– Мне кажется, если подобрать такое блюдо, которое связано с приятными воспоминаниями, с тем временем, когда человек был счастлив, это может ему помочь. Помочь снова стать счастливым, стать собой. И тогда можно все изменить. Скажем, вот когда я тебе понравился?
Я заикаюсь, пытаясь найти какой-нибудь ответ, кроме «сразу, как только тебя увидела». Неужели это настолько очевидно?
Бен отвечает за меня:
– Когда я приготовил для тебя имбирное печенье. Именно тогда ты решила со мной подружиться.
– Точно! Именно. Имбирное печенье.
Он смотрит на меня так, словно хочет сказать больше. Или, может быть, хочет, чтобы я сказала больше. Но я не знаю, что именно, и он снова отворачивается.
– Мне нравится использовать то, в чем я хорош, чтобы помогать другим людям. Даже если это нечто настолько глупое, как готовка.
– Это не глупо. Ты знаешь, что ты любишь, и ты в этом хорош. Хотелось бы мне, чтобы у меня было нечто подобное.
Момент излишней откровенности между нами затягивается, и то самое ощущение, как от сведенной мышцы, снова заставляет сердце ныть. Я прочищаю горло.
– К тому же, если ты и дальше будешь делать свое печенье, то мне не важно, волшебное оно или нет.
Печенье балансирует в длинных пальцах Бена. Его безымянный палец согнут под странным углом. Как и нос, он наверняка был когда-то сломан.
– Если бы ты была едой, то – имбирным печеньем. Достаточно специй, чтобы жить было интересно, но достаточно и сладости – для гармонии.
– Я не сладкая и не милая, – смеюсь.
– Ты отдала свои чаевые Кенди.
Запихиваю свой ботинок под уголок драного покрытия. Мне не хочется говорить о ней, поэтому я меняю тему:
– А чем бы ты был сам, если бы был едой? Нет, даже не так! Что ты бы выбрал для себя, используя свое шестое чувство?
Он кладет руку на край шезлонга, держа ее ладонью вверх, как будто приглашает. Так легко было бы скользнуть своей ладонью в нее. Я чуть было не сделала этого, но… это якорь. А на якорь мне становиться нельзя.
– Такого блюда я пока не нашел. – Бен выпрямляет длинные пальцы, раскрывая ладонь еще шире. – Мне здесь нравится. Я снимаю комнату почти даром, а то, что зарабатываю, могу откладывать. К тому же в маленьких городах так уютно. Здесь все как будто уже знакомо. Можно влиться в повседневную жизнь других людей, стать ее частью. Я останусь тут, пока не накоплю денег на кулинарную школу.
– А я уберусь отсюда, как только смогу, – выпаливаю я.
Его пальцы сжимаются.
– Почему?
– Почему бы и нет? Тут меня ничего не ждет.
– Но… это же твой дом.
– Я живу в квартире маминого любовника. Тут нет ничего моего. Я все здесь ненавижу. Вот окончу школу и сразу уеду.
– Куда?
– Не знаю. Не важно. Сяду в автобус и поеду, куда глаза глядят. Пока дальше уже ехать будет некуда. Пока не найду место, где почувствую себя дома.
Бен долго молчит.
– А как же ты поймешь, что чувствуешь себя дома?
Вопрос повисает в воздухе, будто облачко пара. У меня нет ответа.
* * *
Бен высовывает голову из раздаточного окошка.
– Как вафли?
Кенди едва удостаивает его взглядом.
– Отлично. Спасибо.
Бен с потерянным видом смотрит на ее нетронутую тарелку. Вафли были хрустящими снаружи, воздушными внутри, с начинкой из Nutella и порезанной клубникой сверху. Моих уже и след простыл.
– Они фантастические, – вступаюсь я, но он исчезает, бормоча что-то под нос.
До Рождества остается всего три дня. В закусочной народу много как никогда. Местные теперь приходят так часто, как только могут. Да еще и с автострады кто-нибудь постоянно заезжает. В праздничный сезон путешественников особенно привлекает наше название. И впервые за все время, что я тут работаю, я не считаю их отчаянными оптимистами – «Кристмас Кафе», осмелюсь сказать, стоит того, чтобы в нем перекусить.
Бен выдает праздничные блюда одно за другим. Каждую смену он готовит для Кенди что-то новое. Но ее неизбежно выворачивает наизнанку, или она просто отказывается, равнодушно, словно зомби. И с каждым разом Бен выглядит все более расстроенным.
Хватаю тарелку Кенди и поворачиваюсь к кухне, по дороге привычно бросая взгляд на своего эльфа над дверью. Но теперь вместо ножа он держит крошечную склянку с нарисованным черепом и скрещенными костями.
Я хихикаю так громко, что Кенди подпрыгивает. Ее даже бьет дрожь.
– Прости! – говорю я, но она уже бежит прямиком в туалет.
Бен, склонившись над стойкой, яростно вычеркивает пункты из списка.
– Бенедикт! Это ты трогал моего эльфа?
Он рассеянно поднимает взгляд, а затем трясет головой, будто пытаясь вытряхнуть что-то из уха. Весело прищурившись, Бен убирает волосы со лба. Дурацкий поварской колпак лежит на стойке рядом с бумагой и ручкой.
– Мое полное имя – не Бенедикт. А насчет эльфа – да, это я. Решил, что немного глупостей не помешает.
Я снова смеюсь.
– Кроме меня, его никто даже не замечает.
– Я все замечаю.
Бен задерживается взглядом на моем лице – и тут же краснеет, откашливаясь и вертя ручку в пальцах.
– Это рождественское меню никуда не годится. Ума не приложу, что делать.
Я слегка толкаю его плечом.
– Ты всегда знаешь, что делать.
Глубокая складка появляется у него между бровей.
– Я тоже так думал, но ничего не выходит.
– Все отлично выходит! Люди никогда еще не были так счастливы, заходя к нам на обед. Похоже, они и правда наслаждаются жизнью в Кристмасе.
Он снова смотрит на свой листок.
– В отличие от тебя.
Я зависаю, не зная, обнять его или отстраниться. Мне нельзя привязываться к этому месту или к кому-нибудь из тех, кто здесь живет. У меня должна быть возможность уехать.
– А еще Кенди… – Бен роняет ручку. – Я не приготовил ни одного блюда, которое бы ей понравилось.
– Ну, просто ее тошнит все время. Выворачивает наизнанку, все дела.
– Я должен помочь. Что ей может понравиться?
– Не знаю. Раньше она была моей подругой, но потом это закончилось. Он вообще перестала быть кем-либо. – Прямо как моя мама. Они обе перестали быть теми, кем мне хотелось бы их видеть. – Так что не переживай. Она не позволит тебе ничего сделать. Никто не может ей помочь.
Карие глаза Бена смотрят так нежно и в то же время пронизывающе, словно он видит меня насквозь.
– Но кто-то же должен.
Санта произносит «хо-хо-хо», приветствуя нового посетителя. Нахмурившись, я иду к двери. Скомкав список, Бен бросает его в мусорное ведро.
