь.
— Я не буду ничего предпринимать, Райан. Отца ведь все равно не вернешь, верно?
Он тряхнул головой.
— Я как раз это и хотел сказать. Может, лучше предать все забвению?
— Абсолютно с тобой согласна.
Он вздохнул с видимым облегчением.
— Незачем копаться в том, что мы никогда не сможем понять. Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Ты прав, — улыбнулась девушка.
Однако в душе она знала, что странные обстоятельства гибели отца всегда будут тревожить ее покой.
— Значит, ты согласна не тянуть со свадьбой до июня?
Серена чуть откинула назад голову и остановила серьезный взгляд на дорогом ей лице.
— До июня месяц. Зачем без толку терять целых четыре недели?
— Даже не верится!..
Холт тихо засмеялся и коснулся губами ее лба.
— Правда, нам еще предстоит сообщить Мари… и Вив о том, что через неделю у нас свадьба.
— Лишняя суматоха нам ни к чему, верно, любимая? Ты ведь знаешь, какая Вив… ей непременно сразу же потребуется новый наряд, новая шляпка. А это наш день.
— Значит, вообще никому не будем говорить? — спросила Серена. — Тем более что выряжаться, как рождественский пирог, я не собираюсь. Это будет самая обычная, скромная церемония в исполнении регистратора райвлинской ратуши.
— Ты точно решила отказаться от белого платья?
— В белом я похожа на чудовище. И потом, если помнишь, я же выхожу замуж во второй раз.
— А на первой свадьбе ты была в белом? — Он крепче обнял ее за талию, и они вместе направились по коридору к двери «скверного дома».
— Нет. В костюме из хлопчатобумажной ткани. Мы поженились весной, а в Австралии в это время довольно жарко и дождливо.
Они остановились у выхода.
— Я буду скучать по тебе, — сказала Серена.
— Мы расстаемся всего на четыре дня.
От улыбки в уголках его глаз собрались морщинки.
— Опять едешь в Ирландию. Для меня разлука всегда тянется дольше, когда ты отправляешься за море.
— Я позвоню. — Его голос зазвучал хрипло. — Мне будет ужасно тебя не хватать.
— Я уже вновь окунулась в водоворот дел на заводе. Буду занимать себя работой, и время пролетит быстро.
— Занимай. — Он привлек девушку к себе и приник к ее губам в долгом страстном поцелуе, а, когда наконец отстранился, пробормотал: — Я, наверно, эгоист, но мне не хотелось бы никому говорить о нашей свадьбе.
Серена сладостно поежилась под его пожирающим взглядом.
— У меня тоже такое желание. Мне все время кажется, что, если мы скажем кому-нибудь, произойдет нечто такое, от чего я перестану быть счастливой.
— Безумная мысль. — Он рассмеялся, но как-то неестественно, и добавил смущенно: — Правда, у меня такое же чувство.
— Тогда давай не будем никому говорить, — поспешила предложить девушка.
— А разве так можно?
— Ну… будем молчать, пока кто-нибудь сам не заведет об этом разговор, а?
— Например, Вив, — съязвил Холт.
Серена кивнула.
— Вив в последнее время действительно какая-то странная. Может быть, она чувствует себя ущемленной, отвергнутой, страдает от недостатка твоего внимания, поскольку я все время здесь с тобой.
— Может быть. Но ей придется к этому привыкнуть.
— Ты опаздываешь, — ласково предупредила девушка. — Посмотри, который час. Ты ведь хотел выехать на рассвете?
— Шесть часов — это и есть рассвет.
Он скорчил ей рожицу.
— Будь осторожен, Холт.
— И ты тоже, любовь моя.
Он открыл дверь, вышел в окутанный туманом сад и направился к своей машине. Прежде чем сесть за руль, Холт обернулся и помахал ей рукой.
Из окна спальни своего дома Вив наблюдала за улицей. Ровно в восемь минут седьмого мимо проехал Холт, направляясь к центральной дороге, которая, как она знала, доставит его на старую грузовую станцию Райвлина. Она загадочно улыбнулась про себя. Холт уехал на четыре дня. В эти выходные он сообщил ей о своей поездке в Ирландию.
Значит, девчонка в полном ее распоряжении. А ей нужно сказать кое-что этой даме!
Вивиан тщательно оделась, выбрав светло-серый шерстяной костюм: холодные цвета, ей к лицу. Выложив на кровать свой любимый — лиловый — плащ, она спустилась на кухню и, сварив овсянку, села завтракать. Она ела кашу медленно, вновь и вновь перебирая в голове все, что собиралась сказать Серене.
